Она выглядела невозмутимой. Видимо, повидала на своем веку и не такое.

Я сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями.

— Да, — произнесла ровным голосом, хотя изнутри меня всю трясло.

Следом за мной отрывисто и уверенно свое «да» произнес Максим, будто ставил подпись под деловым контрактом.

Настала очередь колец.

Супруг без колебаний надел мне платиновый ободок на палец. Его прикосновения были расчетливо-отточенными. Ни грамма теплоты.

Надевая ему кольцо, я отметила его крепкие пальцы.

Где-то в глубине души затеплилась надежда, что под броней Воронцова скрывается нечто более человечное, чем он позволяет видеть окружающим.

— Вы можете поцеловать невесту, — произнесла регистратор с дежурной улыбкой.

Осторожно подняв взгляд на Максима, я встретилась с его непроницаемыми глазами. Он без промедлений склонился ко мне, и наши губы соприкоснулись в сухом, почти механическом поцелуе. И все же что-то екнуло в груди. Короткий разряд пробежал по нервам.

Нас окружали аплодисменты.

Я повернулась к гостям, пытаясь сохранить непринужденность. Максим держался безупречно, как всегда, непробиваемо сдержанно.

Вот и всё. Мы стали мужем и женой. По расчету.

Празднование пошло по накатанной колее.

Торжественные тосты сменялись поздравлениями. Шампанское лилось рекой. Гости веселились от души. Одни пустились в пляс под звуки музыки, разливавшейся по саду, другие уже клевали носом от выпитого. Пожилые родственники предались воспоминаниям. Весельчаки сыпали избитыми шутками.

Несмотря на всеобщее оживление, я физически ощущала растущую пропасть между мной и Максимом. Он оставался безупречно вежливым и галантным, принимал поздравления с отточенной улыбкой. Но вот в глазах не было и проблеска настоящей радости.

Потому я тоже механически кивала и улыбалась, погруженная в свои мысли.

Праздник растянулся до позднего вечера.

Глубокой ночью, простившись с гостями, мы с Воронцовым разошлись по домам.

Придя к себе, не переодеваясь, принялась ждать его появления. Хотелось поскорее закончить этот день, поставить финальную точку.

Время шло.

Максим не появлялся.

Уличные огни начали гаснуть один за другим.

Сад погружался в ночную тишину.

Пришлось признать очевидное — он не придет.

Не выдержав, я отправилась на поиски. Решила начать с гостевого домика.

Музыка давно стихла, и к моему облегчению, по пути не встретилось ни души.

«Нам нужно до утра обсудить формальную сторону брака», — убеждала я себя на ходу. — «Ничего личного».

Поднявшись на крыльцо домика, негромко постучала, опасаясь разбудить домочадцев.

Тишина.

Постучала еще раз.

Безрезультатно.

Обойдя дом, я заглянула в окно и...

Взбежав на крыльцо, рванула на себя тяжелую дверь.

Картина, открывшаяся моим глазам, заставила меня застыть на пороге.

Максим, в небрежно расстёгнутой рубашке с обнажённым рельефным торсом, полулежал на кровати. Его безупречный пиджак валялся на полу. А сверху, оседлав его бёдра, восседала Светка в вызывающе коротком платье.

Они самозабвенно целовались, не замечая моего появления.

Ярость накатила волной, отдаваясь пульсацией в висках.

Внутри всё заклокотало.

— Я вам не помешаю? — мой голос прозвучал пугающе спокойно, даже для меня.

— Васька?! — Светка подпрыгнула на Максиме, как на батуте. Её глаза лихорадочно блестели. — Мы тут... это...

Слова застряли у неё в горле.

Я скрестила руки на груди, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

— Прекрасно вижу, чем вы тут занимаетесь.

Максим попытался подняться, но Светка, хлеще пиявки, вцепилась в него мертвой хваткой.

— Василиса, выслушай меня, — его голос звучал привычно сдержанно, будто мы обсуждали очередной деловой контракт. — Это не то, чем кажется.

— Неужели? — я изогнула бровь. — Дай угадаю. Ты устроил репетицию первой брачной ночи?

— Мы случайно упали, — выпалила Светка, наконец освобождая Максима от своих удушающих объятий.

— Разумеется. Одежда, полагаю, сама распахнулась? От удара, видимо?

Воронцов встал, методично застегивая рубашку и поднимая пиджак.

Его движения были такими же выверенными, как и весь день до этого.

— Василиса, ты должна меня выслушать.

— Я тебе ничего не должна.

Развернувшись, выбежала из домика.

Предательские слезы жгли глаза, но я не позволила им пролиться. Я пронеслась через двор, пока не заметила заросли крапивы.

И тут меня осенило.

Через пять минут я уже стояла у крыльца с увесистым пучком жгучей крапивы, ожидая появления новоиспеченного мужа.

Максим не заставил себя долго ждать.

Он вышел из дома, а в его руку намертво вцепилась Света.

— Милый, — проворковала она, хлопая ресницами, как оглушенная рыба. — Давай откровенно поговорим с Василисой? Мы любим друг друга, ей придется это принять.

Я вскинула бровь, глядя на парочку.

— Ого! Так у вас любовь? — переспросила я. — Как это мило. Вот вам мой подарок!

Размахнувшись, я хлестнула Максима крапивой по лицу.

Он не отшатнулся и не дрогнул. Только мышца на его челюсти напряглась.

На его щеке мгновенно проступили розовые полосы.

— Василиса, ты с ума сошла?! — взвизгнула Светка, и её загребущие ручонки потянулись к лицу Воронцова.

Он брезгливо отстранился, не позволяя ей прикоснуться к себе.

Это его движение принесло мне какое-то извращенное удовольствие.

— Ошибаешься, дорогая подруженька, — растянула губы в ядовитой улыбке. — Я как раз в своем уме, а что творится в твоей голове — весьма интересно.

Наши громкие голоса привлекли внимание.

Отовсюду начали стекаться люди. Припозднившиеся гости и любопытные соседи спешили на представление.

В конце концов, что еще делать в деревне долгими летними вечерами?

— Василиса! Светлана! — прогремел голос отца, разрезая гомон толпы. — Почему вы кричите? Чего опять не поделили?

— Всё в порядке, пап, — обернулась я. — Иди отдыхать. Мы сами разберемся.

— Олег Степанович! — Светка метнулась к отцу. — Ваша дочь обманывает вас! Без вас нам никак! Она украла моего жениха и насильно женила на себе!

Отец побагровел. Его взгляд метнулся к красным полосам на лице зятя.

— Ты изменил моей дочери с этой вертихвосткой? — взревел он. — Вон отсюда! Немедленно!

Максим попытался что-то сказать, но отец не дал ему и слова вставить.

— Я запрещаю тебе с ней разговаривать! Убирайся! Чтоб духу твоего здесь не было!

Максим посмотрел на меня, в его глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление:

— Василиса, пойдем со мной. Поговорим спокойно, я тебе все объясню.

Я было шагнула к нему, но Светка оказалась проворнее.

Извиваясь ужом, она повисла на его руке:

— Любимый, я пойду с тобой хоть на край света. Только позови!

Её приторный голос отрезвил меня.

Я отвернулась, чувствуя, как рушатся последние иллюзии.

О чем я только думала?

После увиденного я не хотела ни о чем говорить с Воронцовым, ни видеть его, ни думать о нем.

Он постоял еще мгновение, потом развернулся и ушел.

Вскоре раздался рев мотора.

Он уехал.

Толпа загудела, как растревоженный улей. До меня начали доноситься обрывки шепотков:

— Бедняжка... Муж изменил в день свадьбы... Какой позор!.. Я говорила, что этот столичный хлыщ до добра не доведет...

Слова сплетниц жалили больнее крапивы.

Я стояла, опустив голову, чувствуя, как пылают щеки от стыда и унижения.

И на меня снова снизошло озарение.

Мне нечего стыдиться!

Воронцов повел себя как последний подлец, пусть он и краснеет.

Я выпрямилась и обвела взглядом собравшихся:

— Всем лучше разойтись! — произнесла твердо. — Вам здесь делать больше нечего. Первым поездом я уезжаю в Москву!

Толпа вновь загудела.

— Зачем? — прозвучал чей-то голос.

— Чтобы как следует попрощаться с блудным мужем.