Протоколы этого заседания не сохранились, однако результаты разбирательства по делу о якобы незаконном содержание Ласалля под стражей я обнаружила в ходатайстве, которое задним числом приложил к делу Митчелл Коэн, прокурор округа Кэмден: отрицая тот факт, что на открытом судебном заседании в апреле 1951 года признал себя виновным в похищении и насильственном удержании Салли, Ласалль тем самым дал ложное показание под присягой.
Председательствовал на процессе окружной судья Ричард Хьюз, будущий губернатор штата Нью-Джерси и председатель Верховного суда. Лжесвидетельство Ласалля привело его в ярость{205}. Хьюз заявил: «Я сомневаюсь, что вы досидите до конца первого срока, но если и так, я выношу еще один приговор. Подав без малейших на то оснований прошение о выяснении правомерности вашего содержания под стражей, вы тем самым попытались ввести суд в заблуждение и воспрепятствовать надлежащему отправлению правосудия». Хьюз назначил Ласаллю дополнительные 30 дней срока заключения в тюрьме округа Мерсер.
Негодование, которое поступок Ласалля вызвал у судьи Хьюза, усугублял тот факт, что в последнее время заключенные все чаще стали выступать в роли собственных адвокатов, причем врали без зазрения совести. «Суд всегда готов внимательно рассмотреть случаи правопоражения, — писал Хьюз, — однако заключенные злоупотребляют этой привилегией, подавая заявления под присягой, в которых содержатся ложные сведения. Это необходимо прекратить».
Обвинение в неуважении к суду не отбило у Ласалля охоты к апелляциям. В 1952–1955 годах он подал целый ряд заявлений и частных ходатайств{206}. Эти документы — не только единственное сохранившееся свидетельство того, что было у него на уме во время и после похищения Салли, но и примечательный образец сознательного обмана, фальшивой истории. От власти, которую он имел над Салли, от умения заставить других поверить в свою ложь не осталось и следа после того, как в марте 1950‑го Ласалля арестовали. Однако он продолжал врать — быть может, от отчаяния.
В апелляционных жалобах Ласалль игнорирует тот факт, что Салли — не его дочь и никогда не была ею. Он упорно называет ее «Флоренс Хорнер Ласалль, внебрачная дочь»: видимо, Ласалль читал кое о каких судебных прецедентах и был уверен, что «отца не могут обвинить в похищении [sic!] собственного ребенка».
Он плетет неуклюжие небылицы: дескать, в январе 1948 года жил в Кэмдене, но «не с семьей», и «поступал так, как считал правильным, то есть давал достаточные суммы денег бывшей гражданской жене на содержание и заботу о дочери», а завидев Салли «за полночь одну на улице, давал ей денег и велел идти домой». Ласалль умолчал о том, что 15 января 1948 года его условно-досрочно освободили из тюрьмы, где он отбывал срок по обвинению в изнасилованиях, а заодно и о том, что знать не знал Эллу Хорнер и уж тем более никогда не состоял с ней в гражданском браке. И совершенно точно не встречал Салли ночью одну на улице, не давал ей денег и не отправлял домой.
Родной дочери, Маделин, Ласалль признавался, как в апелляционных жалобах, так и лично, что действительно похитил Салли, чтобы спасти ту от матери, которая «вечно шлялась по мужикам или валялась с ними дома в койке», а заодно и приводил слова
Салли, которая ему якобы признавалась: «Матери совершенно наплевать, что из меня получится. Она меня вообще ненавидит, одежду никогда не покупает, не заботится [sic!], и ее никогда нет дома».
Такие вот сказки о любящем отце Ласалль рассказывал Маделин, дочери, которая выросла без него: он описывал, как ездил в Филадельфию «повидать другую дочь от законной жены, с которой он на тот момент уже расстался, но никого не было дома». (Дороти Дейр, разумеется, подала на развод еще в 1943 году, после того как Ласалля арестовали по обвинению в изнасилованиях.)
Ласалль снова и снова заявлял: у него имеется «неопровержимое доказательство» того, что Салли его дочь, но, конечно же, так никогда его и не предоставил. Он даже укорял газетчиков за то, что они напечатали имя Салли после того, как ее освободили в Сан-Хосе, — дескать, «незаконно разглашать имя ребенка». Говорил, что сразу признал вину лишь потому, что опасался «МЕСТИ ТОЛПЫ» (именно так, большими буквами), и потому, что прокурор Коэн «внушил подсудимому, что брать адвоката нет смысла, поскольку никакой адвокат ничем ему не поможет».
К апелляциям Ласалля прилагаются письменные показания под присягой, подкрепляющие его утверждения, что он любящий отец. Если документы настоящие, можно с уверенностью утверждать, что соседи Ласалля и Салли при желании не раз могли бы разглядеть чудовищную правду, скрывавшуюся за видимостью нежной привязанности отца и дочери. Если же документы фальшивые, тем грязнее и страшнее правда о неволе, в которой жила Салли: она оказалась во власти человека, который так отчаянно стремился казаться достойным и прикрыть бездну своих преступлений, что врал даже самому себе.
Большинство показаний соседей Салли Хорнер и Фрэнка Ласалля в Далласе я почерпнула из заявлений, приложенных к записке, которую в 1954 году представили в апелляционный суд. Прочитав копию показаний, которые его мать, Нелроуз Пфейл, якобы дала по делу Салли, Том Пфейл заявил, что она бы такого в жизни не сказала{207}. «Моя мать совершенно точно не говорила. Такими словами, такими фразами», — рассказывал мне Том. Насторожило его и обилие орфографических ошибок: «Мать писала очень грамотно, — пояснил он. — Сразу после колледжа она поработала секретарем у трех адвокатов. В законах она, может, и не разбиралась, но выражалась всегда предельно ясно».
Высмеял Том Пфейл и приписанное его матери утверждение{208}, что Салли якобы «просиживала у них дни напролет». Во-первых, Пфейлов и дома-то не бывало. Помимо трейлерного парка, Чарльз и Нелроуз владели складом пиломатериалов и управляли им. Всю неделю каждый день работали по 16-18 часов, сыновья с подросткового возраста тоже начинали работать на складе, и хорошо, если раз в неделю им удавалось урвать полдня и отдохнуть. Закончив школу, Том поступил на службу в морскую пехоту, попал в учебный лагерь новобранцев и, по его словам, подумал: «Ха, такое я уже проходил».
«Моя мать была очень сильной женщиной, — говорил Том. — Роста невысокого, от силы пять футов и один дюйм[17] но могла запаять водопроводную трубу. Если вода замерзала или трубу прорывало, Нелроуз ее чинила. Нет, она не была скупой или жесткой, но управлять трейлерным парком — не то же самое, что свадебным салоном». Она была настолько трудолюбива, что работала на складе пиломатериалов почти каждый день и перестала лишь за четыре месяца до смерти (Нелроуз умерла в 2001 году в возрасте 84 лет). В трейлерном парке у них с Чарльзом было железное правило: не водить дружбу с постояльцами. «Она собирала плату за проживание, и все, — пояснял Том. — Они так решили, наученные горьким опытом. Пару раз я заводил дружбу с постояльцами, чего не должен был делать, и те обдирали моих родителей как липку. Стоит сойтись с такими людьми поближе, и начинается: "Ой, на этой неделе я не смогу заплатить"». Так что в итоге Пфейлы решили свести к минимуму общение с жителями трейлерного парка. «Салли просто не могла бывать у нас по нескольку раз на дню», — подчеркнул Том.
Впрочем, его воспоминания не расходятся с показаниями, которые, предположительно, дала в суде его мать: Ласалль баловал Салли. «Она ничего не выпрашивала, не каталась по земле, колотя руками и ногами… Достаточно было сказать — и Ласалль ей все покупал, — рассказывал Том. — У нее были красивые новые платья. В обносках она не ходила. В общем, в черном теле ее не держали. Потому-то все и удивились. Мы-то думали: надо же, как мило, что папа так любит дочь».
