«Дженерал» прибыл на вокзал Норт-Филадельфия утром первого апреля, без шести минут семь. К удивлению ожидавших его репортеров и фотографов, трех мужчин в поезде не оказалось{153}. Чтобы избежать толчеи, они сошли раньше, в Паоли: в половину седьмого утра их встретили там помощник прокурора Уильям Кэхилл и капитан полиции округа Кэмден Джеймс Маллиган.

Ласалля отвезли прямиком в прокуратуру. А Томпсон поехал домой (и наверняка вздохнул с облегчением, избавившись от вынужденного спутника). Дьюб, Маллиган и Кэхилл присутствовали на допросе, который проводил Коэн. Допрос продлился около четырех часов. В час дня Ласалля отвезли в окружную тюрьму Кэмдена.

В воскресенье Митчелл Коэн сообщил журналистам{154}, что, по его расчетам, дело Ласалля будет передано в суд не раньше июня. Ранним утром 3 апреля 1950 года, в тот день, когда Ласаллю должны были предъявить обвинения в похищении и насильственном удержании заложницы, Коэну позвонили из окружной тюрьмы. Обвиняемый хотел поговорить с ним.

Без четверти десять Коэн прибыл в тюрьму{155} и нашел Ласалля в комнате ожидания. Он был один, без адвоката: у прежнего его защитника, Мануэля Гомеса, не было лицензии на практику за пределами штата Калифорния.

Коэн напомнил Ласаллю о праве на адвоката. Если нанять защитника ему не по карману, суд назначит ему адвоката.

— Мне не нужны ничьи советы, — ответил на это Ласалль. — Я виновен и хочу признать свою вину. И чем скорее, тем лучше. Хочу облегчить душу, дать делу ход.

Коэн спросил, почему Ласалль решил признать вину, и тот ответил:

— Не хочу, чтобы имя этой девочки и дальше трепали в газетах.

На это Коэн ответил, что заседание суда уже идет, так что он может хоть сейчас выступить с заявлением.

— Тогда давайте разом покончим с этим, — согласился Ласалль.

Из окружной тюрьмы Кэмдена Коэн направился прямиком в суд. В зале было полным-полно зрителей. Салли Хорнер сидела на заднем ряду, возле детектива, приставленного к ней для охраны. Девочка была в синем костюме, розовой блузке, соломенной шляпке и лакированных туфельках с ремешком.

Без десяти двенадцать появился Ласалль в темно-синем костюме, белой рубашке с воротником и галстуке.

В зал вошел судья Рокко Палезе, все притихли и встали с мест. Судье, как и Митчеллу Коэну, уже доводилось иметь дело с Ласаллем. В 1944 году Палезе, тогда еще адвокат, составлял для Дороти Дейр заявление в суд о расторжении брака с Ласаллем и даже заменял основного адвоката Дороти, Брюса Уоллеса, на одном из заседаний (Ласалль тогда как раз отбывал срок за изнасилование).

Впрочем, Палезе, насколько я поняла из сохранившихся записей, никак не обнаружил, что уже знаком с подсудимым. А может, просто не вспомнил его. Или не видел в этом необходимости, поскольку выступать против Ласалля на суде ему не приходилось. Круг юристов в округе Кэмден был так тесен, что адвокаты защиты становились прокурорами, потом судьями, и все работали со всеми. Единственное, что сейчас имело значение, — то, что Фрэнк Ласалль предстал перед судьей Палезе.

Наконец зрители уселись на скамьи, и Палезе велел Коэну начинать.

Прокурор рассказал, как Ласалль похитил Салли и удерживал силой. Как в середине июня 1948 года «заманил к себе и уговорил» девочку уехать от матери, а также убедил: то, что он ее регулярно насилует, — это «нормально». Упомянул о том, как в Сан-Хосе Рут Джаниш «развеяла чары Ласалля» и Салли отважилась на судьбоносный телефонный звонок супругам Панаро. По словам Коэна, криминальное прошлое Ласалля и его девиантное поведение по отношению к Салли подтверждало: Ласалль — «угроза обществу, безнравственный человек, моральный калека».

— Матери по всей стране вздохнут с облегчением, зная, что такой человек наконец в тюрьме. Что Ласалль под надежной охраной и уже никому не причинит вреда, — заключил Коэн, обращаясь к судье и зрителям в зале.

Судья Палезе спросил{156}, не хочет ли Коэн сообщить суду еще что-то. Тот ответил утвердительно.

— Если угодно, ваша честь, я предлагаю выслушать признание обвиняемого, Фрэнка Ласалля. Но прежде чем мы это сделаем, считаю необходимым поставить суд в известность, что я подробно обсудил это дело с обвиняемым, сообщил ему о праве на адвоката и о преимуществах того, что его интересы будет защищать адвокат. Я также предупредил его о серьезности выдвинутых обвинений и сроке приговоров, положенных по таким обвинениям.

Обвиняемый не в первый раз предстает перед судом и понимает суть обоих обвинений, о чем сообщил мне сам. Он осознает их серьезность и сроки приговоров, минимальные сроки приговоров, которые может вынести суд, однако поставил меня в известность, что не желает пользоваться услугами адвоката, будь то собственного или назначенного судом. Тем не менее я считаю уместным, чтобы обвиняемый лучше понял ситуацию, повторить ему права в суде, прежде чем он выступит с заявлением.

Судья Палезе обратился к Фрэнку Ласаллю:

— Мистер Ласалль, вы слышали мнение прокурора: он поставил суд в известность, что провел с вами беседу, объяснил суть двух обвинений, выдвинутых против вас расширенной коллегией присяжных нашего округа, а также сообщил суду, что вы не желаете, чтобы ваши интересы представлял адвокат, и намерены дальше обходиться без него. Правда ли это?

— Да, — ответил Ласалль.

— Вы осознаете серьезность двух обвинений, выдвинутых против вас нашей коллегией присяжных? — уточнил Палезе.

— Да, сэр.

— И что они подразумевают довольно-таки серьезные сроки заключения?

— Да, сэр, — повторил Ласалль.

Судья Палезе спросил, в чем тот хочет признаться.

— В том, что я виновен, — еле слышно произнес Ласалль.

Судья спросил, не желает ли Ласалль сообщить еще что-то, прежде чем будет вынесен приговор.

Ласалль проговорил слабым голосом:

— Не хочу шумихи вокруг девочек. (Впоследствии Коэн пояснил репортерам, что Ласалль скорее всего, перенервничал и хотел сказать «девочки».)

На этом заседание завершилось. Вся процедура заняла от силы минут двадцать и к четверти первого уже закончилась. Но сначала Палезе вынес Ласаллю приговор. Судья постановил, что мучитель Салли проведет в тюрьме по обвинению в похищении не менее тридцати и не более тридцати пяти лет. Подать прошение об условно-досрочном освобождении он получит право не раньше, чем пройдут три четверти от назначенного срока заключения. Он также добавил к изначальному обвинению в похищении от двух до трех лет заключения и от двух до трех лет за нарушение условий досрочного освобождения.

Через два дня, пятого апреля, после полудня, Ласалль начал отбывать срок в тюрьме штата в Трентоне.

Фрэнк Ласалль признал вину{157}, следовательно, Салли не нужно было давать против него показания. После заседания, в кабинете Митчелла Коэна, она снова спросила, с трудом сдерживая слезы (куда и девалась стойкость, с которой она держалась в зале суда!), когда ее наконец отпустят домой. Ведь дело закрыто, Фрэнк Ласалль отправится в тюрьму, значит, ей можно прямо сейчас вернуться к маме?

Коэн искренне сочувствовал Салли, о чем ей и сказал. На первый взгляд, сейчас, когда дело закрыто и Ласалль за решеткой, не осталось причин держать ее в приюте штата, однако колeca бюрократической машины крутятся медленнее, чем хотелось бы. Решить, можно ли выпустить Салли из приюта под опеку Эллы, должен был судья Палезе, что он и сделал на следующий же день.

В полдень 4 апреля 1950 года Коэн пригласил Эллу и Салли в прокуратуру для «продолжительной беседы», как он назвал их встречу в разговоре с журналистами, и сообщил им долгожданную новость. А также дал матери и дочери совет. Они, конечно, вольны по-прежнему оставаться в доме 944 по Линден-стрит, однако, на его взгляд, будет лучше, если они «уедут отсюда, сменят имя и начнут новую жизнь».