«Дааа, очень цыганский шик!» — подумал я.
— Кусается? — настороженно спросил Бельфегор, кивая в сторону будки. Рядом с которой скакал привязанный рыжий кудлатый пес, отчаянно махая хвостом.
— Да не, вообще добрый, — мотнул головой Вася. — Если не привязать, до смерти может гостей зализать.
— Зато лает громко, — сказал Бельфегор и перехватил поудобнее кофр своего поливокса. По глазам было заметно, что нашему рыжему клавишнику сейчас хочется поставить тяжелую штуку и броситься обниматься с мохнатой собакой хозяина дома.
Внутри элементы «дорого-бохато» все-таки появились. Ремонт был явно не совсем сельский. На окнах — блестящие бордовые шторы с золотой бахромой и кистями. Обои с крупным серебристым узором. Ковры везде, где только можно их постелить. Камин в гостиной.
— Васенька, что же ты не сказал, что гостей столько будет! — всплеснула руками миниатюрная женщина с чуть усталым и тревожным лицом. Судя по явно наличествующему фамильному сходству — мама. — Я бы два пирога испекла. И вот еще что… Спустись в погреб, надо варенья достать, а то я хватилась, а там на донышке…
— Все нормально, мама, — голос Васи стал таким умилительным. Он заботливо обнял маму и чмокнул в щеку. — Сейчас ребят к Артему провожу и спущусь.
— А хлеба ты купил? — спросила мама.
— Вот, блин, башка дырявая! — Вася хлопнул себя по лбу. — Забыл. Сейчас сгоняю парней. Викторыч, вы проходите-проходите! А то Темка там извелся весь уже, наверное.
Комната младшего брата Васи была довольно большой, но когда мы все в нее набились, там, ясен пень, стало тесно. Паренек лежал на кровати. Не знаю, чем именно он болел, но вставать ему или было нельзя, или он просто не мог. Сначала мне показалось, что ему лет восемь-девять. Но когда он приподнялся на локте, обалдело оглядывая внезапно нагрянувших гостей в таком количестве, сало понятно, что он старше. Лет двенадцать-тринадцать. Просто хиленький очень. Но взгляд серьезный и умный. Ну да. Три шкафа с книгами. Причем там вовсе даже не только какое-то увеселительное чтиво. Письменный стол, телевизор… И множество фигурок и изображений медведей. Целая коллекция.
— Нам тут сообщили, что один парень собирался прийти на наш концерт, — заговорщическим тоном сказал Астарот, усаживаясь на стул рядом с кроватью пацана. Его косуха скрипнула. — Но не смог. И раз такое дело, мы решили сами этого парня навестить. Привет. Я Саша. Но все называют меня Астарот.
— Ттттема, — сглотнув, ответил брательник Васи-Дружины. Потом добавил увереннее. — Артем. Очень приятно познакомиться.
И протянул Астароту узкую ладошку. Бросил быстрый взгляд в сторону двери, но Васи там уже не было. За хлебом, наверное, убежал. Или в погреб за вареньем.
Сначала Артем смущался, краснел и заикался. И смотрел на нас всех с радостным испугом, то и дело, краснея и пряча глаза. Как будто стеснялся того, что встать не может.
Но «ангелочки» довольно быстро растопили эту неловкость. Они у меня ребята непосредственные, да и недалеко, на самом деле, по возрасту ушли от этого пацана. И вот уже они трещат об этих вот медведях, Артем рассказывает, что все началось с вон того ободранного мишки, которого он на чердаке нашел, а бабуля рассказала, что это игрушка деда. Они из оккупации бежали с партизанами, и он плюшевого друга не оставил. Потом Артем рассказал, что собирается учиться на авиаинженера, что хочет строить самолеты и космические корабли. И уже сейчас готовится к поступлению.
Потом Бельфегор расчехлил свой поливокс, и Артем сначала завороженно трогал инструмент, опасаясь нажимать на клавиши. Но Бельфегор подбодрил, что, мол, давай, не бойся. Этот монстр советской музыкальной индустрии он точно не испортит, особенно если играть умеет. Целое дело было, конечно, устроить этот тяжеленный гроб так, чтобы парень мог поиграть, не поднимаясь.
Играл он, как выяснилось, даже неплохо. Бельфегор взахлеб объяснял ему, что еще может его инструмент, показывал, как что переключается. Остальные «Ангелочки» разглядывали медведей, книги, смотрели в окно, выходящее на задний двор дома. Неплохой такой двор, там стояла просторная беседка, оплетенная лианами, на которых как раз начали пробиваться первые листочки. И мангал еще там стоял такой… внушительный.
Но все равно почему-то казалось, что никаких разнузданных гулянок в этом дворе не случается. Представлялись знойные летние дня в тени этой беседки. Цветущие клумбы вокруг. Бледный Артем с книжкой и мама с вязанием.
Уютный дворик, добрая и заботливая мама, болезненный и умный младший брат. И Вася… В доме он снял свою кожанку и превратился из Дружины просто в Васю. На плече я моментально срисовал знакомую до боли татуху с парашютом, краешек которой было видно из-под рукава футболки. У меня самого такая была. В прошлой жизни. Никаких «тыры-пыры» от него дома не звучало, «братковскую» манеру речи он как будто оставил за дверью. Остался слегка суетливым, но по большей части это касалось чего-то вроде «да, мамочка, сейчас принесу, ты сиди!»
Нас накормили пирогом с картошкой и курицей, хлебом с маслом и клубничным вареньем, напоили чаем. Мама Васи смотрела на нашу патлатую компанию сначала с опаской, но довольно быстро напряжение спало, на ее щеках заиграл румянец, разговор стал живым и задорным.
Смеялись, «ангелочки» наперебой рассказывали всякие смешные истории из своего детства и поездок в деревню к родственникам. Хвалили пирог. Смолотили, разумеется, все, что им поставили на стол. Молодые растущие организмы, фигли.
* * *
— А я думала, он бандит, — сказала Надя, когда наш автобус уже ехал обратно к гостинице. Чтобы забрать «Цеппелинов» и отвезти всех вместе на ярмарку. — А он нормальный парень. Добрый такой. О маме заботится…
— Ага, скажи это каким-нибудь торговцам на базаре, — криво ухмыльнулся Бегемот. — Ну, тех, чьи ларьки этот Вася крышует. Типа, да вы не обижайтесь, у него на самом деле мама добрая и брат болеет.
— Как-то это… странно так все, — лицо Нади стало растерянным. — Я когда вижу такие вот девятки с братками, всегда стараюсь на другую сторону перейти или вообще за угол свернуть. Как-то не думала даже, что… вот так…
— Представляла себе, что его братик — это такой мини-браток с цепью потоньше, а мама — типа атаманша из «Бременских музыкантов»? — заржал Бегемот.
— А этот Артем и правда хороший парень, — вздохнул Бельфегор. — Играет хорошо. Жалко…
Что именно «жалко» наш клавишник не уточнил. Но, в общем-то, я его понимал. Странное ощущение осталось от этого визита. Смешанные чувства. Вася меня остановил, перед тем, как я забрался в автобус и довольно путанно попросил, чтобы я об том, что увидел, никому не рассказывал. Хотя кому я, если задуматься, могу что-то рассказать?
— Батя у меня погиб три года назад, — сообщил Вася-Дружина. — Он дальнобой, в аварию попал страшную, и с тех пор… В общем, Викторыч, помалкивай, лады?
— Да нет проблем, Вася, — пообещал я. — Никому и ничего. Брат у тебя замечательный. Будем еще в Закорске, обязательно заглянем, чтобы парня порадовать. Ну и да… В Новокиневск если нагрянете, приходите на концерты.
Без всяких сомнений оставил Васе свою визитку, приписав ручкой домашний телефон. Жизнь — странная штука. Никогда не знаешь, каким боком повернется.
— Французу привет! — сказал Вася уже перед гостиницей, помахал нам на прощанье рукой, погрузился обратно в свою девятку, и наши новые знакомцы укатили по своим делам.
— Такая вот фигня, малята, — пробормотал я себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь.
«Цеппелины» нас уже ждали на крыльце вместе со всей своей аппаратурой. Ян выглядел чуть бодрее, чем за завтраком, но все равно имел вид изрядно пожеванный после вчерашнего.
Закорская ярмарка проходила не в центре города, а на обширной зеленой поляне, примыкающей к местному пруду. На берегу стоял стильный такой кабак в форме здоровенной бочки. Этой достопримечательности Закорска было уже хрен знает, сколько лет. В двухтысячных его уже не станет, сохранится только в памяти. Но мои знакомые и однокашники все, как один, будут вздыхать о нем с тоской и ностальгией. Мол, эх, вот же было душевное местечко, не уберегли от пожара, а заново отстроить — желающих не нашлось. В детали гибели заведения никто не вдавался, так что сейчас, когда я смотрел на это нетипичное для советских времен заведение, в памяти не всплывало никаких драматических подробностей. Только сам факт будущего пожара. И множество историй о выпитом в этой «бочке» пиве. Собственно, бар и назывался «Бочка». И на его крыльце, которое было по совместительству пирсом, курили местные мужики.
