— Ну кто здесь⁈ — с картинным раздражением сказал Ян в микрофон.

— Янчик, — загадочным голосом сказала Наташа во второй микрофон. — У меня для тебя плохие новости.

— Давай мы споем еще одну песню, и… — Ян помахал публике и широко улыбнулся. И сразу стал похож не то на Шрека, который отрастил себе патлатую шевелюру, не то еще на какого фэнтези-персонажа. Не хватало только ятагана потяжелее для полного сходства.

— Я отвечаю решительное 'нет! — отрезала Наташа.

— Ну, маааам… — проныл Ян.

В зале заржали громче. Засивстели, раздались ободряющие выкрики.

— Хм… Ну раз ты так просишь… — Наташа сделала шаг к краю сцены и забалансировала на самом бортике. Практически наступив на руки передних зрителей. — Ну что, друзья, хотите еще одну песню от «Цеппелинов»?

Публика зашумела. Кто-то дозволял и выражал это одобрительным криком, а кто-то требовал «Ангелов». Но в целом…

— Ладно, — сказала Наташа. — Если бы мы с вами жили в Древней Греции, я бы сейчас раздала вам всем по глиняному черепку и заставила написать на каждом название группы. Потом бы все собрала, мы бы посчитали результаты, и вот тогда…

— Да мы бы уже спели, пока ты тут болтаешь! — Ян засмеялся. Публика подхватила.

— Помолчи, Янчик! — Наташа требовательно ткнула в него пальцем. — Я же уже сказала, что вы споете еще одну песню. А ты препираешься.

— Уже можно, да? — с серьезным лицом спросил Ян.

— Ну ты и дурак… — протянула Наташа.

Теперь зал заржал громче. Ударник «Цеппелинов» сориентировался и принялся отбивать ритм. Наташа резко наклонилась, пожала пару рук зрителей и одним прыжком отскочила с середины сцены к тому краю, где стоял я.

— Ужасно боюсь, вот что, — сказала она, положив голову мне на плечо.

— Внезапно, — усмехнулся я и дружески приобнял свою напарницу и незаменимую компаньонку, неунывающий бредогенератор и кладезь безумных идей. — Почему вдруг?

— Мне все время кажется, что я вот-вот проснусь, — сказала Наташа. — И что ничего этого нет. А я просто уснула на скучной паре. Или вообще уже работаю скучной библиотекаршей в районной библиотеке. В дурацкой растянутой кофте и куцым хвостиком.

— Ущипнуть? — спросил я, и, не дожидаясь ответа, схватил ее пальцами за бок.

— Эй! — дернулась Наташа. — Я не настолько боюсь. Просто… На самом деле, я не этого испугалась. Я поймала себя на мысли, что воспринимаю вот это вот. Ну, то, что все так хорошо и отлично, как должное. Типа, так и должно быть, мы же профессионалы. И испугалась.

— Ну, мы же правда профессионалы, — сказал я. — В каком-то смысле. Развиваемся, работаем. И даже денежку уже получаем именно за это, а не за то, что вагоны по ночам разгружаем.

— Вагоны, хм… — Наташа подняла взгляд к потолку. И вдруг сказала. — Интересно, а зачем там ведро?

— Ведро? — спросил я и тоже посмотрел наверх. Там и правда висело ведро. Высоко, почти под самым потолком. Я важно поднял вверх палец. — Ведро, Наташа, это стопудово знак судьбы. Знаешь, как на триумфах всяких там римских полководцев было. Когда они с победой возвращались в Рим, то публика их всячески славила и осыпала овациями, а сзади всегда шагал неприметный человечек и нудел на ухо: «Мементо мори! Мементо мори!» Знаешь же, как переводится?

— Помни о смерти… — задумчиво сказала она, все еще зачарованно глядя на это самое ведро.

— Вот у полководцев было 'помни о смерти, а у нас — помни о ведре говна, — изрек я.

— Да ну, вряд ли это ведро для таких целей, — с убийственно серьезным лицом сказала Наташа. — Высоко, неудобно, и тут есть нормальные туалеты.

— Гипотетического говна, — философским тоном отозвался я, делая над собой прямо-таки нечеловеческое усилие, чтобы не заржать. — Типа «сейчас вам все хлопают, но завтра могут надеть на голову ведро».

— Боже, какую фигню мы с тобой несем… — Наташа посмотрела на меня своими инопланетными глазами, и мы оба наконец-то засмеялись.

На другой стороне сцены уже кучковались «ангелочки», готовясь к выходу.

— Ладно, мне пора! — сказала Наташа, порывисто чмокнула меня в щеку и одновременно с последним аккордом выскочила на сцену. Длинным, почти балетным прыжком.

— … я же, натурально, чуть в толпу не грохнулся! — со смехом вещал Астарот, размахивая руками, как крыльями. — Сцена узкая, в «Буревестнике» же шире. Я, такой, распахиваю плащ, отшагиваю назад и…

— Да тебя бы поймали, что ты растерялся? — Бегемот хлопнул нашего фронтмена по плечу. — Там же не протолкнуться было!

— Точно, поймали бы и обратно поставили, — подхватил Бельфегор. — Прямо как этого, ну…

Я перевел «стеклянный глаз» камеры на сидящего на подоконнике Яна. Окно номера на четверых, одного из наших, было распахнуто настежь. Все мои орлы и орлицы набились в него и расселись на кроватях. В центр выдвинули стол. На столе — несколько бутылок и спешно собранная закуска. В комнате царил радостный галдеж и оживление. Все спешили делиться эмоциями и впечатлениями.

А я фиксировал это дело для видеоархива. Наташа сидела прямо на полу, вытянув длинные босые ноги. На лице — блаженная улыбка. Глаза закрыты.

Астарот сидел между Бегемотом м Бельфегором. Лицо счастливое до умиления. Ну, ему было, чем гордиться. Он сегодня реально жег напалмом на сцене. Публика к концу чуть не рыдала от восторга. Все-таки, костюмированное шоу рулит. Ян на это дело забивал, и выступал в таком же виде, как он и по улицам ходит. Как будто он и спал в этом же. И многие другие рокеры Новокиневска делали точно так же. За исключением некоторых. Но мы, натурально, всех переплюнули. Не «Лорди», конечно, но финт с крыльями вызывает неизменный восторг. Ну и грим, рога и кожа с заклепками.

В целом, в этом что-то было… Имело смысл покрутить эту мысль в голове более внимательно. Публика — она же как живой человек. Чутко отзывается на уважение, любовь и старательность. Когда музыкант на сцену выходит в чем попало, ничем от любого зрителя толком не отличаясь, это создает, конечно, какую-то доверительную атмосферу. Типа, все свои, смотрите, я тут с вами как дома. Но это хорошо для камерных концертов. Квартирников, там. А вот для таких — не очень. Здесь нужно не только показать, что ты на гитаре… тыры-пыры. Я фыркнул, вспомнив сегодняшнего Васю-Дружину. «Ангелочки», как и ожидалось, с энтузиазмом согласились навестить больного пацана, хотя я и не сказал, сколько конкретно этот Вася отстегнул за частный визит. Пусть будет сюрпризом. Потом. Когда подобьем бабки. Мои «ангелочки» в принципе хорошие парни. Иногда даже настолько, что кажутся слишком наивными для этой вот страшноватой эпохи. Когда я им рассказал тему с больным пацаном, они наперебой начали предлагать сгонять в магаз за яблоками и конфетами. Бельфегор так вообще чуть не прослезился, когда я сообщил, что пацан — клавишник. И мечтает поиграть на его поливоксе.

Я снова медленно обвел камерой всю комнату. Света маловато, конечно. Запись получится, как и все другие-прочие — темной и не очень четкой. В будущем цифра поможет, конечно, качество чуть-чуть подправить… Хотя, в таких записях ценно вовсе не качество, а, скорее, ностальгия. Мысли как будто раздвоились сейчас. Вова-Велиал медленно двигал камеру, выхватывая лица и фразы. А я представил себя далеко в будущем, как я смотрю нарезку из вот этих самых роликов на каком-нибудь ютубе-рутубе. Типа, в преддверии мирового турне, группа «Ангелы С» делится записями из своего видеоархива…

На минуту стало грустно.

Большой шоу-бизнес — это ведь не наша уютная «песочница». Там вращаются большие деньги, а значит в глотки друг другу вцепляются совершенно не по-детски. Моим наивным «ангелочкам» придется отрастить непробиваемую шкуру и броню, а вот такие вот теплые посиделки…

Хотя, с другой стороны, может я пока просто сгущаю краски. Посиделки-то у нас кто отнимет? Ну да, конкуренция будет поагрессивнее, чем ближе мы окажемся к кормушке, в смысле — московским и питерским площадкам. Но…

Что именно «но», я сформулировать не смог. Или не захотел.