— Я тоже помню, — медленно кивнула она и закусила губу.
— Люблю тебя, — сказал я. — Мне жаль, что я не могу пообещать вечность, хотя и хотел бы.
— Да ну тебя! — Ева засмеялась и толкнула меня кулаком в грудь. — Я чуть не расплакалась!
— А у нас, тем временем, пельмени остывают, — напомнил я и подцепил вилкой один из них. Кругляш из теста расклеился, и кусочек фарша шмякнулся в мутноватую жижу на дне тарелки. Нда. Хрен знает. Я так-то уже взрослый мужик. И в жизни пельменей сожрал, наверное, несколько тонн. Самых разных, от дешманских из круглосуточного магаза на углу, в которых от мяса было одно только название, до эстетских, с цветным тестом и фаршем из трех видов мяса с тщательно выверенными пропорциями. Но вот конкретно эта пельмешка так и осталась вне конкуренции. С ее гигантскими котлами, вечной толпой народа и не самыми приветливыми тетками на раздаче. Эталонные пельмени. Неидеальные, но именно с ними я все время сравнивал любые другие.
— Мне жалко Агату, — сказала Ева. — Ты не будешь против, если я с ней… ну… подружусь?
— Нет, конечно, — покачал головой я. — Кстати, а что тебя в ней привлекло? Вы же вроде только что познакомились.
— Одиночество, — чуть подумав, призналась Ева. — Ой, на самом деле, даже объяснить не смогу. Со мной всегда так. Я когда человека в первый раз вижу, то сразу понимаю… что-то. Вспышка, искра, буммм!
— И со мной так было? — спросил я шепотом, притянув ее к себе.
Она опустила глаза и закусила губу. Щеки ее порозовели. Вспомнился тот вечер, переходящий в ночь на квартирнике «Папоротника». И незнакомая тогда девушка, такая непохожая на всех остальных. И зеленые цифры в глазах керамической совы в ее комнате.
— О, да… — прошептала она.
И тут воздух стал таким горячим, что мучительно захотелось немедленно оказаться дома. Волна страсти была такой ощутимой, что ее, кажется, даже мужики за нашим столом ощутили и задергались.
— А ваша подружка с концами ушла? — вдруг спросил бородач, похожий на порярника. В свитере с широким воротом и вязаной шапочке. — Можно я… того-этого… заберу? А то бабы сегодня по две порции не накладывают, а одной я не наедаюсь…
Мы с Евой посмотрели друг на друга долгим взглядом и одновременно рассмеялись.
— Да, можно, — сказала Ева. — Вряд ли она вернется.
— Ну, смотрите, — покачал головой бородач, придвигая к себе тарелку. — А то второй раз ей не наложат!
— Ничего страшного, — мило улыбнулась Ева. — Значит потом не будет щелкать клювом.
Мы быстро дожевали свои пельмени, освободили места за столом для ждущих своей очереди и вышли на улицу. Не размыкая рук. На выходе взгляд Евы стал даже немного тревожным, будто она искала в окружающей реальности какие-нибудь признаки смерча или, там, ядерного взрыва. Впрочем, это я за нее додумал. Просто мне тоже не хотелось ее от себя отпускать.
Мы перешли на аллейку и неспешно двинулись в сторону речного вокзала. От позавчерашнего снега уже не осталось никакого следа. Город снова заполнило весеннее тепло. Теперь именно весеннее, а не жара, как неделю назад. Мы догуляли до речного, постояли на берегу освободившейся от зимнего льда Киневы, покидали в мутную весеннюю воду камешки. Посетовали, что опять пропустили момент ледохода. Да, нам обоим, конечно же, ужасно хотелось посмотреть, как суровые льды покрываются трещинами, ломаются и приходят в движение. А получалось попасть только на самый конец этого шоу. Уже совсем даже неинтересный. Когда гордым словом «ледоход» называются одинокие серые льдины, плывущие по течению.
* * *
Чуть непривычно, конечно, было приходить в «Фазенду» не за несколько часов до начала, а уже после того, как вечеринка внутри началась. Когда мы с Евой подходили, вдруг осознал, что ни разу не видел, как наше мероприятие снаружи выглядит. На подходе музыки слышно точно не было. Только громкие голоса и взрывы смеха. Но не толпы, а так, компашки. Явно кто-то болтался снаружи. Покурить вышел, или что-то такое. Да, случались и такие люди, хотя курить здесь в девяностые можно было и внутри заведений. К большому моему сожалению.
— Эээ, ты поздно, братан! — сказал один из курящих мужиков, явно кто-то из компании наших реднеков, но лицо незнакомое. — Места закончились уже!
— Да ты чо, Михалыч! — тут же воскликнул второй. — Это же Велиал! Его нельзя не пустить!
— О, Велиал, здорово! — сказал третий и двинулся ко мне, протягивая руку. — А ты чего так поздно сегодня? На сцене не будешь что ли?
— Здорово, мужики, — я пожал руку первого, а потом и всех остальных тоже. — Да решил вот посмотреть, как оно снаружи выглядит.
Фанерная вывеска «Фазенды» уже чуть выцвела и смотрелась чем-то даже отчасти заслуженным. На двери был пришпилен листочек с сегодняшней программой мероприятия. Хм, конкурс красоты, серьезно? Мелкие буквы в полумраке было не разобрать. А единственная лампочка рядом с вывеской давала недостаточно света.
Я стал делать мысленные пометки.
Заменить вывеску. Может, неоновую заказать? Прикольно будет. Очень киберпанковски, нашему заведению подходит. Этакий тусич в трущобах на вид.
Сделать прозрачный «карман» для программы. Пришпиленная просто на дверь бумажка неопрятно как-то выглядит. Точнее даже не так. «Неопрятно» в случае с нашей «Фазендой» — это вроде как и неплохо. Но все вот эти замятые уголочки, надорванные края — это дешевка какая-то. Лучше сам «карман» сделать в общем стиле. Краской заляпать, там. Присандалить к двери здоровенными ржавыми болтами. Чтобы было понятно, что это стиль гранж, а не просто мы как попало налепили.
Мы с Евой протиснулись внутрь через небольшую толчею возле входа. Мальчик и девочка, дежурившие на входе, сначала дернулись, чтобы преградить нам дорогу, потом девочка меня узнала. Ну что ж, можно ставить себе ачивку. Всех людей, работающих в нашем медиа-холдинге, в лицо я уже не знаю.
Наташу мы нашли угрюмо сидящей в темном углу на куче сваленных спортивных скамеек.
— Прикинь, Велиал, она меня отогнала! — заявила Наташа. — Наглость несусветная…
Наташа насупилась и уперла подбородок в острые коленки.
— Кажется, такой и был план, разве нет? — осторожно спросил я, устраиваясь на лавке рядом с ней.
— Вот поэтому я тут и сижу, — вздохнула Наташа. — И злюсь.
— На кого? — хмыкнул я. — На Дарью?
— На себя, — буркнула Наташа. — За непоследовательность. Я сижу тут и загибаю пальцы на то, что она делает неправильно. Уже целых семь!
Она продемонстрировала мне обе руки. Одну — сжатую в кулак, вторую — с зажатыми двумя пальцами.
— И ей ничего не сказала? — покачал головой я, силясь не рассмеяться.
— Сарказм? — прищурилась Наташа. — Прикинь, нет! Да, вот такая я молодец!
— А что у нас за конкурс красоты? — спросила Ева, вытягивая шею, чтобы увидеть, что там происходит на сцене и ринге, где как раз начался какой-то движ.
— Ах это… — Наташа передернула плечами. — Это наши новенькие ведущие придумали. Это типа пародия такая. Шутка юмора. Типа, сначала вызывают всех желающих девушек на сцену, потом устраивают между ними всякие соревнования дурацкие. А во втором туре вызывают мужиков, чтобы те доказали, что они крутые, а потом выбрали победительниц. Типа такой протест у них, что конкурсы красоты — это какая-то на самом деле фикция. Чтобы богатые дяди себе любовниц выбирали.
— Так я не понял, это конкурс или нет? — спросил я.
— Ну… типа не конкурс, — пожала плечами Наташа. — А импровизированный спектакль. Смешанный с кастингом. Как по мне, слишком сложная концепция. Я целых два пальца потратила, когда слушала, как ведущие объясняли правила. Которые, как мне кажется, публика не поняла, особенно мужики.
— Научатся, — махнул рукой я. — Народу вроде как нравится.
— Вот поэтому я и молчу, — буркнула Наташа. — Но потом я обязательно им все выскажу.
— Стой, — я ухватил Наташу за руку, когда заметил, что она дернулась вперед. — Слушай, это непростое испытание, я понимаю. Здесь всегда мы с тобой рулили, а сейчас на сцене кто-то другой. И ничего внезапно не разваливается.