— Что там написано? — спрашиваю, принимая лист трясущейся рукой.

— Я, конечно, полицейский, но лезть в письма, предназначенные моей дочери, — не в моих правилах.

Улыбаюсь и тяжело вздыхаю.

— Иди, прочти его в комнате, а я приду позднее и помогу тебе собраться, — говорит сестра.

Киваю. По пути в комнату захожу на кухню, чтобы выбросить надкушенное яблоко, так как слишком кислит, а у меня резко сжимается желудок. Я спешно поднимаюсь на второй этаж, закрываюсь в комнате и разворачиваю лист. Сажусь на кровать, сложив ноги по-турецки, и читаю.

«Не думал, что придётся прощаться вот так, но вчера мне было достаточно презрения в твоём взгляде, чтобы понять, что я не дотягиваю до твоего уровня. Это не значит, что я оставляю тебя и ухожу навсегда, Ариэль… это значит, что мне невыносимо видеть в твоих глазах слезы из-за моих ошибок. Ты мне дорога… всегда была дорога. Наверное, именно по этой причине я и лгал тебе. Я не понимал толком, что чувствовал к тебе… Ты всегда была рядом, и я хотел, чтобы это не изменилось, а потом представлял на месте другой тебя и старался глушить эти мысли. Я поступил скверно по отношению к Юле и к тебе. Мне придётся искупить этот грех. Обещаю тебе, что сделаю это. Если потребуется помощь, ты всегда можешь рассчитывать на меня, но больше не получится дружить, делая вид, что ты не мечтаешь поцеловать губы, рассказывающие тебе об очередном дне, оставленным за спиной. Прости меня, что не распознал свои чувства сразу и не смог правильно рассказать о них тебе. С любовью. Всегда твой Кэш».

Руки дрожат. Он точно понял свои чувства. Нашёл в себе смелость признаться, а я пока не понимала, что происходило внутри меня. Я запуталась и должна была разобраться в первую очередь в себе. Кэш не виноват в моей дилемме… и даже за ложь я не могу долго злиться на него. Мне тяжело терять друга, но так правильно.

После стука Аня тихонько открывает дверь и входит. Она не задаёт вопросов, помогает мне собрать вещи, но когда мы заканчиваем, всё-таки не может сдержаться:

— У вас с ним что-то есть? С Максимом? Вы поцеловались после танца, и он смотрел на тебя так, как никогда раньше не смотрел на других девушек. Он признался тебе в любви?

Я отрицательно качаю головой.

— А ты сама влюбилась в него? Именно поэтому говорила, что он мне не подходит?

— Нет, Ань… Нет, конечно. Что за ерунда? Я действительно считала его глупым золотым мальчиком, но потом посмотрела на него чуть иначе. Я не знаю, что между нами есть, но отрицать существование определённой связи не могу. Это ведь не причиняет тебе боли? Вы же с Дэном?..

В глазах Ани застывает боль, и она отрицательно качает головой.

— Нет. Он сказал, что отношения на расстоянии его не устраивают, и моё возвращение домой — это финальная точка. Он хотел, чтобы я осталась там, но сама понимаешь… Мне не больно. Он понравился мне, а наш первый поцелуй был волшебным, но… это не то, о чём я мечтала. Не переживай. К Максиму я тоже больше ничего не чувствую. Этот обмен местами заставил меня многое переосмыслить. Мне придётся поработать над собой. Я хочу стать похожей на тебя, перестать бояться и забиваться в угол.

— Я рада, что ты пришла к такому выводу. Возможно, мы с папой вернёмся… но пока мне пора.

Анька обнимает меня, а потом мы вместе спускаемся.

— Ты не останешься у нас на каникулы? — жалобным тоном спрашивает мама.

Смотрю на неё и понимаю, что не готова ей довериться. Она уже сделала свой выбор: она уедет с Анькой или одна. Я в этом точно не участвую.

— Нет. Прости, но правильнее будет вернуться домой. Я соскучилась по папе и своим друзьям. Нам предстоит многое обсудить, поэтому…

Мама обнимает меня, но у меня не хватает сил, чтобы обнять её в ответ. Вчера она показала себя во всей красе. Я не против её желания наладить личную жизнь, но она даже не попыталась уговорить нас с сестрой поехать вместе с ней. Она хочет сосредоточиться на своём любовном интересе, а мы… мы ей не интересны.

Целую бабушку и обещаю звонить ей как можно чаще, и мы с папой уходим, потому что плакать мне ну совсем не хочется — вчера вылила все слёзы.

— Решила уехать по-английски? — звучит голос из-за спины, когда закидываю сумку с вещами в багажник.

Папа косится на мажора, но ни слова не говорит. Он переводит взгляд на меня.

— Всё нормально. Заводи машину. Я сейчас.

Папа кивает. Он щурится, ещё раз посмотрев на Максима, но доверяет мне и садится в машину.

— Проследи, чтобы её никто не обижал больше. Ладно? И сам постарайся сделать всё, чтобы не заставлять её страдать. Аня такого отношения к себе не заслужила.

Мажор кивает.

— А если обижу, ты вернёшься, чтобы открутить мне голову? Будет хоть малейший шанс, что я тебя увижу снова?

В груди надламывается что-то, но я выдавливаю улыбку и качаю головой.

— Лучше не проверяй. Ладно?

— Мне жаль, что у нас даже не было возможности узнать друг друга.

— Мне тоже, — давлю из себя каждое слово сквозь боль. Неожиданно для самой себя делаю шаг вперёд и обнимаю Золотарёва. Его руки кольцом обвивают мою талию. Тепло и приятно, но одновременно появляется новое чувство — ощущение потери, и оно меня останавливает. — Береги себя. Ладно? И её береги. Пообещай мне.

— А ты пообещай, что мы ещё увидимся однажды…

— Если будешь хорошим мальчиком, Золотарёв.

Смахиваю слезинку со щеки, чтобы не увидел, и отстраняюсь от парня, разрывая объятия.

— Хоть поначалу и хотелось закопать тебя, но… это было приятное знакомство.

Иду к пассажирской дверце машины, не оборачиваясь. Сажусь и стараюсь не смотреть в сторону Золотарёва, потому что ненавижу прощания.

— Если тебе нужно больше времени, я могу проверить давление в шинах… — начинает папа.

— Нет-нет. Поедем. Лучше уехать поскорее. Хочу домой. Скучаю по нашей квартирке и по твоим вкуснющим панкейкам. Мы же с тобой посмотрим наш любимый фильм вместе? Проведём время как раньше?

— Спрашиваешь ещё. Сам всё мечтал, когда это случится. Аня хоть и моя дочь, но она не ты… Для меня никто и никогда не заменит мою малышку. Ты должна это знать.

— Я знаю, — киваю я, роняя ещё несколько слезинок.

Думала, что все вылила вчера, но нет… Осталось ведь и на сегодня.

— Всё будет хорошо, моя малышка. И если хочешь, по пути ты можешь рассказать мне, что всё-таки тебя связывает с этим парнем. Он всё ещё стоит там… где ты его оставила.

Смотрю в боковое зеркало, но силуэт Золотарёва уменьшается и вскоре исчезает.

— Мне так много хочется рассказать тебе, папочка, но для начала мы вернёмся домой и обсудим твоё повышение. Да?

— Это уже как скажешь, — посмеивается отец и включает музыку погромче. — Не сильно-то я хотел перебираться в новый коллектив, поэтому если ты решишь остаться дома, так и поступим. Подожду повышения у нас. Как тебе идея?

— Пока не знаю. Нужно хорошенько обдумать этот момент.

Дом… милый дом. Кто сказал, что здесь мне станет легче, а груз с сердца сойдёт? Не становится. Я провела здесь несколько дней, но от себя не сбежишь. Моё общение с мажором прекратилось, ведь мы с Анькой снова обменялись телефонами. Я не дала ему свой номер и думаю, что поступила правильно. К Кэшу пойти так и не решилась. Дэн и Жанна стараются поддерживать меня, и я благодарна им, но вижу, что им тяжело делать выбор. Они привыкли, что мы всегда в одной компании, но Влад резко отдалился ото всех. И во всём виновата я со своей путаницей в голове.

— Что будет дальше? — спрашивает Жанна, когда мы с ней прогуливаемся по парку.

Погода сегодня удивительно тёплая, хоть утром и выпал первый снег. Он, конечно, растаял, но за окном было красиво. Я перевожу взгляд на подругу и пожимаю плечами.

— Папе предлагают повышение. Я не хочу оставлять вас всех, но не имею права мешать ему. К тому же… моя близняшка… мне хотелось бы узнать её получше.

— Она эгоистка, — жалуется Жанна. — Не знаю, как она позволила затюкать себя, но при этом остаётся эгоисткой и пытается получать больше внимания от тех, кто хоть немного расположен к ней.