— Я не ожидала, что вы сможете показать такое в первый раз. Обычно партнёры оттаптывают друг другу ноги, и убивать друг друга готовы.

— Не напоминайте мне прошлый бал, — смущённо улыбается Золотарёв. — После каждой тренировки у меня ужасно болели ноги, и казалось, что проще поставить партнёршу себе на ноги, чтобы танцевать самому и не остаться калекой.

— Аня! Ты такая умница. Где ты занималась танцами? Ты ходила в школу танцев?

— Нет… просто у меня был один хороший учитель мой па…

Чуть не сказала «папа», но ведь Аня росла без отца.

— У неё парень во всём искусен, — с тоской выдаёт мажор. — Я пойду. Хорошо, Жанна Андреевна? Почему-то внезапно стало слишком душно.

— Конечно. Вы прекрасно справились, и если повторите этот танец, то можно будет обойтись без дополнительных репетиций.

Мажор уходит слишком быстро. Жанна Андреевна тоже начинает собираться. Я иду к скамье и понимаю, что Захар тоже успел уйти. Что на них всех нашло?

Складываю вещи в сумку и медленно плетусь к гардеробу. Золотарёв умчался слишком быстро. Что его так расстроило? Неужели я действительно понравилась ему, и новость о том, что у меня может быть парень невыносима для него? Я бы не хотела, чтобы всё именно так и было, потому что не планировала причинять никому боль. Отомстить за сестру — да, но ранить в сердце?.. Нет, конечно!

Включаю музыку в наушники, поправляю их и двигаюсь к выходу. Я иду в сквер, где так привыкла находить для души умиротворение. Не только Анькина жизнь меняется. Моя — тоже. Самое неприятное во всей этой ситуации, что я запуталась и уже сама не понимаю, что со мной творится. Когда мы с Золотарём танцуем, он кажется мне кем-то… похожим на продолжение меня самой? Мне хочется понять его, но стоит вспомнить его скотские поступки, и снова просыпается ненависть.

Листва под ногами, наверное, хрустит, но я не слышу из-за музыки. Играет что-то приторно-романтическое, грустное и о любви. Почему даже здесь мне попадаются такие рекомендации?..

Достаю телефон из кармана, чтобы переключить на что-нибудь бодрящее, но он вылетает из рук. Кто-то сильно толкает меня в спину, и я лечу на асфальт, обдирая ладони и разбивая колени. Мимо пробегает мужчина, похожий на гопника, а следом ещё несколько. Один из наушников вылетел. Я ищу его взглядом, но перед глазами всё расплывается.

— Тихоня! — доносится до меня приглушённый голос.

Тёплые ладони обхватывают меня и поднимают с земли. Я разворачиваюсь лицом к тому, кто помог мне. Мы так близко, что жар его дыхания опаляет кожу.

— Ты не слышала, как я кричал, увидев их?

Отрицательно мотаю головой. Я всё ещё в шоке.

— Я была в наушниках. Кто это был?

— Да кто его знает? Идиоты какие-то, устроили разборки в сквере.

Киваю, пытаясь прийти в себя.

— Ты можешь уже отпустить меня. Я не упаду. Нужно поднять телефон и наушник…

— Я подниму.

Максим отпускает мои плечи, убеждается, что я нормально стою на ногах и отходит, чтобы поднять мои вещи. Смотрю на ладони и шикаю от саднящей боли. Нежданно… негаданно… ещё и колготки на коленях порвала. Негромкий писк обиды слетает с губ.

— Он красивый, — говорит мажор, протягивая мне телефон.

— Обычный… Прямоугольный, — пожимаю плечами я.

— Я о твоём парне. Ты же с ним на заставке? Он красивый…

На фото действительно мы с Кэшем. Сделала во время нашей прогулки и поставила на фон, но сейчас мне почему-то особенно больно слышать такие слова от Золотарёва.

— Да. Красивый, — киваю я.

— Он не примчится бить мне морду, если провожу тебя сейчас? Буду сволочью, если позволю идти одной до дома в таком состоянии.

Я делаю шаг вперёд, но от боли разбитого колена прихрамываю.

— Мы ему не скажем, — шепчу я, выдавливая из себя улыбку.

Мажор тоже улыбается. Слишком слабо, но это искренняя эмоция. Он забирает мою сумку и сгибает руку в локте, предлагая опираться на него, чтобы идти было проще. Я принимаю помощь. Не время задирать нос и строить из себя гордую и независимую. Проветрила голову, называется! Больше никогда не буду ходить по улице в наушниках! Говорил же мне папа, что нельзя так делать, нет… всё равно стремилась сделать по-своему. Доигралась!..

— Не думал, что когда-то позволишь проводить тебя домой.

— Вот как? Я такая озлобленная стерва по-твоему?

— Нет… Просто я не тот, кто достоин находиться рядом.

Я замолкаю. Ну зачем он всё усложняет? Может, не надо, а?..

До дома мы идём дольше обычного. Раньше я добиралась быстрее, но теперь колено болит, да и слабость внезапно накатила. Может, устала после занятий и танца? Я ещё после Синициной толком не восстановилась. Мы с Максимом идём молча, но всё равно между нами то и дело проскакивают искры.

— Вот и пришли. Обработай колено, ведь лучшую партнёршу мне на осенний бал уже не найти, — говорит мажор, возвращая мне сумку.

— Спасибо, что помог и проводил. Я справлюсь. Даже с больным коленом могу станцевать так, что комар носа не подточит.

— Придётся рассчитывать на это. Я опаздываю на тренировку. Удачи тебе.

— Спасибо. И тебе.

Золотарёв разворачивается и уходит. Я какое-то время смотрю ему в спину, но звонок телефона возвращается в реальность. И как назло звонит Кэш.

Я уже рядом с домом, и саднящие раны напоминают о себе, поэтому Кэшу придётся немного подождать. К тому же я не могу говорить с ним прямо сейчас. Я чувствую себя предательницей из-за чувств, появившихся к другому. Это не про меня… Про кого-то другого, но как я могла вляпаться? Нет!.. Нельзя об этом думать. Я ведь уеду скоро, а сестре разгребать последствия моего пребывания здесь не следует.

Скидываю вызов, прячу телефон в карман и вхожу в дом.

Мама уже вернулась. Она одета в вязаное платье до колен белого цвета. Заметив моё состояние, она тут же бросается ко мне.

— Что случилось, дорогая? Кровь… Садись. Я сейчас принесу перекись и бинты. Нужно всё обработать.

Я не сопротивляюсь, плетусь к дивану и присаживаюсь.

Бабушка тоже выходит из своей комнаты, услышав шум. Она смотрит на меня, ожидая, когда расскажу всё сама. Наверняка бабуля думает, что это последствие травли.

— Всё слишком банально. Меня толкнули хулиганы в сквере. Попала в разгар их разборки. На этом всё. Ничего интересного. Максим помог мне и проводил до дома.

Шикаю, потому что мама обрабатывает мои ладони, и перекись противно шипит.

— Сними-ка колготки поскорее. Пока не нанесла мазь на ладони. И куртку снимай. Ну ты чего?

Я скидываю с себя вещи и послушно сажусь на место.

— Максим это мальчик Золотарёвых?

— Ага…

— Бедный мальчик, — вздыхает мама.

— При чём тут он? Его не задели! Они толкнули меня, потому что оказалась на их пути. Золотарёв целёхонький.

Мама с теплотой улыбается.

— Конечно. Я о другом… Частенько думаю о том, что ему сильно не повезло. В детстве вы ведь дружили. Ты, наверное, не помнишь этого уже. Мы были хорошо знакомы с его мамой. Когда Кира умерла, Максиму исполнилось шесть. Отец тогда перестал обращать на него внимание, и мальчику пришлось повзрослеть. С тех пор вы перестали общаться. Он закрылся ото всех, смотрел на меня волчонком каждый раз. Давая ему множество денег, отец до сих пор не обращает внимания на сына. Впрочем, это ты наверняка знаешь.

Не знала, но теперь отчасти могла понять, откуда у него такой скотский характер.

Мама нанесла мазь на колени и ладони и велела мне сидеть.

— Мне удалось договориться о выходных на этой неделе, поэтому не планируй ничего. Поедем с тобой на каток, как и планировали. В субботу. Проведём больше времени и… узнаем друг друга лучше.

Мама не поднимает на меня глаз и говорит как-то нервно. Она хочет познакомиться со мной или с Аней? Наверняка последнее, но ком всё равно встаёт в горле.

— Как тебе букет, кстати? Георгий сказал вчера, что Свете захотелось отблагодарить тебя, и она отправила цветы. Понравились?