Всё-таки засовываю учебник с тетрадью, лежащие на столе, в сумку, и мы с Катей выходим из столовой. Чувствую, как спину мне прожигают синие глаза, но не оборачиваюсь. Пусть почувствует себя пустым местом и окажется на месте моей сестры.

— Рассказывай, какие у тебя новости? Мама не догадывается о подмене?

Глазки сестры блестят, а я даже не знаю с чего начать. Мне многое хочется сказать ей, но и утаить немало. Она так ожила в том, другом, мирке, что теперь не хочу нагружать её и как-то расстраивать.

— Не догадывается вроде бы. Ань, вчера мне пришлось дать отпор Синице и трём её подружкам. Мама заметила кровь на губе. Я не знала, что она вернулась из командировки, иначе вела бы себя осторожнее. — Сестра хмурится. — А потом ещё Золотарёв написал, что Света хочет подать заявление в полицию. Мне пришлось рассказать маме немного о травле.

— А она что? — Аня ахает.

— Она поговорила с отцом Светы, и сегодня Синица ведёт себя как шёлковая. Хотя… какая она синица? Так… кошка драная.

Анька заливисто смеётся, но мгновенно бледнеет и приближает телефон.

— Ты сказала, что Золотарёв написал сам?

— Тебя это удивляет? Он после встречи на сборах прохода не даёт. Ань, я хотела серьёзно поговорить с тобой о нём.

— Ты влюбилась в него, да?

Глаза ползут на лоб от удивления, я закашливаюсь, поперхнувшись возмущением, и тут же мотаю головой.

— В своём уме? Как в такого можно влюбиться? Он повёлся на обёртку. Понимаешь? Увидел на сборах меня в красном платье, на каблуках, принял за тебя… теперь он одержим мыслью на время заполучить себе ту девушку. Понимаешь? Ему не этот образ нужен, а тот…

— Хочешь сказать, что он влюбился в тебя и никогда не посмотрит на меня?

Сестра понуро опускает голову.

— Ты серьёзно? Что я такого сказала, чтобы ты так подумала? Он не влюбился! Да он бесчувственный же! Ему лишь бы выпендриться. Наверняка мечтает, чтобы я снова надела ту тряпку, а он похвастался перед всеми, что Тихоня преобразилась, и он получил себе такую девушку. Ань, он тебе не подходит. Он ненадёжный, понимаешь?

— И что прикажешь мне делать? Я во снах его вижу, Яна! — Сестра всхлипывает. — Понимаю, что мы с ним не пара, но как же сильно мечтаю, чтобы он хоть раз поцеловал меня.

Хочется сказать, что целуется он не очень, но я быстро прикусываю язык. Сестра и без того готова расклеиться. К такой новости её стоит подготовить. К тому же, мы с ним не целовались. Это была маленькая месть, вот и всё.

— Ань, он отправил в чат класса видео, где обещает тебе поцелуй за домашку.

— Ну и что? Он же сделал это не нарочно? А-а! Он обиделся, ведь ты не делаешь за него домашку.

Как же там всё запущено!

— Скажи честно, ты занимаешься с моими друзьями? Или планируешь вернуться той беззащитной Аней, на которую снова полетят копья и стрелы? Серьёзно вернёшься к унижениям и будешь таскать ему домашку?

Я говорю прямо, возможно, немного резко, но не могу иначе. Я тут стараюсь, из кожи вон лезу, а сестра может вмиг всё испортить, как только посмотрит в глаза мажора.

— Занимаюсь, конечно. Прости. Я не хотела тебя расстраивать. Спасибо за всё, что ты делаешь. Только, пожалуйста, не говори, что я должна перестать думать о Золотарёве. Я так скучаю по его взглядам. Хоть он смотрел на меня, как на ничтожество, но внутри такой хоровод мурашек сразу пробуждался.

— Ты должна знать и то, что Захар точит на тебя зуб. И уж прости, но такой друг не лучшее решение. Пока драная кошка травила на меня своих подруг, он стоял в стороне, просто сложа руки.

Аня тяжело вздыхает.

— Он не может вступиться, потому что боится отчисления. Захар живёт в приёмной семье. Он из кожи вон лезет, чтобы родители гордились им и не пожалели, что дали ему шанс. Его можно понять. Это не его разборки.

Какая же она простодушная!.. Слишком добрая для этого мира. Анька пытается всем найти оправдание, а мне это ну совсем не нравится.

— Ладно, что делать с ним дальше, решай сама. Он надулся, а я не стану извиняться.

— Из-за чего он надулся?

«Из-за моего поцелуя с Золотарём!», — я едва не выпаливаю эти слова и тут же пожимаю плечами.

— Наверное, я была слишком резка с ним.

— Захар не умеет долго обижаться. Вот увидишь, что уже завтра придёт провожать тебя до лицея.

Я рассказываю сестре о предложении мамы пойти вместе на каток, но она никак не реагирует, и только когда говорю, что собираюсь участвовать в соревнованиях, чтобы снять корону с головы Золотаря, Анька испуганно ахает.

— Ты уверена, что стоит? Я ведь не смогу повторить твои успехи в спорте! А учитель догадается!

— Я уже всё продумала. Растяжение очень долго лечится, нагрузку давать нельзя. Так что сначала растяжение… потом вывих… так и учебный год закончится.

Анька хихикает. На её губах появляется загадочная улыбка, когда я говорю, что теперь её очередь рассказывать о жизни на моём месте.

— Папа такой хороший, заботливый. Я боюсь, что он догадывается о подмене, но пока не говорит прямо. Он словно прощупывает почву.

Папа может!

— Он тебя не обидит.

— Знаю. Он чудесный. Мама никогда не была так добра ко мне, как он. А ещё у тебя классные друзья. Они немного расстроились, что ты не вернулась, но приняли меня радушно. Вчера Кэш учил меня приёмам самообороны. Я подвернула ногу, и он донёс меня на руках до скамейки.

На последних словах Анька краснеет, а я чувствую покалывающее чувство в груди. Оно неприятное и какое-то слишком собственническое. Кэш нёс Аньку на руках?

— Понятно… — я киваю и стараюсь не подавать вида, что мне неприятно было это услышать.

Я не имею права ревновать своего друга. Мы ведь просто друзья! Всегда ими были!

— Ань, мне пора идти. Сегодня столько домашки… А ещё нужно вернуться к тренировкам, чтобы победить Золотарёва. Ты там подумай хорошо — зачем тебе тот, кто покупается только на красивую обёртку? Золотарёв не способен вести себя, как человек. Если он когда-то полюбит по-настоящему, это будет очень нескоро, потому что пока он ещё мальчишка.

— Я подумаю, но ты не обижай его сильно.

Мне его не обижать? А ему меня значит можно?

Хочется верить, что сестра всё-таки одумается, и не будет корить меня за то, что напрочь отобью мажору охоту увиваться вокруг неё. Он недостоин такой чудесной девушки. Если она этого не понимает, придётся втолковать ему.

Закончив разговор с сестрой, я какое-то время кручу телефон в руке, думая — не позвонить ли Кэшу. Я скучаю по нему — это бесспорно. Скучаю по ребятам. Жанка… Дэн… Мне их всех не хватает, но Кэш всегда занимал особое место в моём сердце. Понимаю, что ощутила ревность, когда сестра заговорила о нём. Не хочу перенести всё на наш разговор. Он помогает Аньке, потому что я попросила. Если откажется из-за моей ревности — будет плохо.

Думаю, следует ли звонить, но телефон в руке отзывается вибрацией.

Кэш: «Когда ты сможешь поговорить?».

Ну вот!..

Боюсь, что покажусь ревнивой дурочкой и стискиваю зубы.

Ладно!.. Что уж там?

Нажимаю на кнопку видеозвонка.

— Ариэль! — приятный вибрирующий на окончаниях голос ласкает слух.

— Я соскучилась, — честно выпаливаю я первое, что сразу же пришло на ум.

— А мне думалось, что ты увлечена и совсем позабыла о своём старом друге. Как у тебя дела там?

Изумрудные глаза глядят на меня пристально, сканируют. Знаю, что даже через экран телефона он тонко чувствует мои эмоции.

— Позабыла? Ты серьёзно? Как я могу позабыть о тебе? И думать забудь! Как Аня? Она справляется?

— Мы делаем всё, что от нас зависит. Почему ты ушла от ответа на поставленный мною вопрос?

— У меня всё нормально. Достаётся моей сестре, знаешь же. Но ты не переживай, я всех тут строю, скоро станут шёлковыми. Важнее, чтобы Аня вернулась другой. На тебя взвалила самую непосильную задачу, вот и спрашиваю — как справляешься. Это важнее.