Рэми ничего не сказал: не хотел тратить время и силы на бессмысленные теперь разговоры. Нетерпение сжигало изнутри, и, пегас, почувствовав тревогу человека, послушно расправил крылья, позволяя вскочить себе на спину.

– Отнеси меня к вождю.

Ударили по воздуху огромные крылья, оттолкнулись от земли копыта, и Арис стрелой взмыл в усыпанное звездами небо. Он спешил. Свестел в ушах ветер, волновалось под копытами темное море деревьев, полыхало ароматом трав и запахом мокрой листвы, тревожило душу едва ощутимым привкусом магии.

Здесь было пронизано магией все: каждая травинка, каждый камень стремительно приближающегося белоснежного, высокого замка вождя, и в эту ночь Рэми как никогда ощущал вокруг присутствие богини. Вне обыкновения, это не раздражало. Наполняло уверенностью, потому что казалось теперь чужим, далеким. Душа тянулась к ожидающему где-то принцу, томилась и обливалась кровью, чувствуя недоброе, и Рэми хотел сейчас только одного – оказаться рядом с Миранисом.

Арис опустился на широкий балкон, и Рэми спрыгнул со спины пегаса, вбежав через узкую дверь в небольшой, заставленный шкафами с книгами кабинет. Сидевший за столом и просматривающий бумаги Элизар вздрогнул, Арам поклонился и отошел в сторону, уступая дорогу. Рэми решительно подошел к столу, сметая с него бумаги и угрожающе навис над дядей.

– Ты что-то хотел сказать? – невозмутимо спросил вождь, поигрывая в пальцах пером. – Но пока я тебе не разрешил говорить. А на твои глупости, прости, у меня сейчас времени нет.

Рэми вздохнул, посмотрел прямо в глаза дяде и едва слышно ответил:

– Я лишь хотел попросить, чтобы ты образумился.

– Гм… – слабо улыбнулся вождь. – Вижу, ты сильнее, чем я думал.

И посмотрел так, что Рэми понял: если он ничего не сделает, Элизар вновь попробует заковать его в цепи виссавийской магии. И придется защищаться. И тратить на это силы, чего Рэми не мог себе позволить. Не сейчас.

– Достаточно силен, чтобы пробить брешь в щите Виссавии, – ответил он. – А так же чтобы не позволить тебе вновь меня оглушить. Но это будет стоит сил, которые сейчас так необходимы. Так что будь добр, прикажи цепным псам меня выпустить.

– Думаешь, ты уйдешь отсюда так легко?

Конечно, не думает… но теперь Элизар слушал, а уговаривать Рэми умел. Всегда умел:

– Я ведь важен для тебя?

– Еще как важен, мой мальчик, – мягко ответил Элизар.

– Тогда открой глаза и посмотри на это!

Рэми выпрямился и позволил руне телохранителя вспыхнуть ярким сиянием, а крыльям – раскрыться за спиной, ударить в тонкие стены. Полетели на пол старинные книги, заржал за окном Арис, и Элизар заметно побледнел.

– Целитель судеб… вот почему… вот почему ты смог ко мне подойти так близко… но…

Рэми убил рвущееся к горлу нетерпение и продолжил объяснять. Мягко, умоляюще… пытаясь достучаться до столь же упрямого, как и он сам, дяди:

– Мой принц умирает. И если я останусь здесь, ты знаешь, что будет… Выпусти меня! Сейчас! Умоляю, дай хотя бы небольшую возможность пережить эту ночь! Иначе потеряешь меня быстрее, чем приобрел, вождь. Если ты этого хочешь…

И выдохнул облегченно, когда Арам, опережая вождя, сказал:

– Иди, телохранитель, – и сам открыл темное жерло перехода.

– Нет! – вскричал вождь, поднимаясь, но Рэми уже его не слушал. Он бежал к Миранису.

Оттолкнув стоявшего на дороге Арама, он не снижая темпа, впрыгнул в холод перехода и вылетел с другой стороны, попав в хаос. На миг ослеп и оглох, не понимая, где он и что с ним.

– Берегись, Рэми! – кто-то толкнул его в грудь, опрокидывая на холодный пол, и навалился сверху, заливая лицо и шею горячей кровью.

Раньше, чем Рэми узнал своего спасителя, он понял, что тот мертв. А еще понял, что мертвых в этой зале, увы, много… Мир… Мир пока жив…

Столкнув с себя мертвого Гаарса и прошептав: «Прости», – Рэми медленно поднялся. Они в храмовой зале. Храм небольшой, незнакомый, статуя Радона лежит на боку, развалившись на части, через окна у свода заглядывает лунный свет. Пахнет пряно силой, но ее запах травит другой, едва уловимой… гнили. А еще – запах крови.

Помощи ждать неоткуда… Рэми чувствал щит, окутывающий храм частой сеткой щупальцев, чувствовал, как пытаются через щит пробиться дозорные, высшие маги, Лиин… бесполезно. Даже Рэми удалось сюда прийти лишь по одной причине – Алкадий его ждал. Потому и пропустил.

Шептал что-то Аши, рвались ввысь крылья, которых Рэми не спешил выпускать, и блестели насмешкой глаза неподвижно стоявшего Алкадия. Только его сейчас Рэми видел. Только в нем была опасность… в уже обессиленном слегка недавней дракой, залитым кровью. Знакомой кровью, но теперь нельзя узнавать. Теперь надо спасти то, что еще можно было спасти.

– Почему ты так смотришь на меня, целитель судеб? – усмехнулся Алкадий. – Жаль твоего дружка, так опрометчиво бросившегося тебя спасать? Верь мне, я не хотел на тебя нападать… это было ошибкой. Ты просто вышел из перехода в неподходящее время и в неподходящем месте. А я лишь хотел припугнуть твоего принца, потому что устал ждать.

– Не льсти себе, упырь, – прошипел Рэми, наклоняясь к лежавшему у его ног Кадму.

Мертв. Торчащие кости позвоночника, неестественная поза, вонзившийся в спину меч. Рэми плавным движением, не спуская взгляда с Алкадия, вытянул клинок из тела друга. Быстро огляделся. Тисмен лежит у колонны. Не движется, судя по ауре – еще жив, но недолго. Арман в обличие зверя, тяжело ранен, но тоже пока дышит. Лерин без сознания. Лия, воспользовавшись передышкой, подбежала к слабевшему Миранису и спряталась под окружавшим принца щитом. Умница. Кто держит над Миранисом щит, Рэми понятия не имел. Он знал только одно – он не может позволить Алкадию победить. Если позволит… умрут они все.

– Я не хочу с тобой драться, брат, – как-то вдруг тепло улыбнулся Алкадий. – Я рад, что ты пришел.

– Я никогда не буду тебе братом, – тихо ответил Рэми, чувствуя, как охватывает его, растворяется в нем ярость Аши. – Не называй меня так, отродье!

Тело вмиг наполнилось силой, вспомнило жесткие уроки приграничья, частые тренировочные бои с Виресом и Кадмом, дружеские поединки с братом и дозорными.

Растворился в нем, одарил силой Аши. Улыбнулся широко, заражая азартом драки и жаждой крови. Аши все это забавляло. Аши даже не просил, требовал позволить ему вмешаться в битву. Отомстить. И уже не беспокоиться о том, что Рэми может убить.

– Пусть будет так, – разрешил ему Рэми.

Чуть напряглась каждая мышца, заныла в ожидании хорошей драки. На миг прожгло болью лоб – загорелась руна телохранителя – и нити судьбы сами запросились в ладони. Рэми видел промелькнувший страх в глазах Алкадия, чувствовал, как аромат собственной силы перебивает гнилую вонь ворованной магии. Видел, как стелется по полу синий туман, разгоняя грязную пелену, смешиваясь с лунным светом, и сразу же запросились на язык, прожгли до основания, насмешливые фразы:

– Однажды ты пожалеешь о каждом слове, что прозвучало в этом зале. Однажды приползешь ко мне на коленях, моля о прощении. И попросишь о смерти... Получишь ее. Я буду милостивым...

– Кому нужно твое прощение? – взвился Алкадий.

Злишься? Значит, уже проиграл.

– Ты ведь сам хотел меня видеть.

– Не тебя, – выдохнул Алкадий. – Жаль… жаль, что у него не получилось… Но теперь ты умрешь, Нериан!

Умрет? Возможно. Завибрировал, обрадовался скорой крови и мести меч Кадма, влил в ладонь почти родную силу побратима, и запросилась на губы улыбка. Алкадий, скорее всего, не даст подойти близко, ведь он не воин, и в близком бою падет сразу. Но он уже ослаблен щитом над храмом, битвой с другими телохранителями, а, значит, не столь и силен, как прежде. Значит…

И Рэми атаковал. Спокойно, холодно. Остановившись прежде, чем налететь на щит и обжечься чужой магией. А потом меч привычно запел в руках, начал собирать магическую жатву. Рэми завертелся вокруг щита волчком. Удар за ударом, быстро, быстрее, еще быстрее! Чтобы добраться до желанной цели. Наслаждаясь обиженным звоном щита и затравленным взглядом Алкадия. И, наверное, получилось бы… если бы Алкадий не ударил. Но не в Рэми.