— Оставь свое имя и номер телефона. Если вещь найдется, диспетчер тебе позвонит, но особо не рассчитывай.
— Сейдж Уинтерз. — Она продиктовала домашний телефон.
Водитель записал информацию и повесил планшет на крючок.
— Так, понял, — сказал он. — Уж прости. — Он посмотрел на нее: — Все нормально?
— Нет. Вовсе ненормально. И близко не лежало. — Она кивнула и попыталась улыбнуться, тронутая его сочувствием. В первый раз за все это время она заметила, какие у водителя добрые глаза. Она посмотрела в окно на массивное кирпичное здание. — Вы знаете что-нибудь об этом месте?
Он пожал плечами:
— Полагаю, не больше твоего. Я ведь только высаживаю и забираю людей, так что толком ничего рассказать не могу. Помнится, Роберт Кеннеди назвал Уиллоубрук гадючником. Эти люди, — он махнул рукой на открытую дверь автобуса, имея в виду ушедшую азиатскую пару, — приезжают раз в две недели, и всякий раз, когда я их забираю, бедная женщина плачет.
Зачем только он ей это сказал.
— А что они тут делают, вы знаете?
— Ребятенка своего навещают, думается мне. Согласись, должно быть, это очень печально, когда кто-то, кого ты любишь, живет в таком месте.
Она кивнула. Печаль сжала ей сердце. Бедная Розмари.
— Извини, — сказал водитель. — Не надо было мне такое говорить. Ты навестить кого-то?
Сейдж тяжело вздохнула.
— Сестру.
— Черт. Сочувствую. Она недавно здесь?
— Нет, уже шесть лет.
— О, — протянул он, нахмурившись. — Не мое дело, конечно, но как вышло, что я тебя никогда раньше в моем автобусе не видел? Ты обычно с родителями на машине приезжаешь?
Она бы рассмеялась, если бы не была готова разреветься.
— Нет. Я совсем недавно узнала, что она здесь.
— Вот ведь как, — покачал головой водитель. — Ужас. Удар был для тебя, поди.
— Еще какой, — согласилась она. — Да и сейчас не легче. — На мгновение ей захотелось попросить шофера пойти с ней, проводить ее внутрь, чтобы не оставаться одной. Но это было нелепо.
— Ну, удачи, дочка, — пожелал он, снова нахлобучивая фуражку и поворачиваясь к рулю. — Если сумка всплывет, тебе позвонят, но, как я уже сказал, особо не надейся. На этом маршруте список потерь куда длиннее, чем список находок.
— Хорошо, спасибо, — сказала она и стала спускаться по ступенькам. На полпути вниз она снова посмотрела на массивное здание и почувствовала укол паники. Она отдала бы все на свете, чтобы вернуться в автобус и поехать домой. Обернувшись к водителю, она спросила:
— Мы ведь еще увидимся, когда вы вернетесь за нами?
К ее удивлению, он нахмурился.
— Извини, дочка. В другой день так и было бы, но сегодня я закругляюсь пораньше. У жены день рождения, веду ее поужинать. — Он снова улыбнулся и дружески подмигнул ей: — Знаешь, как говорится: жена довольна, и жизнь привольна.
Она с трудом выдавила из себя ответную улыбку. Перспектива отпраздновать день рождения ужином в ресторане сейчас казалась невероятно привлекательной. Черт возьми, даже поход к зубному был бы лучше того, что ей предстояло сделать.
— Ясно. Что ж, еще раз спасибо за помощь.
— Не за что. — Он положил руку на дверной рычаг и подождал, пока она выйдет. — Будь здорова.
У ступенек автобуса ей в сабо набился снег, и ноги мгновенно заледенели. Она повернулась, чтобы помахать водителю, но он уже закрывал дверь. Чертыхаясь про себя, Сейдж направилась по заметенному снегом тротуару к кирпичному зданию. Поднявшись по ступеням, замешкалась, раздумывая, постучать ли в солидные двустворчатые двери или просто войти. Потом нажала на дверную ручку, и та повернулась. Одна створка двери со щелчком открылась, и Сейдж вошла внутрь.
В небольшом вестибюле она сбила снег со своих сабо на просторном дверном ковре и остановилась перед вывеской на стене: «Приемный покой: отделения острой и хронической психиатрии, гериатрическое, химической зависимости, умственной отсталости, отделение для детей и подростков». Она нахмурилась. Ей точно сюда? Уиллоубрук ведь вроде бы считается школой? На вывеске ничего не сообщалось ни о расписании уроков, ни об учителях, ни о классах.
Оставалось только зайти и спросить. Через еще одну двустворчатую дверь Сейдж вошла в помещение, похожее на зал ожидания. Прямо перед ней за столом сидела секретарша в очках «кошачий глаз» и просматривала стопку бумаг. За исключением отгороженной канатиком странной лестницы в дальнем углу, в зале царила обманчиво-расслабляющая обстановка, напоминающая приемную врача: выложенный плиткой пол, мягкие кресла, на стенах — картины с изображением гор и озер. На столике в углу лежали журналы — «Нэшнл джиогрэфик», «Сайколоджи тудей», «Беттер хоумс энд гарденс», а через дверь смежной комнатки виднелись игрушки, книжки и детские стульчики. Затем она заметила зловещего вида гаргулий на перилах огороженной лестницы, и ей сразу вспомнились слухи о сатанинских ритуалах, проводимых под старым туберкулезным санаторием. Что, черт возьми, означают эти жуткие фигуры? Она вздрогнула, но тут же отмахнулась. Сейчас не время бояться страшилок.
В зале не было никого, кроме азиатской пары из автобуса. Жена сидела в каменной неподвижности, затравленным взглядом уставившись в пол, муж успокаивающе держал ее за руку. Подняв голову, он устало улыбнулся Сейдж. Не желая показаться недружелюбной, она улыбнулась в ответ, затем направилась к секретарше.
— Да? — сказала та, отложив лист бумаги. — Чем могу помочь?
— Я ищу свою сестру, Розмари Уинтерз, — пояснила Сейдж. — Она учится здесь, но вчера моему отчиму позвонили и сказали, что она пропала.
Секретарша в замешательстве — а может, от утомления, трудно было сказать, — наморщила лоб.
— Подождите немного, пожалуйста, — попросила она, доставая папку. Потом перелистнула страницу и стала водить пальцем по следующей. Убрав папку на место, секретарша сняла трубку и, деловито улыбнувшись Сейдж, указала в сторону зала ожидания: — Присаживайтесь, пожалуйста. К вам скоро подойдут.
— Спасибо, — поблагодарила Сейдж. Она выбрала место у стола, изо всех сил стараясь расслышать телефонный разговор. Когда секретарша отвернулась и зашептала в трубку, Сейдж ощутила каменную тяжесть в груди. Может, есть плохие новости о Розмари и секретарша не хочет сама сообщать их ей. Потом секретарша повесила трубку, что-то записала и, старательно избегая взгляда Сейдж, принялась перебирать бумажки на столе. Сейдж сцепила руки и попыталась успокоиться. Стоп, не нужно себя накручивать. Напридумала невесть чего. Секретарша и на азиатскую пару ни разу не взглянула, с чего бы ей глядеть на Сейдж. Судя по размерам Уиллоубрука, перед ней люди сотнями проходят. А тут работать надо. Где взять время переживать о каждом, кто входит в эти двери!
Сидя в ожидании, Сейдж невольно представляла себе сестру в этом же зальчике: как ее мать и Алан разговаривают с секретаршей, а потом кто-то уводит Розмари. Мать хоть поинтересовалась, где станет жить ее дочь? Спрашивала ли, будет ли у нее отдельная палата, или ее поселят с другими девочками? Глаза Сейдж наполнились слезами. Розмари, надо полагать, была до смерти напугана и растеряна.
Ее тянуло расспросить пожилую пару, что им известно об Уиллоубруке. На вывеске значилось, что это школа, но по обстановке место больше смахивало на больницу. Или, что еще хуже, на психбольницу. Сейдж грызла ногти, живот крутило от страха. Глупости, конечно; такой же абсурд, как рассказы о Кропси, — но она никак не могла отделаться от воспоминаний о других слухах, которые ходили во времена ее детства. Например, поговаривали, что врачи проводят тут эксперименты над детьми или что Уиллоубрук построен на Стейтен-Айленде именно потому, что земля там пропитана ядом со свалки Фреш-Киллз, что обеспечивает приток даунов для научных исследований.
Не успела она собраться с духом, чтобы приступить с расспросами к пожилой паре, как в конце зала открылась дверь и мужчина в белой униформе ввел мальчика лет десяти, одетого в мешковатую фланелевую рубашку, изношенные башмаки и штаны на завязке. Мужчина, ведший мальчика за руку через комнату, казался раздраженным; это впечатление усугубляла его короткая стрижка, а может быть, квадратная челюсть. Мальчик шел с опущенной головой, его руки со странно скрюченными пальцами дергались под подбородком. В Сейдж шевельнулось ужасное предчувствие: мужчина в белой униформе — никакой не учитель. Он медбрат или санитар, каких видишь в больнице или психушке. Пожилая пара встала и бросилась к мальчику.