— Он что, работает на фармацию? — шёпотом спросила Меральда, когда к ней вернулся дар речи. Безусловно, деятельность генетиков приносила обществу неоценимую пользу, но их методы далеко не всегда отличались гуманностью. А сейчас студентка боялась фармации как никогда раньше: эйдетическая память легко пополнит список их интересов, стоит им только узнать о ней.

— Скорее наоборот, против них. Именно поэтому у нашего добросердечного лекаря столь плотный график и такое усталое лицо. Не знаю, спит ли он вообще?

— Но ведь это незаконно. Все эмбрионы принадлежат фармации, как и дети с критическим нарушением генома, — девушка старалась говорить тихо, сознание самостоятельно подкрутило звук, когда речь зашла о преступлениях.

— Формально — да, — согласился Алес, всё так же непринуждённо развалившись на сиденье. — Но кто на него настучит? Может быть, ты?

— Да кто угодно! — воскликнула Меральда, проигнорировав обидное предположение, — В конце концов, он проворачивает это прямо под носом у гарнизона.

— Как удачно, что гарнизон не видит дальше собственного носа, не правда ли? А горожане не переломят свою единственную соломинку. Я уже говорил о популярности инцестов в Мираже — увы и ах — но потрахаться с кузеном не так зазорно, как отдать нерождённое дитя на опыты. Другой уровень греха.

Место, куда они приехали, выглядело оазисом среди однотипных построек. Небольшой, но буйный сад, пестрел соцветиями гортензий и пушистыми колосьями астильбы — Меральда стала забывать, как выглядит мир за пределами этого монохромного города, а когда его наконец-то раскрасили, испытала восторг. Вездесущий мох облепил скамейки и камни, спрятал стволы низкорослых деревьев и причудливо украсил стены. Снаружи здание было покрыто светло-зелёной краской, частично вымытой из-за обилия дождей, но внутри цвет сохранился куда лучше — плотный, насыщенный и действительно умиротворяющий.

— Моё почтение, лекарка Мольгрин, — профессор обладал тем видом обаяния и манерами, от которых у большинства женщин кружилась голова. Не то чтобы они принимали его поведение за чистую монету, просто не могли устоять. Меральда же считала, что Алес Роз носит маску, пусть и не такую мрачную, как его брат, а какой-то клоунский грим. Вот и сейчас она наблюдала, как расцветает безбровое лицо чуть полноватой дамы в бархатной мантии, как бескровные щёки вдруг начинают алеть, а синюшного оттенка губы складываются в неожиданно очаровательную улыбку. Не сказать, что теперь женщина выглядела писаной красавицей, но уж точно не лишённой привлекательности, как показалось сначала.

— Профессор, очень рада видеть. Надеюсь, вы пребываете в добром здравии и зашли исключительно ради чашечки имбирного чая, — глубоким, томным голосом отозвалась Мольгрин.

— Уверяю, ради вашего чая я готов отправиться прямиком в туман, но сомневаюсь, что даже такая отчаянная мера освободит меня от обязанностей, — печально выдал Роз, а лекарка в ответ скривилась и сочувственно покивала. — Это моя подруга. Из Хаза, — выдержал многозначительную паузу, — Не могли бы вы подлатать ужасную рану на её руке? Комиссарские псы едва не разорвали бедняжку пополам.

Мольгрин нехотя перевела взгляд на девушку, неприятный, оценивающий, так присматриваются к вещам в торговой лавочке. И никакая обещанная изумрудом безмятежность не могла сгладить возникшую неприязнь. Лекарка отбуксировала непрошенную пациентку в ближайший кабинет и закрыла дверь. Вряд ли Алес остался ждать условную подругу в приёмной, скорее побежал расталкивать очередь к самопровозглашённому акушеру. Меральда чувствовала себя косточкой, которую бросили разъярённой цепной собаке, чтобы отвлечь. Однако Мольгрин отнеслась к ней с должным профессиональным вниманием, хоть и не проронила ни слова. Оно и к лучшему — подсохший укус, даже будучи распаханным, и близко не походил на описанную профессором ужасную рану и уж тем более на неудачную попытку оторвать руку. Как и Бравиати, она сначала продезинфицировала увечье порошком сантеграна, а затем провела по изуродованной коже костяшками пальцев, точно погладила. Ранки покрылись тонкой коричневатой корочкой, через мгновение загрубели, а в конце и вовсе отвалились, оставив свежие шрамы. Синяк тоже рассосался, пройдя все стадии заживления прямо на глазах. Перевязка не понадобилась. На лекарке красовалось кольцо с огранённым сальватором, размером не больше спичечной головки. Крохотный и ничем не примечательный белый камень творил чудеса.

— Спасибо, — Меральда встала с кушетки и исполнила неуклюжий реверанс. Утром, собираясь под пристальным наблюдением архангела, она забыла надеть пояс. Без него огромная мужская туника напоминала наряд кромушницы, несмотря на явно дорогую ткань. Женщина только брезгливо поджала губы. — Скажите, к вам уже поступил профессор Ван Орисо из Копей? Я хотела бы его навестить.

— А что, одного профессора тебе мало? — процедила дама, злобно прищурившись.

— Вы неправильно поняли, — начала оправдываться ученица, но её настойчиво выпроводили в приёмную. Как и предполагалось, совершенно пустую.

— Оплатите услуги здравницы. Три сорок пять по прайсу, — Мольгрин постучала толстым ногтем по картриджу. Девушка не стала просматривать трансляцию и молча перевела названную сумму. По правде сказать, колоссальную для обычной студентки, благо накануне гарнизон перечислил ей хорошую компенсацию.

Она так и сидела в малахитовой комнате, прячась от косых взглядов лекарки за нерасчёсанными после сна волосами, когда Алес вернулся. Определить результаты миссии по его физиономии не представлялось возможным — к ней намертво прикипела рафинированная вежливость. Меральда не хотела жаловаться, но желание встретиться с профессором экологической истории перевесило.

— Вы не могли бы договориться о визите к профессору Орисо? — слабым голосом попросила она, стараясь не отводить взор от повеселевших глаз спутника, чтобы сохранить за собой хоть каплю достоинства.

Пронырливый фаворит королевы остался смаковать чай в компании довольной грымзы, а Меральда, преодолев несколько пролётов зигзагообразной лестницы, поднялась в стационар. Там радушная прислужница в оливковом чепчике выдала девушке накидку и проводила к нужной палате, без умолку треща о непрактичности столичной моды в дождливых городках вроде Миража. Студентка не стала объяснять ей, насколько далеко расположен Хаз от Хэндская, да и вряд ли смогла бы найти куда вставить хоть слово, не перебив собеседницу.

— Господин немного не в себе, но совершенно неопасен. Если что-то пойдёт не так, просто покиньте палату, — напутствовала прислужница, растворяя дверь.

Видеть профессора в пижаме было непривычно и даже как будто неправильно. Меральда пересилила себя и ступила за порог. Он сидел на полу, вжавшись в угол между спинкой кровати и стеной и опустив голову на подобранные колени. Если бы не методичные движения пальцев, она бы приняла его за спящего.

— Профессор, — тихо позвала девушка, подбираясь к обезличенному комку, как к страшному зверю, которого только что уронила навзничь охотничья стрела. Ван Орисо вынырнул из своего кокона и долго осматривал комнату, близоруко щурясь, пока безошибочно не нашёл в ней девичий силуэт.

— Ученица Каллепс, — он попытался улыбнуться, но губы не слушались. Лицевые мышцы подрагивали вразнобой, словно мужчина перебирал их по очереди, вспоминая, какой именно следует воспользоваться.

— Вы в порядке? — вопрос был глупый, но идеально подходил в качестве дежурной фразы, способной наконец прервать эти жуткие судороги.

— Всё хорошо, — расслабленно кивнул тот. — Извини, если напугал. Мне дают какие-то отвары, из-за них бывает сложно сосредоточиться. Рад, что гарнизон вас отпустил. Как приедете в Солазур, сообщите обо мне в Университет. Не уверен, что когда-нибудь смогу вернуться к преподаванию.

— Отпустили только меня, — Меральда неосознанно уставилась на кончики своих грязных туфель. Кажется, её начинала преследовать вина уцелевшего. Умом она понимала, что Хотис ещё жив, а нафантазированная казнь не является чем-то таким же предопределённым и неотвратимым, как, например, восход солнца. Однако сейчас, в представлении девушки, было проще закатить раскалённый шар обратно за горизонт, чем вырвать друга из загребущих лап правосудия за каких-то полтора дня. — Вертигальда обвиняют в краже и собираются судить. Саму книгу не нашли, но у него сохранились снимки.