Когда под сводом библиотеки раздался оглушительный свист, первое, что сделала Меральда — бросилась к окну. Как, впрочем, и другие посетители, имевшие неосторожность оказаться здесь в момент кражи. Её почти сразу сбили с ног, заставив вжаться в стеллажи подобно книге. Из своего угла она могла наблюдать за всеми сторонами события: как первые добежавшие безуспешно дёргают створки витражей; как напирает быстро формирующаяся позади давка; и как от центральных дверей металлически выверенной поступью расходятся архангелы. Безупречно белые мундиры поблёскивают серебряным шитьём, а на трезубцах весело пляшут синие огоньки, будто радуются, что их, наконец, высвободили из заплечных ножен. С последней кражи прошло четыре полнолуния — даже Меральда заметила, как участились покушения на содержимое библиотеки. И нечего удивляться, что в итоге гарнизон занялся прогнозированием: укрепил позиции и запечатал окна, тем самым отрезав пути к бегству всякому потенциальному вору. В противовес её мыслям, за кусочками цветного стекла замелькали тени. Много теней. Девушка высунулась из своего укрытия и, слегка щурясь от солнца, вгляделась за перила второго этажа. Да, так и было. Несмотря на опасную высоту, люди прыгали из распахнутых окон наверху. Похоже, архангелы напрочь забыли, на что в действительности способен страх. А может, и вовсе никогда не знали? Тем не менее хватало и тех, кто предпочёл сдаться добровольно. Они казались абсолютно расслабленными и поглядывали на паникёров с крайним недоумением. Меральда тщетно пыталась выхватить из толпы знакомые лица, словно на какое-то время утратила способность узнавать.

От лестницы её отделяло меньше десятка метров, но и столько же оставалось до ближайшего белого мундира, безжалостно направившего три острия на сборище, безумствующее у запертых створок. Сердце трепетало как птица, впервые попавшая в крохотную клетку, губы высохли от частого дыхания, а пряди на лбу взмокли от проступившего пота. Сейчас или никогда. Меральда пригнулась, до последнего надеясь прикрыть своё тоненькое тельце спинами толпы, совсем неизящно подобрала полы платья и метнулась к ступенькам. Перескакивая через одну, она быстро взлетела наверх и прыгнула в просвет, нисколько не задумавшись о последствиях такого прыжка. Вероятность переломать ноги или даже умереть была не так страшна, как шанс попасть на допрос к герцогу Хари. Однако в последний момент она за что-то зацепилась, больно стукнулась головой о карниз, да так и повисла.

— Держите её, она здесь! — истеричным голосом заливался кто-то над её макушкой.

Меральда повернулась, боковым зрением ухватив тонкие, лощёные усы архивариуса, высунувшегося из окна. Он никогда не заговаривал с ней, только наблюдал, поэтому визгливый лай побитой шавки, который исторгала его внушительная глотка, стал для неё неприятным открытием. Шов воротника хрустнул и девушка перевела взгляд на то, что происходило под её ногами, безвольно болтающимися в воздухе. С клумбы уверенно отползал один из пострадавших. Более удачливые беглецы уже скрылись за стеной джунглей, чуть менее удачливые ещё боролись с проржавевшими решётками ограды. Определять свою удачливость девушка не рискнула, пока платье окончательно не сдалось перед силой тяжести и не оставило рваный кусок тряпки в руках горластого архивариуса. Меральда готова была поспорить, что, помимо воротника, в его кулаке остался ещё и внушительный клок волос. Так или иначе, манёвр библиотекаря значительно смягчил падение. Из-за угла высунулись трезубцы, словно таща за собой медлительных архангелов. Меральда сочувственно поглядела на всё ещё ползущего беднягу с вывихнутой ногой, беззвучно прошептала «прости» и припустила к ограде. Никто из посетителей библиотеки не умел читать.

Ночь бесшумно укрыла небо плотным, почти непроницаемым одеялом. Меральда выбилась из сил, но продолжала, если не бежать, то торопливо переставлять ноги. В шорохах джунглей ей слышался не комариный писк, не испуганные крики птиц, не повизгивание леммингов и не суетливое шуршание кроликов, а чеканная поступь гарнизона библиотеки, которую иногда перебивало утробное рычание служебных псов, неумолимо мчавшихся по её следу. Но уж лучше псы, чем рыщущие впотьмах химеры. Она даже не замечала, как влажная ночь холодила кожу под разорванным платьем, хотя к горлу то и дело подступал сдавленный кашель, грозивший неосторожно выдать её преследователям. Но девушка думала о другом. Кому понадобилось красть книги, которые нельзя прочитать? В Мистолии уже несколько тысячелетий не пользовались письменностью, с тех самых пор, когда в моду вошли синки — технологичные браслеты, способные синхронизироваться с нейронной активностью пользователя. Традиционные способы восприятия информации со временем отошли на второй план. Ещё бы! Один жест позволял сохранить в памяти всё: ухмылку профессора, смявшую и без того рыхлую кожу в уголке рта, интонации и мягкий тембр, чуть выбившийся из-под академической мантии воротник, а главное — все накопленные знания, им самим, его профессором и профессором его профессора. Старая библиотека, точно проросшая в землю нагромождением мрамора, гранита и орихалка, с её завораживающими цветными стёклами, сотни раз отреставрированными стеллажами и застывшими во времени книгами, была лишь музеем, древним памятником и одновременно надгробием ушедшей цивилизации. Меральда могла вспомнить каждую увиденную чёрточку и даже зарисовать, если бы ей дали бумагу и перо. Так зачем красть?

Ещё одной бессмыслицей было само бегство. Меральде Каллепс, остальным свидетелям преступления и даже вору некуда бежать. Так или иначе, всех присутствующих сегодня в музее, отловят и доставят на допрос. И не только потому, что синки архангелов в точности запечатлели их лица или экспресс, курсирующий между старой библиотекой и городом Солазур, зафиксировал оплату проезда с их счетов. Такие разбирательства могли разве что существенно отдалить неприятную встречу с герцогом Хари, но не отменить. Гарнизон в равной степени найдёт девушку и в общежитии Университета, и дома, в родном посёлке Хаз, до которого ей всё равно ни за что не добраться, и в раскинувшихся на десятки километров джунглях. Никому не удастся покинуть Мистолию, потому что, кроме королевства и густого тумана вокруг него, ничего больше не существует.

Как жительница окраины, Меральда не очень-то в это верила. Иногда, когда небо было особенно тёмным и пустым, в мглистой гуще на мгновение можно было разглядеть далёкий отсвет, промелькнувший так быстро, что не успеешь моргнуть. Проверить свою еретическую гипотезу она не могла — перед стеной тумана стояла ещё одна стена, рукотворная, сложенная королевством незадолго до полной утраты письменности. А может, не просто не могла, но и не хотела. В старых музейных синках хранилось множество трансляций того, как люди уходили в эту чудовищную серую хмарь. И не меньше записей о том, что они никогда не возвращались, будь то академики, увешанные аппаратурой, как праздничными гирляндами, исследователи на оборудованных вездеходах, беспечные романтики, еретики, самоубийцы, смертники или безумцы. Впрочем, то же касалось самоходных механизмов и лётных машин, — связь с ними прерывалась почти сразу. Имелись и свежие трансляции с полевых испытаний Академии Инженеров, наглядно доказывающие, что сколько бы тысячелетий ни прошло, человечеству не удастся продвинуться вглубь этой тайны ни на йоту. А пока королевство защищало своих граждан от порока, упрямства и сумасбродства так, как умело.

Сейчас Меральда думала, что с удовольствием шагнула бы в неизвестность. Вряд ли это страшнее, чем выпрыгнуть в окно. И уж точно не страшнее застенок Каструм-Мара, главной цитадели города Мираж. Именно там герцог Хари выпотрошит не только её синк, но и её саму, до последней мысли, а потом вышвырнет в туман как антиобщественный элемент. За ту толику недоверия, иногда самовольно проскальзывающую в её голове, за попытку побега или просто за косой взгляд. Теперь, когда архангелы гнались за ней своим утомительно медленным, строевым шагом, их нерасторопность больше не казалась девушке смешной. Скорее наоборот, давила и угнетала, выглядела как умышленный способ ещё раз доказать беглянке, что бежать некуда. И, несомненно, служила лишним подтверждением извращённой жестокости герцога Тобиэла Хари, а по совместительству — главного комиссара Мистолии. С прошлого полнолуния весь Университет гудел словно улей, студенты обменивались трансляцией с казни прислужницы, попавшейся на краже яблок с королевской кухни.