— Здравствуй, дядь Клим, — произнёс я и сам невольно улыбнулся.
— Здравствуй, Илья, — он будто даже обрадовался. — Не думал, что узнаешь меня, ха-ха. Мы же с тобой... сколько уже не виделись?
— Десять лет, — легко вспомнилась мне дата нашей последней встречи, на похоронах бабушки, а моя улыбка исчезла, так же внезапно, как появилась.
Те дни сложились в моей памяти в череду смутных образов. Огромное спасибо — Серёге и тогда ещё не бывшей жене, которые взяли на себя большинство вопросов, связанных с похоронами. Иначе, убитый горем, я бы просто сошёл с ума от той бесконечной череды решений, которые нужно было принимать ежедневно. У бабушки оказалось много друзей и знакомых — множество людей, соболезнующих мне, мечтающему остаться наедине с собой в опустевшей квартирке, где можно не сдерживать душивших меня рыданий. Среди этих смутно различимых "слайдов", один, вдруг, обрёл краски и стал очень чётким — немного в стороне от толпы, собравшейся вокруг свежей могилы, стоит щуплая фигурка в потёртом, но тщательно отглаженном костюмчике, явно с чужого плеча, со скромным букетиком полевых цветов. А на лице того человека застыла печальная полуулыбка светлой грусти.
— А, ну правильно, да, — он будто мысли мои прочитал и в глубине его глаз мелькнула та самая грусть. Действительно, уже десять лет прошло. Нужно сходить на могилку к Дарье Сергевне, а то я, считай, с осени не был — зиму то проболел почти всю, хе-хе.
Внезапная догадка озарила мой разум и опустилась к сердцу, немного защимив его.
— Так это ты был, дядь Клим? А я, всё время гадал — как это выходит, что прихожу к своим, на кладбище, порядок навести, а могилы будто уже и убраны?
— Дарья, при жизни, очень добра ко мне была — работёнку постоянно подкидывала, подкармливала, хе-хе. Очень она душевным человеком была, светлая ей память. А мне не трудно. Тут идти то — всего час туда и час обратно, ну и там... стало быть...
Он будто соринку смахнул с ресниц, при этом продолжая улыбаться. А я вспоминал — что мне было известно об этом человеке, из рассказов бабушки. — Клим, в молодости, работал на всевозможных стройках и был очень востребованным специалистом. Когда Союз распался, работы резко не стало. Он начал ездить на заработки в Корею, завёл семью и вырастил двух сыновей. В одной из поездок, он получил серьёзную травму и больше не смог работать по специальности. Жена ушла, оставив его с двумя подростками на руках, но мужчина не отчаялся. Он хватался за любую работу и смог подарить сыновьям путёвку в жизнь. Старший уехал на ПМЖ в Корею и изредка присылает отцу деньги, но немного. А младший, непутёвый, эти деньги постоянно тянет с безотказного старика. У Клима только крохотная пенсия по инвалидности и последние лет двадцать пять он живёт на подработках — и садовник, и электрик, и дворник — многие жители нашего квартала хоть раз пользовались его услугами.
— Может, пойдём — помянем бабушку, дядь Клим?
— Да я не употребляю, — он виновато развёл руками.
— Так мы и не будем. Я вот "базар сделал" в магазине. Стол накрою, посидим.
Он растерянно оглядел участок, на котором было ещё много работы и ответил:
— Да не. Мне вон ещё сколько убирать, да и в рабочем я — грязи домой тебе нанесу.
— Я помогу, — безапелляционно заявил я, снимая куртку и подтягивая рукава водолазки. — А дома мне, всё равно, убираться надо.
Вдвоём мы быстро доделали всю работу и отнесли мешки к мусорным бакам. Клим постучал в окно на первом этаже, откуда высунулась женщина и, удивлённо таращась на меня, протянула ему несколько купюр. Потом мы поднялись ко мне, я выдал ему трико и футболку из своих запасов и переоделся сам, а наши вещи закинул в стиралку. Не слушая возражения старика, я усадил его за стол и выставил всё самое лучшее, что можно было приготовить на скорую руку. Когда мы насытились, и поделились друг с другом воспоминаниями о бабушке, я увидел, что Климу уже нужно идти и стал собирать продукты, только что купленные мной, в пакет.
— Дядь, Клим, я тут глянул — многовато я прикупил. Там скидки были, ну я и набрал, хех. Я ж дома редко бываю — пропадут. Соберу тебе, ты не отказывайся. И денег вот, возьмёшь?
— Да ты что? — вскинулся он. — Зачем это?
— Ты у бабушки, мамы и деда на могилах порядок наводил? — Наводил. Это ведь тоже работа.
— Не, не, — замотал он головой. — Это я для неё... За её доброту. И, пока ходить смогу, делать буду. Это для неё.
— Не обижай, дядь Клим, — протянул я ему пакет, куда сунул и несколько свободно конвертируемых сотен.
— Не возьму.
Он встал и направился к выходу, даже улыбаться на секунду перестал. Потом вспомнил, что в моём трико и майке, остановился в прихожей и снова улыбнулся, мол, рад бы уйти, но в своём.
— Илья, не обижайся, но не возьму — не за что.
— Ты присядь. Я сейчас одежду твою в пакет сложу — она влажная ещё, а ты в моей куртке пойдёшь. Да не переживай, старая она, не ношу, всё равно.
— Ты, прям как Дарья, — сказал он присаживаясь на угол обувной тумбочки. — Она тоже мне, всё время, норовила всучить больше положенного за работу, хе-хе.
«Что ж ты делаешь со мной, человек» — в глазах защипало.
— Не хочешь деньги брать, возьми хотя бы продукты.
— Спасибо, Илья. Возьму, чтоб не пропали. Господь воздаст тебе за твою доброту.
— Какой из них, дядь Клим? — спросил я, складывая его куртку и штаны во второй пакет.
Он посмотрел на меня недоуменно, а потом понял и ответил:
— Так, без разницы каким именем называть его. Творец — он один.
Я аж замер. Сел на подлокотник кресла, стоящего в зале.
— Скажи, дядь Клим, а что делать, если... Он ушёл? Ну... создал всё сущее, а потом ушёл — по другим своим делам.
— А как же душа? — в его глазах было детское изумление. — Это ведь Его частица. Значит, и Он всегда с нами — не в храмах, не в книгах, а внутри нас.
— Скажи, дядь Клим... тебе снились Сны?
— А как же? Всю жизнь снятся. Иногда такие яркие, что никакого кино не нужно, хе-хе. А ты к чему спрашиваешь?
— Так... не обращай внимания. Вот — примерь куртку. Да погоди, не спеши отказываться. Ты глянь, она мне мала немного стала... сам в шоке, хах. Вещь хорошая, видишь, как новая? Что, мне её выбрасывать? Вот, а тебе почти как раз. Я в карман денюжку положу... Да погоди, послушай — это тебе на ателье, чтобы куртку немного ушили. А то, вроде подарок от меня, а ты свои деньги будешь тратить. Отлично! И пакеты не забудь — здесь продукты, а тут одежда твоя.
Он ушёл, а я ещё долго прокручивал в голове наш разговор. Если "отказник", то я этого не узнаю — почувствовать его не могу, а сам он вряд-ли признается. Неизвестный мне вид Знающих? Или я увидел чёрную кошку в тёмной комнате?
— Кузьма, явись передо мной!
— Здравствуй, на́больший!
— Здравствуй! В доме всё хорошо?
— Да. Все здоровы.
— Человека, что был у меня в гостях, видел?
— Да.
— Знаешь, кто он есть?
— Чистая душа.
— Что это значит?
— Пока. Такие есть. Свет будет.
— Свет, в смысле Мир?
— Да. Свет.
Поболтав ещё немного с домовым, я выполнил закатные процедуры и отправился спать.
***
А где ручей? А горы? Не понял. Руины какие-то. Ночь. Луна. Вроде, степь вокруг. Город...
Город!!! Да ну, нафиг!
Справа, на дороге, послышались топот и лошадиное ржание. Из-за поворота показались первые всадники с горящими факелами в руках. И я побежал по выжженной солнцем земле, только у меня не то, что гермошлема... Короче, в одних трусах, как в старые добрые. Твою мать!
Добежав до ближайшего полуразрушенного дома, я развернулся к преследователям, которые уже заметили меня и приближались с улюлюканьем и смехом.
«Вот вы мне, с**и, за всё и ответите!».