— Моё почтение, — пробормотал я, немного помявшись.

— Здравствуй, — кивнул мне Старик. — Можешь начинать задавать вопросы, я же вижу как тебя распирает, хе-хе. Но помни, времени у нас мало, задавай только те, которые ведут к сути.

Вопросов у меня было вагон и маленькая тележка, но начал я с самого главного:

— Я сошёл с ума?

— О как, — Старик даже крякнул от удивления. — А если я тебе скажу, что ты в здравом уме, ты мне поверишь? — Он хитро прищурился.

Я было открыл рот для ответа и сразу захлопнул его обратно. — Это тупик! Ведь правда, что изменит его ответ? Он — часть моей шизы, а какой псих признает, что он болен? Я накрыл лицо ладонями и глухо застонал. А Старик, поняв что мне нечего сказать, продолжил:

— А что изменится для тебя, если ты... хм... переселишься в дом скорби? — Сидишь в четырёх стенах, ешь, пьёшь, пялишься в потолок и изредка выходишь на свежий воздух. Чем это отличается от твоей нынешней жизни?

Я раздвинул пальцы и посмотрел на Старика. А он, отвечая на мой немой вопрос, добавил:

— А свобода... Так, много ли её было у тебя, до нашей встречи? Самая прочная темница — это оковы разума и души.

Из меня будто стержень вынули, я опустил руки, ссутулился и сел на второй камень перед столиком, напротив Старика.

— Ты ищешь доказательства во сне, — он посмотрел на меня с усмешкой, как отец на неразумное чадо, — и не замечаешь их в явном мире. Или замечаешь, но почему-то не веришь самому себе. Разве не хочется тебе прикоснуться к древним Знаниям, стать сильнее, жить, а не существовать?

Он посмотрел мне в глаза, будто в душу заглянул.

— Тебя не сумасшествие страшит, ты боишься поверить в начало своей новой жизни, чтобы не случилось как тогда, в юности, да? — Любимое дело, любимая женщина, первые успехи, признание, планы, надежды и вдруг... пустота.

Он читал меня, как книгу. Было бессмысленно врать ему или пытаться утаить от него что-то.

— Ты читаешь мои мысли? — пробормотал я.

— Я — твой сон, а сны — часть сознания, — усмехнулся он. — А знаешь в чём разница между тем, что было с тобой тогда и тем, что сейчас?

— У меня нет выбора, — я кивнул и опёрся руками на столик, опустив голову.

— Выбор есть всегда вообще-то, — сказал Старик. — Но ответ почти верный. Сила уже в тебе. Она не враг, но слабости не терпит. Сумеешь пробудить свою Волю, овладеть Искусством, тогда получишь шанс выжить и, возможно, возвыситься. Пожелаешь жить как прежде, валяй, только Сила никуда не денется, она останется в тебе. Но, без Знаний и Воли ты будешь, как дом с сокровищем без хозяина, крепкого забора и сторожевых псов — любой желающий, приходи и забирай.

Помолчали.

Я чувствовал себя чистым листом, как тогда, на первой рассветной пробежке. Старик, дал мне немного свыкнуться с этим ощущением, а потом сказал, хлопнув себя ладонями по коленям:

— Ну вот теперь задавай вопросы! Только, уже по-настоящему.

— Как тебя зовут? И кто ты? — спросил я охрипшим голосом.

— У меня нет имени, ведь я всего лишь образ. Но человека, которым ты меня видишь, звали Суэн эн-Шамаш.

— Но ты не он?

— Нет. Его душа стал частью Дыхания больше семнадцати веков назад. А я лишь слепок его личности, содержащий значительную часть его Знаний, память о его общении с учениками, которых у него было на удивление много... Я и тысячи таких как я создаются Дыханием, чтобы наставлять Гранителей — тех, кто первыми принимает Знания в пробуждающемся мире.

— И как мне тебя называть?

— Зови меня Наставник, так будет правильно.

— Тогда, передаю тебе привет, — я вспомнил парня, которого встретил на пробежке, и усмехнулся.

— А-а-а, ведун, — неопределённо протянул мой собеседник. — Ну как, ты понял, чем плоха непрошенная помощь? — он испытывающе посмотрел на меня.

— Хм..., — я задумался. — Если б не он, я бы погиб, разве нет?

— Если б не он, ты бы вовремя отошёл от того дома и не попятился, как рак, под колёса самобега, — поверг меня в ступор Старик. — Вникаешь?

— Да... Вникаю, — задумался я. — Так мне не стоит с ним больше встречаться?

— Отчего ж? Вы можете помочь друг другу. — Оба дурни, каких поискать, но вдвоём, глядишь, полегче будет.

— Что такое Дыхание... Наставник? — я отметил, что мне понравилось как звучит это обращение.

— Когда Творец создал Мироздание, он наполнил его своим Дыханием и миры стали оживать. Дыхание — это высшее проявление Воли Творца, способное делать мёртвое живым, двигать недвижи́мое, создавать невозможное.

— М-м-м... Магия? — я прошептал это слово.

— Магия, волшба, чародейство, пф-ф, — Старик поморщился, будто вишнёвая косточка на зуб попала. — Пустые слова, придуманные безграмотными людьми в зимние Циклы. Знания и Воля — вот чем владеют Искусники. И я говорю не про то слово, которым в твоём мире называют обычную твёрдость характера и умение добиваться своего. Я говорю тебе о Воле, которая есть суть твоей Силы. Сумеешь пробудить Волю и она станет твоими бронёй, мечом и десницей.

— Это как аура что-ли? — пытался я раскладывать по полочкам информацию, которой сыпал Старик.

— Эхе-хе-хе-хех... Если тебе так понятнее, то да, как а-у-ра, — прожевал он это слово и выплюнул. — Я говорю с тобой на твоё языке и стараюсь находить в нём слова, отражающие истинную суть вещей. Но наречия зимних Циклов... Они всегда состоят из поломанных смыслов предыдущего Лета. Не цепляйся к привычным словам, для тебя важнее нутром принять свою новую суть.

— И ты меня этому научишь? — С придыханием уточнил я.

— Я покажу тебе Знания, которыми владел Суэн, объясню как быстрее преодолевать пороги Силы, которая является лишь одним из проявлений Дыхания. А учиться и набивать шишки тебе придётся самому, — терпеливо объяснил он.

— А кто такие Гранители? Нет, я понял, что я теперь один из них, но кто они... мы такие? В чём наша цель?

— А в чём цель жизни человека?

— Так э-э-э... хм...

— М-м-м-да, нашёл у кого спросить, — усмехнулся Старик. — Просто живи, становись сильнее, исследуй новый мир, защищай то, что тебе дорого. Гранители — это Знающие, первыми встающие на грань, разделяющую людей и... прочих. В разные Циклы, в разных землях их называли по-разному, но в ваших современных языках не слова, а пустые оболочки. Смыслы исковерканы, корни перепутаны, тьфу... Важно другое — Дыхание приходит в твой мир. Оно подобно океанскому приливу — сначала струи, потом ручьи, потоки и вот уже сокрушительная волна накрывает сушу, а потом тишь да гладь. — Через несколько десятилетий, может век, оно займёт положенное место в строении мира, а пока, оно бурлит, пробивает себе дорогу, сносит то, что ему не по нраву. И вот тут нужны вы — Гранители — Знающие, что отвлекут Дыхание, станут его первыми творениями. Его суть ведь созидание. Опять же, нечисть да отродий разных приструнить вам придётся, они проснутся голодные, жуть.

— А где было это Дыхание раньше? И что это за Циклы? — я не заметил, как весь обратился в слух.

— Если коротко, то так, — Старик задумался на секунду. — Творец создал миры, вдохнул в них жизнь и понял, что посеял хаос. — Всё меняется непрестанно, разрастается, умирает, приобретает новые формы, все друг друга жрут, миры гибнут и снова наполняются жизнью. Суета и бардак. Тогда он создал Первых — помощников, кои стали наводить порядок в мирах. Творец посмотрел, понял, что ему тут делать больше нечего и пошёл себе дальше. А Первые остались хозяевами Плато. Поделили они миры меж собой и стали друг с другом соперничать — у кого мир краше. Возомнили они себя равными Творцу и начали создавать людей. И тут, как друг перед другом не похвалиться? — У этого лесные жители, что способны целый город вырастить, у того горные трудяги из камня что угодно добыть могут, а этот великанов создал, а тот... Ну ты понял. И наделили они своих детей Знаниями, а спустя время разгорелись войны... И настал хаос пуще прежнего. Первые поняли, что почти уничтожили дело рук Творца и бросились спасать то, что осталось. Они собрались все в Срединном Мире, где стоял Город, построенный Творцом и запечатали Его Дыхание, чтобы оно не распространялось на остальные миры. А когда повсюду настало могильное спокойствие, Первые установили Циклы. С тех пор, Дыхание Творца приходит в миры лишь на время, недостаточное для того, чтобы люди успели набрать чрезмерную Силу. Затем следует Цикл, когда Дыхание покидает мир, остаются лишь его крохи, чтобы сохранить течение жизни.