Я чуть не проговорилась, что «вылечила» Кощея своими руками, но вовремя прикусила язык. Сейчас я сильно жалела о своей доброте.

- К матушке Яге бы тебе, - проговорила Боянка задумчиво. – Она обо всем ведает, она же на пути мертвых живет, на перекрестке Навьем. Но как добраться до нее с твоей «цепью», ума не приложу…

- К кому? – одновременно знакомое и незнакомое имя сбило с толку. – К Бабе Яге?

Травница поморщилась.

- Какая же она баба? Она и молоденькой девушкой может тебе показаться, и женщиной вроде нас с тобой. И старухой, да.

Где-то в деревне залаяли собаки. В сгущающейся ночной темноте сбоку мелькнуло что-то еще более черное и повеяло такой жутью, что мы обе разом обернулись туда.

На ближайшем заборе сидел крупный ворон. И смотрел на нас.

Боянка вздрогнула.

- Не к добру это, - пробормотала она.

- Почему? – удивилась я, вспомнив другого ворона, что остался у Кощеева замка. Мой пернатый зритель. Тот ворон был очень даже ничего. Мне нравился. – У вас вороны означают что-то плохое?

- Вороны – птицы вещие, предвестники беды. Если бы он залетел в дом, что жди в этом доме скорой смерти, - прошептала Боянка. – Но он даже не во дворе, на заборе. Может, и обойдется…

- Да? – удивилась я.

Мой знакомый ворон не казался предвестником смерти. Может, потому, что в том замке уже был один мертвый, один бессмертный, и я, та, которой было обещано: тебя не спасет даже смерть.

Собаки больше не лаяли. Вместе с ночной мглой, настолько густой, осязаемой, когда даже звездочки на небе блекнут и растворяются до полного исчезновения, деревню окутала тишина. Замолчали даже кузнечики, этот вечный фоновый звук загородной жизни.

Ворон встрепенулся, взмахнул крылами и улетел.

Травница проводила его тревожным взглядом. А потом направилась к калитке того дома, забор которого отметила своим вниманием черная птица. Я шла за ней, подсознательно ожидая, что любой мой шаг может закончиться в невидимом болоте. Но всё обошлось.

Калитка оказалась не заперта, и мы беспрепятственно прошли через небольшой ухоженный двор к бревенчатому дому. Маленькая собачонка честно и ответственно погавкала из будки, но выползать из нее не стала.

- Молодец, Дружок, - похвалила пса Боянка, показывая, что они знакомы, и она в этом доме далеко не в первый раз.

Согнутыми пальцами постучала травница в окно. Через занавески не было ничего видно, но свет внутри горел, слабый, дрожащий, как от свечи или керосинки. Дома кто-то был, но на стук не отзывались.

Дружок жалобно проскулил. Боянка бросила на него странный, встревоженный взгляд и постучала еще раз, громче.

В воздухе вместе с ночной мглой сгущалось что-то еще, жутковатое, тянущееся когтистой лапой к забившемуся в испуге сердцу.

- Ждана! – позвала травница в голос. – Это я, Боянка! Открой!

И в то же мгновение в доме что-то загремело, загрохотало, раздался жутковатый тоненький смех, и всё стихло.

Тогда травница бросилась к крыльцу, взбежала по ступенькам и распахнула дверь в избу.

В это мгновение свет внутри внезапно погас.

- Не заходите! – послышался из дома жалобный и вместе с тем полный отчаяния голос молодой девушки.

Озвученная таким тоном просьба сработала ровно наоборот. Первой в избу ворвалась стоявшая на пороге Боянка. Пару секунд спустя, уже не столь решительно, а скорее с осторожностью и опаской, следом вошла я.

Миновав небольшие сени, через дверь, оставленную Боянкой распахнутой, я попала в погруженную во тьму комнату. Аппетитный запах вареных свеклы и капусты ударил в нос, заставив заинтересованно отозваться голодный желудок.

- Не заходите… - продолжала умолять невидимая в темноте хозяйка избы, которая, казалось, вот-вот расплачется.

- Ждана, что с тобой? – произнесла Боянка, белым привидением застывшая посреди комнаты. Ее светлое платье – единственное, что можно было хоть как-то разглядеть в почти полном мраке неосвещенной избы. – Я не вижу тебя, ты где?

- Туточки, - раздался дрогнувший голосок откуда-то сбоку, от стены без окон.

- Сможешь разжечь лучину?

- Попробую…

От той стены донесся шорох. Мои глаза начинали привыкать к темноте, я даже различила какое-то движение. И тут на стене вспыхнул огонек. Настоящее живое пламя, но не свечное, а на кончике длинной узкой щепы, вставленной в простенькую конструкцию-держатель. Которая, в свою очередь, крепилась между бревнами стены на высоте, куда легко могла дотянуться невысокая девушка.

Сразу же по комнате заплясали тени, а желтоватого теплого света хватило, чтобы разглядеть и обстановку обычного деревенского дома, и нервно теребящую подол платья Боянку, и хозяйку избы, миловидную девушку лет двадцати или немногим постарше, в рубахе и синем домашнем сарафане, с длинной русой косой, стекающей с плеча к поясу.

- Зачем пришли? – тихо спросила хозяйка, опустив глаза.

Ей было отчего тушеваться перед чужими людьми. Девушка стояла посреди беспорядка. По избе словно ураган пронесся, снося всё со своих мест. Перевернутая скамья у печки лежала среди осколков перебитых крынок и горшков. На полу под печным очагом кровавым пятном расползалась лужа разлитого борща. Опрокинутый на бок чугунок мерно раскачивался над краем варочной поверхности, словно раздумывая, присоединиться к расколотым собратьям или послужить еще хозяйке какое-то время. Разбросанную по полу постель снежными сугробиками покрывали перья из разодранной в клочья подушки.

Кто-то знатно порезвился в этой избе и совсем недавно.

- Ворона на твоем заборе увидали, решили проверить, - пояснила Боянка, стреляя глазами по сторонам. – Не бойся, это Марья, она мой гость, издалека.

Что-то травнице явно не нравилось. Наверно, явно сверхъестественное происхождение беспорядка. Не сама же девушка учинила такое в собственном доме.

У меня самой тревога скручивала в тугой узелок внутренности. Нехорошее что-то чудилось. Будто смотрел кто в спину.

Как вспомню тот пугающий смех…

И тут он раздался снова.

Мы замерли, прислушиваясь.

Детское гаденькое хихиканье рассыпалось по избе и стихло.

Ждана занервничала еще больше. Кажется, она была не рада внезапно заявившимся к ней домой гостям. Хотя мне в такой обстановке захотелось бы, чтобы рядом оказался хоть кто-то, с кем было бы не так страшно.

- Извините, - пролепетала, будто оправдываясь, девушка. – Это домовой… Расшалился…

Домовой? Я поежилась. Впрочем, после плена у настоящего Кощея да битвы-состязания с Полуденницей можно уже ничему не удивляться. Подумаешь, домовой. Эка невидаль.

Если бы только не было так жутковато…

В эту секунду огонек на лучине мигнул, словно кто-то пытался его затушить. И сразу же с громким лязганьем упала на пол прислоненная к печи кочерга. Травница мгновенно развернулась на звук, Ждана вскрикнула, а я испытала сильное желание убраться из этого дома подальше.

- Ты пробовала его задобрить? – выспрашивала Боянка хозяйку, не сводя глаз с печи. – Домовые любят, когда им молочко за печкой ставишь или вареньице какое.

Ждана поспешно закивала.

- А вообще странный он какой-то, - проговорила травница задумчиво. – Так-то домовые не вредят хозяевам. Не хулиганят. Не пугают почем зря. Они же защитники дома. Где нужна помощь – подсобят, где какая беда – оградят. Разве что только хозяева крепко их чем-то обидят…

С этими словами Боянка пристально так посмотрела на притихшую Ждану.

- Обидела? Не уважила?

- Что ты! – всплеснула руками Ждана. – Жили душа в душу! И не было такого раньше! – чуть не плакала она. – Он озорничал, не без этого, но чтобы так… Не понимаю, что на него нашло…

- Кощей в деревне, вот что нашло, - бросила Боянка сурово. – Видно, тьма его до твоего домового дотянулась.

Новость о Кощее не особо испугала хозяйку дома. Наше присутствие напрягало ее куда больше. И, кажется, я начинала понимать, почему именно.