От Кщея же Сергей узнал, что Стемид с сыновьями, воеводами и большей частью дружины отбыл на зимние промыслы. Как и планировал. Обязанности же временного коменданта белозерского ныне исполнял боярин Тилен Добрый. И прозвище боярина было следствием не его мягкого характера, а внушительных статей, которые с возрастом еще более расширились, так что весил боярин, по прикидкам Сергея, пудов десять. И в данный момент активно поддерживал форму. То есть кушал. В княжеской трапезной. Один. Если не считать отрока на побегушках.

К появлению Сергея временный воевода отнесся добродушно. Пригласил за стол разделить то ли поздний обед, то ли ранний ужин.

Сергей не отказался. Ну да, дома он пообедал. Но когда это мешало молодому организму?

В процессе совместной трапезы Сергей узнал, что в городе все хорошо. И что младшая дружина сейчас за городом. Тренируется под руководством полусотника Каршена, которому боярин делегировал полномочия неспоредственного руководства. На осторожный вопрос: а если вдруг что-то случится, искренне удивился. Да кто в своем уме рискнет напасть на варяжскую столицу? Да, основная дружина нынче в отъезде, но тут же каждый второй — опытный вояка. Защитников хватает. Вот он, княжич Вартислав, вернулся. Опять-таки. Кто бы ни сунулся, всех порвем.

«Ага. Ты порвешь, — подумал Сергей, глядя на разглагольствующего боярина. — Скорее расплющишь, если сверху сядешь».

Наверное, боярин был прав. В целом. Но в частности стоило задуматься. Сергей оставлял свою семью в Белозере в полной уверенности, что они под серьезной защитой. Он по прошлой жизни знал, что любой авторитет не является абсолютной защитой. Голодная стая может и на тура напасть, если голод подвел брюхо.

Поблагодарив за угощение, Сергей покинул Детинец и отправился к корабельным сараям: порадовать Прастена грядущим строительством. Так или иначе, Тилен был прав: в Белозере все хорошо. А у Сергея и его людей все вообще замечательно. Остается еще мерян сбыть, не продешевив, выдать всем людям бонусы согласно вложенным усилиям, и можно отправляться к Избору. Очень любопытно, чем отдарится вредный ведун, если ему подарить что-то весомое? К примеру, исподнее шелковое, в котором вши не заводятся? Или ложку серебряную граммов в сто?

В итоге, так и не выбрав, подарил и то и другое. Два комплекта шелковой одежки и серебряный суповой инструмент.

Ведун отдарился знатно. Набил Сергею татушку. На тыльной стороне ладони аккурат между большим и указательным пальцами левой руки. Заковыристую хрень из покоцанной черточками спирали. Часа четыре трудился. Доволен был, как удачно совокупившийся лось.

— И что это за тавро? — поинтересовался Сергей, глядя на распухшую руку.

Избор обиделся.

Минуты две высказывался насчет дремучих невежд, нищих духом и скудных интеллектом. Потом с четверть часа расхваливал свое искусство кольщика и невероятные способности открывать проходы между мирами Кромки. В чем состояло это искусство и как оно связано с красными «почеркушками» на его руке, Сергей так и не понял.

Избор, видя, что ученик тупит, снизошел. Треснул дареной серебряной ложкой по лбу, осведомился:

— Помнишь девок, огненным змеем помеченных?

Девок Сергей помнил смутно. Зайца, приманенного тогда ведуном, помнил, а девок… Только то, что девки были так себе и еще какая-то бесовщина с ними была связана.

— На метку свою гляди, как на их метки глядел! — потребовал ведун, ухватив Сергея за шуйцу и тыча в свежую татушку пальцем. — Ну, что чуешь?

Чуял Сергей запах лука и нестираной рубахи ведуна. Обычной, шелковые тот припрятал. Ну и, само собой, боль там, где палец Избора упирался в припухшую кожу. Но это как раз нормально.

Ведун не был бы ведуном, если бы не осознал тщетность своих усилий. Вздохнул тяжко и произнес неожиданно мирно:

— Значит, срок твой не пришел. Давай-ка к столу, поснедаем.

Вернувшись в Белозеро, Сергей показал ведунову «метку» Дёрруду. Кому как не ему, изукрашенному многими значимыми татушками, разбираться в нательном искусстве?

Убийца минут пять глядел на Изборовы каляки-маляки, потом покачал головой.

— Мне такое не ведомо, — изрек «специалист». — Думаю, это ваша, здешняя волшба.

Потом подумал еще и добавил, что раз Избор сие изобразил, то польза несомненно будет, поскольку он, Избор, мудр и многознающ.

В последнем Сергей не сомневался. Равно как и в том, что чувство юмора у ведуна весьма своеобразное. Этот мог и полную хрень изобразить шутки ради. Чтобы все прочие глядели на бессмысленную фигню и ломали головы, что за великий оберег ведун на Сергеевой шуйце наколоть изволил.

И в этой мысли Сергей еще более утвердился, когда вернувшийся с полюдья Рёрех практически слово в слово повторил отзыв Дёрруда. Разве что вместо «ваша волшба» употребил «ведунова».

Впрочем, зажила татушка быстро, неудобств никаких не причиняла, и примерно через месяц Сергей перестал обращать на нее внимание. Тем более что Колхульда наконец разродилась, одарив мужа крупной крикливой девчонкой.

Хоть тут Избор не пролетел с предсказанием.

Назвали девчонку Хавьер, то есть Громкоголосой. Но это временно. Подрастет, и через годик получит полноценное имя. Если, конечно, Сергей от нее не откажется, что маловероятно. Особой радости от рождения дочери Сергей не испытал, но… Странное такое чувство. Что-то вроде: раз уж есть, пусть будет. Надо думать, не созрел он в этой жизни для роли отца. Поглядел, похвалил, подарил Колхульде золотой браслетик с лошадками и с малой дружиной из трех десятков бойцов отправился в Новгород: филиал здешней кузницы основывать и позиции укреплять.

Уехал вроде на месяц, а застрял до весны. Вернулся в Белозеро как раз к ледоходу. А еще через месяц — снова ушел. Князю Олегу компанию составить в летнем завоевательном походе. На этот раз — с Рёрехом. Стемид не возражал. А вот Турбрида снова не отпустил. Зато пообещал взять с собой прогуляться на запад по Балтике, оставив «на хозяйстве» старшего сына. Последний не возражал. Похода на ромеев Трувору хватило для утоления страсти к авантюрам. А вот Сергею до сих пор снился Золотой Рог. Но тянуло его, если по правде, не на юг, а на запад. Но все, что он себе разрешил: отправить в Лотарингию пару кнорров с Прастеном в роли капитана и Тейтом Болтуном в качестве военного специалиста по франкам. С ним же отправилось шестеро из одиннадцати бывших хирдманов Бьёрна. Помогут варягам Прастена наладить общение с местными. К франкам — воск, меха и прочие северные дефициты. А еще написанное на латыни письмо и золотую подвеску: лебедей, переплетшихся шеями. Для Маргред…

Часть вторая. Кровь и полынь Дикого поля

Лето года от Рождества Христова 910-го, а от сотворения мира 6417-го

«Проклята, — думала Ядвара. — Что бы тебе, Морена, не прибрать меня родами, как взяла моего сыночку? Вот счастье-то было бы. Или три дня тому поймать мне грудью стрелу? Или чтоб прободил меня железом степняк? Чтоб не видеть того, что уже не развидеть».

— Ты ешь, баба, ешь, — копченый пододвинул ей котелок. — Хорошее мясо. И крупа хорошая. Как вы, русы, любите. Что, ложка в рот не лезет?

Ядвара молчала.

— Тебе, баба, надо много есть. Мой хан любит толстых. И резать любит, и так… поиграться.

Лицо у печенега не плоское, и глаза большие, не щелочки, как у других. У знатных степняков такое нередко. От матерей переходит. По-словенски хан говорит хорошо, и голос ласковый. Напугать хочет. Смешной. Как можно напугать мать, у которой на глазах всю родню убили, не пожалев и детишек, а мужу любимому голову отрезали и в сумку положили. Не бывать Осмолушке теперь в Ирии. И ей не бывать. И племяшкам. И всей родне. Никого не осталось. Разве что дедов ублюдок в Киеве на подворье ключником, да пасынок Брудень. Но ублюдок — он ублюдок и есть, а пасынок, он чужой крови да Ядвара и не видела никогда. Так что на ней род их и пресечется. Вот беда набольшая из бед…