И Поджар вернулся. Но уже не на половичок под дверью, а с полными правами свободного новгородца. Пояс и нож он купил себе сам, а место за хозяйским столом, нормальную одежку и все прочее, положенное пареньку, обеспечил уже Левота.

А так все осталось по-старому. Включая кулачные бои, до которых Левота по молодости был изрядно охоч, несмотря на многочисленные травмы.

Левота рос, Поджар тоже. Теперь уже не холопом, а спутником. Все время вместе. Из одного котла ели, одним девкам подолы задирали. Вместе учились с оружием управляться и товары считать.

А потом Поджар опять выдал коленце: женился. И не на ком-нибудь, а на дочке уважаемого в Новгороде купца. Которую по родовой, можно сказать, привычке обрюхатил. Только, в отличие от папаши, сбегать не стал, а посватался. Купец дочку любил, а дочка любила Поджара. У которого, кстати, уже и денежки имелись. Умел парень брать свое. Сладилось.

Для всех. Кроме Левоты.

Тот к этому времени тоже женился и, как отец, называл себя боярином. Здесь, в Новгороде, с боярством попроще. Папа готовил Левоту в наследники, в том числе и политические, а потому активно приобщал сыночка к грязным играм.

И в играх этих посредником был Поджар, который прекрасно понимал: если что не так, его сделают крайним.

Собственно, и сделали, когда он оплошал с Сергеем.

Сколь веревочке ни виться… Но что делать? Даже став мужем и войдя в чужой род, Поджар не мог послать Левоту с папой. Те не простили бы и не спустили. Слишком много он знал. Вот и решил Поджар с Левотой не рвать. Тем более деньги.

Вот только прежней дружбы между ними не осталось.

Поджар жил до первой серьезной оплошности. И знал это. Но попала собака в колесо…

В любом случае он сумел стать свободным, уважаемым и богатым, что для мальчишки-холопа — величайшее достижение. А еще он осиротел. В доме его родного деда случился пожар, и огонь пожрал огнищанина вместе со всем семейством. Включая дядьку, который когда-то свидетельствовал о рождении Поджара.

Но остался двор, пашни, скот, холопы…

И все это унаследовал Поджар. Невелика проблема с его-то связями.

Дом отстроили и стали использовать в качестве загородной базы для наемников. Например, Хлёдвир со своими головорезами жил именно там.

— Если тебе нужно будет кого-то спрятать, хорошее место, — сказал Поджар Сергею. — Имей в виду.

Поджар умел быть полезным. Причем — загодя. И Сергей знал: новгородец будет предан. Такие, как Поджар, ценят человеческое отношение больше денег. А еще Поджар проникся к Сергею искренней симпатией, когда узнал, что у них схожая судьба. Обоих фортуна обрекла на холопство, и оба сумели ее перебороть.

Глава четырнадцатая. Разбойники

Из Новгорода Сергей вывел санный поезд почти километровой длины. Больше сотни саней, из который половина — его. Пришлось даже дружину разделить: отправить два десятка в хвост, потому что, будь Сергей на месте разбойников, именно хвост он бы атаковал. К охране своего и чужого имущества Сергей отнесся очень серьезно. Передовой конный дозор, фланговые из норегов на лыжах. Если останавливались в деревнях и городках — ночные караулы и секреты на околицах. И тренировка неплохая в формате «колонна на марше», и очень полезно с позиции безопасности. Сергей знал обычную разбойную практику: работать в связке с осведомителями в местах ночлегов.

А находить крыс куда проще, когда знаешь, где искать.

— Говорю же: сказано было вас не трогать! Я правду говорю! — плакал висящий на столбе парнишка. — Не мучьте меня! Умоляю! А-а-а!..

Сломался он сразу, едва к столбу привязали. Орал не от боли — от страха.

— Не врет, — сказал Сергею Грейп. — Слизняк. Сейчас второго приволокут. Надеюсь, он покрепче будет.

Грейпу Гримисону нравилось ломать людей. Это как поединок. В котором он, Грейп, почти всегда побеждал. Проигрывал редко. Когда встречались особенные. Сильные. Или безумные. Грейпу такие попадались дважды. Кому боль — не боль, а веселье. Отец, когда учил Грейпа, предупреждал: если воин терпит боль — боги радуются. А иным от богов бывает дар: боль становится в радость. Не только такая, как в бою, когда от нее кровь закипает, а вот так, под пыткой. Это судьба дает человеку возможность показать великое мужество. И то, что не всякого можно сломать умелому палачу, было хорошо для Грейпа. Ну что это за поединок, когда знаешь, что победишь наверняка. Хорошо для Грейпа, но плохо для дела. Ведь если Грейп проигрывал, то не узнавал правды.

Но не этой ночью.

Кряжистый мужичок, которого приволокли дренги, выглядел крепким, но не из той породы, что радуют богов мужеством.

— Этого снимайте, а этого вешайте, — распорядился он. — Только одежку с него снимите, а ты, — перепуганному холопу, — дров в очаг подкинь, чтоб пожарче.

Все же зима на дворе.

Хлипкий парнишка уполз в угол, а кряжистого мужичка споро разоблачили и повесили на столб. Тут-то он очнулся и сразу заорал.

Грейп сунул ему кулак под дых и, пока тот молча разевал рот, сказал деловито:

— Говорить будешь, когда я велю и то, что я велю. Если понял — кивни.

Но мужик вместо кивка с сипом втянул воздух и снова заорал.

Ну раз он хочет покричать, пусть покричит.

И Грейп дал ему такую возможность.

— Да, дело не наше, — согласился Сергей. — Но весело же!

— Что ж веселого, если добычи не будет? — не согласился Убийца.

— А может, и будет! Откуда ты знаешь, кого они до нас ощипали? — вступил в спор Трани Журавль. — Давай сбегаем, тут же недалеко!

Дёрруд покачал головой. Не одобрял. Но особо и не спорил.

— Младших возьмем, — сказал он.

— Было бы неплохо, если бы ты здесь остался, — сказал Сергей. — Присмотрел, если что.

— Милош присмотрит.

По тону Сергей понял, что вопрос решен. В некоторых случаях Дёрруд вел себя так, будто старший он, а не Сергей.

— Да и что тут случиться может, — добавил Убийца.

Последнее Сергей и сам понимал. Их караван, по сути, оккупировал городок. Заняли дома, конюшни, поставили на ограде своих воев.

Местные не возражали. Уступали жилье, резали скот, варили кашу, доставали из заначек мед.

Городок де-юре принадлежал князю полоцкому Веремуду. Тут и дружина его стояла: десяток отроков с гриднем-кривичем. От Вощаника Сергей знал, что эти храбрые витязи не брезговали содрать с проезжавших мыто, от которого князю не факт что перепадало. Купцы платили. И даже позволяли пошарить в санях. Десяток профессиональных воев — изрядная сила.

Не для Сергея. Так что мзды он платить не стал. А вот за еду-питье-кров пообещал заплатить щедро.

И, возможно, заплатит, если окажется, что местные дружинники с лесными татями никак не связаны. Хорошо, коли так. Десятник Евдим Сергею понравился. Спокойный, уважительный, крепкий. Староват только: пятый десяток разменял. Хотя Сергей и на седьмом в свое время мечом рубил крепко. Правда, недолго. Выдыхался быстро.

— Милош, ты остаешься. И подбери нам тех, кто пойдет. Два десятка отроков, кого этим годом взяли. Трани, ты тоже пойдешь. Брат мой что делает?

— Как обычно. Потерялся, — улыбнулся Милош. — С двумя девками.

— Это хорошо.

Хузарин сделал свой выбор. Если завтра начнет претензии предъявлять, что не взяли, Сергей так ему и скажет. По-песенному. «Нас на девок променял».

— Гонца Грейп не сильно помял?

— Один на лыжах бежать сможет, — ответил Дёрруд.

— А второй?

— Со вторым Грейп еще не закончил. Нет, уже все, — поправился дан, когда в открывшуюся дверь дохнуло холодом и на пороге появился Дёррудов племянник Трюм.

— Хёвдинг, Грейп зовет.

— Сейчас пойдем, — кивнул Сергей. — Милош, пошли кого-нибудь за Евдимом. Хочу, чтобы он с нами послушал.

— А если это его дела? — возразил Милош.

— Если его, то там же ответит, — сказал Сергей. — Но вряд ли. — И пояснил: — Понравился он мне. А я дурных людей чую.