К заходу солнца варяги уже отошли от острога километров на пять. Придавленная жарой степь оживала. Громче стал стрекот насекомых. Потянуло влажным ветерком: неподалеку вода.

Машег появился, когда отряд проезжал мимо небольшой редкой рощицы. Возник между деревьев двуоконь, шагом, но все равно так внезапно, что передовые даже за луки схватились.

Машег на суету внимания не обратил. Поехал с Сергеем рядом. Лицо чистое, волосы мокрые. Искупался, похоже. Сергею враз стало завидно.

— Лагерем встали, — сообщил хузарин. — На берегу речки малой. Отсюда в десяти стрелищах, — и уточнил на всякий случай: — Моих.

— Много их?

— Не-а. Меньше сотни. Еще раненые. Этих не считал.

— Что делают?

— Когда я отъезжал, жрать собирались. А до того мертвых своих жгли. Эти, в крепости, славно ушли. Взяли с ворогов мыто вражьими душами.

— Лучше бы ушли копченые, а они остались, — проворчал Сергей. — Бьем?

Машег пожал плечами:

— Можно. Но я бы не стал. Кони измотаны. Пить хотят, а копченые у речки стоят.

— Что предлагаешь?

— Немного ниже от них по течению излучина есть, — сказал он. — На том берегу. Там встать хорошо. Лошадок напоить, покушать, поспать немного…

— А с рассветом ударить? — угадал идею Сергей.

— Ага, — подтвердил Машег.

— А если ночью? — предложил подъехавший Грейп.

Сергей и Машег глянули на него одинаково: ты сейчас серьезно?

Не понял.

— Подкрадемся тихо, ночь безлунная будет.

Машег снизошел до пояснения.

— Здесь степь, — сказал он. — Кинутся кто куда. Лошадок высвистают, те у них на свободном выпасе вокруг лагеря, и дёру. Пешком конных догонять станешь? Так они тебя сами догонят, когда поймут, что ты на своих двоих. Стрела на звук хорошо идет. И это если лошадки тебя первыми не обнаружат. Мои бы точно учуяли, — он погладил полукровку по атласной каштановой шее.

— Добро, — решил Сергей. — На рассвете пойдем. Нарисуешь потом, брат, как они встали и что там вокруг. Решим, как их бить будем.

— Ясно как. С удовольствием! — Машег засмеялся. — Сейчас нарисую. Дай-ка бересту…

— Зачем сейчас? — возразил Сергей. — Давай сначала лагерем встанем, поедим…

— А затем, что я сейчас обратно поеду. Погляжу, куда и как они будут караулы ставить. И секреты, если будут.

— Я с тобой, Машег, — заявил подъехавший Милош.

Хузарин поглядел на него внимательно, потом еще более внимательно — на его коня. Но все же кивнул. И уточнил:

— Только ты. Заводного возьми. Есть свежий?

— Есть. Кобылка из степных.

— Сойдет. Сторожить по очереди станем. Поесть-попить с собой соберешь?

— Уж как-нибудь. Княжич? — Милош повернулся к Сергею.

— Езжай, — разрешил тот. — Вдвоем лучше. Будет кого прислать, если что.

[1] Петух.

Глава вторая. Храбрость воинов хоревой

Ночь прошла без событий. Еще до света варяги были уже в седлах. Тихо перешли реку и двинулись к вражескому лагерю.

Встретили их загодя.

— Ладно все, — сообщил Милош. — Нас не ждут. Дозоров нет, только пастухов двое при табуне. Было. Думаю, уже нет их. Машег сказал: уберет, когда я к вам отъеду.

Чуть посветлело. Минут двадцать, и небо зарозовеет. Лучшее время для степного налета. Сергею, однако, хотелось успеть взглянуть на лагерь степняков собственными глазами.

— Все сказал? — перебил он своего сотника.

— Все, — подтвердил Милош, но Сергей уловил паузу между вопросом и ответом.

— Ну и?

— Баба с ними, — сказал Милош. — Красивая баба.

— С ними или у них?

— У них.

Сергей вздохнул, покачал головой. Милош понял правильно:

— Нет, вождь, не трогали ее.

Неожиданно.

Было бы неплохо с этой бабой поговорить. Потом. После победы. Если выживет. Что — не факт. Копченые вполне могут ее прикончить, если поймут, что для них все оборачивается нехорошим. И от случайной стрелы погибнуть в таком бою — это запросто.

Мар, которому наскучило стоять без дела, игриво толкнул головой кобылу Милоша. Та ухаживаний не приняла: прижала уши и показала зубы. Мар обиженно фыркнул.

— Милош, — Сергей принял решение. — Постарайся, чтобы она выжила. Но не рискуй. Ты для нас важнее.

Рядом негромко откашлялся Дёрруд. Ну да. Вождю не положено вести себя так, будто они уже победили. Богам подобная самонадеянность может не понравиться.

Сергей ненадолго задумался: спешивать нурманскую часть отряда или нет? Потом решил: не надо. Сами разберутся.

— Далеко? — спросил он.

— Три стрелища.

— Веди. — И Дёрруду: — Вы за мной, стрелкам рассыпаться.

С полкилометра прошли рысью, а потом трава поднялась лошадям по грудь, и они перешли на шаг.

Проснулись птицы. Засвистели, зачирикали.

— Тот холмик, — указал плетью Милош. — Машег там.

У холма спешились, оставив коней внизу, где уже щипал траву Машегов жеребец. На варягов он не среагировал: узнал своих.

Холмик оказался курганом. На лысоватой макушке — впадина, а в ней что-то вроде жертвенного камня.

У камня, подстелив плащ, расположился хузарин.

На приход Милоша и Сергея он не среагировал, хотя наверняка услышал их, еще когда к холму подъезжали. Доверился интуиции своего коня, надо полагать.

Раннего света не хватало, чтобы разглядеть лагерь печенегов в подробностях. Но степняки любезно не стали тушить костры, рядом с которыми спали. В стороне, ближе к реке, на пойменном лугу, не столько виделся, сколько угадывался табун.

Беспечность копченых удивляла. Непуганые, похоже. Что ж, осторожность приходит с опытом. Хотя Сергей надеялся, что к этим она не придет никогда.

— Я бы с нашей стороны нурманов поставил, а сам со стороны табуна зашел, — Машег присел рядом. — И пусть нурманы первые начнут. А мы табун подымем. Пастухов я снял.

Резонно. Копченые, когда нурманы в их лагерь ворвутся, первым делом к лошадям кинутся. То есть не в степь, а к реке. Если кто и попытается удрать на своих двоих, на здоровье. Пеший печенег в степи не охотник, а добыча.

Простой план. Если что-то пойдет не так, меньше проблем.

— Согласен, — одобрил Сергей. — Поехали к нашим.

— Ага. У тебя пожрать чего есть?

— Есть. Гусятина холодная, вчерашняя.

— Ага. Давай. Милош!

— Все тебе, — сказал Сергей. — Для него у меня еще есть.

Плох тот командир, который не кормит своих людей. Особенно если они — друзья.

Верхами обошли печенежский лагерь по дуге, уложили коней в траву, чтоб не увидели раньше времени. Как раз вовремя успели: небо зарозовело. Лагерь печенежский просыпался вяло, но кто-то уже поил раненых, а с десяток копченых, раздевшись донага, полезли в реку.

Точно непуганные.

— Давай, — бросил Сергей Наславу, и тот завыл. Красиво так. От настоящего волка даже волки не отличат. А лошади — тем более. Свои-то привычны, а вот печенежским варяжский боевой клич — в новинку. Так-то табун от одинокого волка бегать не будет, но кто сказал, что волк — один?

Наслава поддержало еще десятка два глоток. Сергей тоже с удовольствием присоединился. Пошуметь пошумели, но поднимать коней не торопились. Ждали, когда начнут нурманы.

Ядвара встрепенулась. Села. Волки воют. Вроде бы обычное дело в степи. Да, близко. И опасаться точно нечего — такому-то отряду. Вон даже лошади не встревожились. На большой табун хищники только с большой голодухи сунутся. Так что пусть… Вот только вспомнилось вдруг: варяжский клич — тоже вой волчий. Ее муж был варягом. Потому Ядвару к нему в жены и определили. Дед сказал: надо. Будут, Ядвара, твои сыны варягами. За ними сила. Ну а как иначе, если сами киевские князья — из варягов. Дед говорил, ему тоже предлагали — в варяги. Он отказался. Не захотел родового Сварога на Перуна менять. А русью княжьей можно и без варяжских усов оставаться. Это дед и рассказывал: варяги перед боем воют по-волчьи. Да так страшно, что под сердцем пустеет. А муж ничего не рассказывал. Муж вообще с Ядварой почти не говорил. Зачем в жены взял, непонятно. Зачем дед за него Ядвару отдал, это ясно. Только за это лето копченые трижды на острог набегали. И муж Ядвары каждый раз первым из воев был. И сам бился крепко, и других воодушевлял. Много степняков от его руки пало. Ан не уберегло. Не защитил его варяжский бог Перун. И деда Сварог не защитил. И братьев с сестрами.