— Значит, живьем брать будем, — пробасил Дёрруд, опускаясь рядом на корточки. — А стрелять они не станут. Машег сказал: луков у них нет.

— Что еще сказал?

— Что не советует нападать самим. Разбегутся — лови их потом по лесу.

Хузарин, что скажешь. Для него лес — недружественная территория.

— Проводника мне.

Какойка мирно спал. В своем праве. Его дело дорогу показывать, а не дозор нести.

Разбудили. Познакомили с обстановкой. Предложили определить племенную принадлежность нехороших людей.

Не справился. Долго смотрел меж саней, с разных позиций… Не разглядел ничего. Сергей, надо отметить, тоже ничего не разглядел. Тихо сидят, смертнички, ждут. Возможно, в снег зарылись до времени. Он, Сергей, на их месте так бы и поступил. В смысле, зарылся, а не напал. Даже если допустить, что хищные лесовики впотьмах не разглядели, на кого хвост задрали. Пусть сидят. Повода для беспокойства нет. Потому что в нынешней позиции совершенно не важно, сколько этих, лесных. Хотя…

Вспомнилось, как его, тогда уже князь-воеводу, едва не погубили такие же лесовики. Его, Сладиславу, дружинников верных… Хорошо, Артем успел вовремя. И спас, и наказал. Да так наказал, что вся эта кровожадная жреческая сволота на его земле повывелась. Лишь немногом удрать удалось.

Но там была особая ситуация. Тогда именно за ним, князь-воеводой Серегеем, пришли. А здесь… Ну да посмотрим.

Посмотрели. Все как и ожидалось. Напали меряне, когда небо посветлело. Полезли скопом со всех сторон разом. И полезли врукопашную. Тоже, наверное, боялись коней, свою потенциальную собственность, попортить. Ну, коли так, Сергей тоже велел не стрелять. Разве что по тем, кто удирать будет. Храбрые мужи эти меряне. Бесстрашно перебирались через возы, орали громко и грозно, размахивая копьями-рогатинами.

Вопрос: сколько надо мужиков с рогатинами, чтобы завалить, скажем, Нарви? Или Наслава. Ответ: много. Пока не устанет. А устанет он не скоро, потому что выносливость что у варягов, что у скандинавов высокая. Это если речь идет об одиночках. А если хирд… Тогда вопрос формулируется по-другому: сколько нужно волков, чтобы закусать ну, например… танк Т-80У, которым «обкатывали» Сергея в той, самой первой жизни?

А еще слова Дёрруда о том, что лесовиков надо брать живыми, нашли в сердцах дружинников живейший отклик. И бойцы старались.

Получалось не всегда: бой все-таки. Но с большей частью атакующих все обстояло штатно: передние оглушали, задние вязали «добычу» и складировали. Конвейер работал исправно: будущий двуногий товар поступал на обработку равномерно. Ведь те, кто снаружи, не видели того, что происходит внутри. Возы мешали. Да и не рассвело толком.

Сергей в переработке свободных охотников в двуногий товар не участвовал. Наблюдал со спины неоседланного, только прикрытого попоной Мара за процессом, ожидая, когда меряне сообразят, что бой развивается вне их ожиданий. Произошло это минут через двадцать, когда совсем рассвело. К этому времен вне огражденного периметра осталось меньше полусотни лесовиков. Не самых храбрых, потому что самые были либо упакованы, либо мертвы или близко к этому состоянию. Сообразили и начали неорганизованное отступление. То есть с разной скоростью бросились наутек.

Сергей свистнул дважды. Оговоренный сигнал, по которому его бойцы перешли в решительную атаку, а сам он извлек из налуча изготовленный к бою лук.

Бежать с холма легко. Но не по сугробам. И это тот случай, когда догонять проще, чем убегать. Тех немногих, кто сумел встать на лыжи, догнали стрелы. Остальных… Остальные присоединились к большинству соплеменников.

— Чем же мы их кормить будем? — задумчиво проговорил Милош, глядя на увязанных в длинную цепь мерян, бредущих вслед за санным поездом.

— Дичи набьем, рыбки наловим! — Грейп был настроен оптимистически. Поскольку видел сейчас не две с лишним сотни пленников, а огромную кучу серебра.

Да, этим утром они неплохо потрудились. Больше половины нападавших превратились в живое имущество. А остальные…

Сергей был уверен: теперь волки от них отстанут. Жалости к убитым и пленным он не испытывал. Меряне пришли за их кровью и добром, а не пивом угощать.

— Тут нет твоих родичей? — спросил он Какойку.

Тот потряс мохнатой шапкой:

— Моих нет. У нас, господин, много-много родов.

— Это хорошо. Потому что парочку холопов я собираюсь подарить тебе, Какойка, а родню холопить нельзя. Скажи мне еще: они все из одного рода или из разных?

— Думаю, из одного, господин.

Перспектива стать рабовладельцем проводнику явно понравилась.

— Тогда объясни им, — сказал Сергей, — что они теперь наша челядь. И пусть не пытаются сбежать. Кто попытается, того накажут. А если сбежит, то накажут десяток его родных. Нурманы накажут. Знают они, кто такие нурманы?

— Может, и знают, а если не знают, то я им расскажу! — с воодушевлением воскликнул Какойка. — Хорошо расскажу. Я нурманов хорошо знаю, видел многое.

И не обманул. Внушил пленникам должное уважение.

И это было хорошо, потому что пытать десятерых за одного Сергей не собирался. Но кто рискнет заподозрить его во лжи?

Построились. Двинулись. Сергей для разнообразия двигался теперь не в голове поезда, а в арьергарде. Сразу за последним мерянином. За ним только десяток варяжских отроков под прямым руководством Кистра.

Мар выбранным темпом был недоволен. Ему хотелось — быстрее. Пленники заметно снизили скорость каравана. Кое-кто ранен, пусть и легко, а большинству пленников вдобавок крепко прилетело по голове, что не поднимало ни скорости, ни настроения.

Настроение Сергея тоже оставляло желать. И он уже сообразил почему. Всю прошлую жизнь он категорически избегал работорговли. Невзирая на упущенную выгоду и репутационные потери. А теперь — вот. Получается, что, превратившись в Вартислава, он не только избавил тело от груза прожитых лет, но заодно и от моральных принципов освободился?

Это беспокоило. Причем не столько то, что он сейчас гонит на продажу толпу мужчин. Это-то ладно. Не он на них напал. А похолопить всяко лучше, чем всех их перебить. Но сам факт, что он, Сергей Духарев, становится другим, вот это напрягало. Поначалу ведь казалось, что он, теперешний, просто стал моложе и ближе к тому Сереге Духареву из самой первой жизни. А выходит, что он окончательно избавился от морали конца двадцатого века? Что это? Специфика подросткового возраста, когда мозг активно впитывает социальные приоритеты окружения? Что дальше? Нет, не так. Что он может сделать прямо сейчас? Избавиться от пленников? Просто отпустить нельзя. И дружина не поймет, и сами пленники воспримут как слабость. Встряхнутся, соберутся и снова нападут. Продать при первой возможности задешево? Опять-таки свои не поймут.

Хотя есть варианты. Сергей дождался, когда тропа немного расширится, и послал Мара вперед. Конь охотно прибавил. Проворно попер по снегу коротким галопом. Аллюр привычный. Степной. Минут пять, и он уже обходит основную часть дружины.

— Дёрруд!

— Хёвдинг.

— От трэлей надо избавляться, — заявил Сергей. — Этак мы до Белозера нескоро доберемся.

— А мы разве спешим? — флегматично поинтересовался Убийца.

— Он по дому соскучился, — влез Машег. — А особенно по домашним! — И хихикнул.

— Вообще-то моей жене скоро рожать, — сказал Сергей.

— Так ей, а не тебе, — резонно возразил Дёрруд. — Ты не беспокойся, хёвдинг. Этот Как-как-его сказал: скоро к гарду выйдем. Там саней еще купим, лошадок. Еды купим. Тех трэлей, что сейчас ходят плохо, на санях повезем, пока не окрепнут. А кто совсем плох, там и продадим. О важном думай, а это пустяки.

Глава двадцать четвертая. Цена неуважения

Городок оказался не просто острогом, а именно городком. Частокол, за которым десятка три дворов, посад, внизу — вмерзшая в лед пристань.