Наконец-то появился последний из моих парней, и наше воссоединение, возможно, было самым горьким из всех.
— Ключи, сука, — потребовала я. — Или следующая пуля войдет тебе между глаз.
Собиралась ли я убить ее за то, что она была королевской хуесоской? Вероятно, нет. Но стала бы я стрелять в нее, чтобы помешать ей преследовать меня? Да. Я была готова к этому.
Парень на земле рыдал, задыхался и молился богу, который не помог бы ему, даже если бы слушал. Божествам было наплевать на таких подонков, как мы. Если они вообще существовали, то приберегали свое милосердие для людей, гораздо более достойных его, чем мы.
Девушка неохотно вытащила связку ключей из заднего кармана и бросила их мне.
— Может, скажешь, где припарковалась? Или я опять подстрелю твоего приятеля? — Спросила я, не делая попытки забрать их.
— Примерно в квартале отсюда, — она дернула подбородком вправо. — Черная «Honda».
— Спасибо тебе, дорогуша, — передразнила я, наклоняясь, чтобы забрать ключи.
Как я и ожидала, она бросилась на меня, словно всерьез верила, что я настолько глупа, чтобы отвести от нее взгляд, и я выстрелила, попав ей прямо в бедро.
Вместо того, чтобы кричать, как ее приятель, девушка просто изрыгала проклятия в мой адрес, пока я поднимала ключи, обзывая меня всеми именами, какие только могла придумать, при этом кляня меня обещаниями смерти, которые я игнорировала. В конце концов, Мрачный Жнец уже однажды приходил за мной. И оказалось, что даже этому чуваку я не нужна. Никогда еще отказ не был так приятен.
Я отвернулась от истекающих кровью, ругающихся, плачущих ублюдков и замерла, обнаружив мужчину, наблюдающего за мной с сиденья матово-черного мотоцикла.
Маверик не сказал ни слова, но уголок его рта приподнялся в опасной ухмылке, а темные глаза загорелись каким-то решением, которое заставило мое и без того бешено колотящееся сердце учащенно забиться.
Он поднял свой собственный пистолет, и мое сердце замерло, потому что по какой-то неизвестной причине я не подняла свой. Может быть, это было потому, что в глубине души я знала, что его убийство уничтожит все оставшиеся фрагменты той девушки, которой я когда-то была. Или, может быть, это было потому, что смерть от его рук звучала как самое сладкое предложение забвения, которое мне когда-либо поступало.
Раздались два выстрела, их звук эхом отозвался прямо в моем теле, и мои глаза автоматически закрылись, в ожидании боли от пуль, пронзающих меня. Но вместо этого воцарилась тяжелая тишина, за которой последовал рев мотоцикла. И к тому времени, когда я снова разлепила веки, я обнаружила, что стою одна в переулке с двумя трупами и запахом выхлопа мотоцикла Маверика, отравляющего воздух.
Я жил между двумя вечными серыми полями с черным небом над головой. Меня больше ничто не удивляло. Я давным-давно научился ожидать неожиданного. И когда жизнь преподносит тебе лимоны, тебе лучше не надрывать задницу, готовя лимонад. Тебе нужно было выдавить кислоту в глаза своим врагам и выпотрошить их, пока они были ослеплены.
Роуг, снова появившаяся в моей жизни, стала неожиданностью. Но я не побежал к ней, как тряпка, которой я был десять лет назад. Вместо этого я разглядывал ее, как чашу с ядом, оставленную на моем крыльце. Меня давно мучила жажда, так что пришлось сделать глоток.
Похоже, она была из тех ядов, которые заставляют желать большего, и по мере того, как я углублялся на территорию «Проклятых», мой язык ощущался во рту как сухой комок золы.
Она была девушкой Фокса. Конечно, он заявил на нее права в ту же секунду, как она вернулась в город, словно семя, надеющееся прорасти в грязи наших жизней. Она, как и раньше, проникла ему под кожу, и теперь она принадлежала ему. Но ненадолго. Девчонка уже созрела для выбора. И если в ближайшее время она не постучит в мою дверь, чтобы попробовать мой член, то я сам возьму ее. В конце концов, это было око за око. Ты трахнул мою жизнь, а я трахну твою девушку, брат.
Я не хотел от нее ничего большего. Мои дни были наполнены единственным стремлением — стереть с лица земли всех до единого Арлекинов, и тогда я бы пошел в объятия смерти с улыбкой на лице, исполнив свое предназначение. Небытие за пределами этой жизни гостеприимно звало меня. И единственная причина, по которой я до сих пор не попытался поймать пулю в лоб, заключалась в том, что Арлекины все еще дышали. И будь я проклят, если умру прежде, чем увижу, как они все падут.
Мне было любопытно узнать, передала ли уже свою душу Роуг Истон их команде, но я видел дьявола в ее глазах, смотрящего прямо на меня, и я знал, что это значит. Она все еще была потерянной девочкой, изгнанной даже из Неверленда. И Фокс мог сколько угодно предъявлять на нее права, но было совершенно ясно, что она никогда и никому не будет принадлежать. Впрочем, это было неважно. Фокс был упрямым мудаком, и если он убедил себя в том, что она принадлежит ему, то боль все равно будет такой же, когда я оставлю ее уничтоженной у его порога.
Когда я вышел из тюрьмы, я поклялся, что никогда не позволю этому ублюдку быть довольным своей жизнью. И единственное, что позволяло мне спать по ночам, — это осознание, что он не был доволен. Мой так называемый брат жил в долг. Время, одолженное ему Лютером, который подарил ему мир, его команду, все, что ему было нужно, чтобы окружить себя армией никчемных людей, готовых умереть за него. Но каждый уничтоженный мною ублюдок приближал меня к нему еще на шаг. И я надеялся, что Лютер будет там, когда свет погаснет в глазах его драгоценного мальчика. Так же, как и у дорогого папочки.
При мысли о них я плюнул через плечо, повернул байк на Фишхук-Стрит и помчался к причалу. Судно было готово к отплытию, и я въехал по трапу на борт катамарана, где уже ждали мои люди.
— Поехали! — Крикнул я, припарковываясь, перекинул ногу через мотоцикл и направился к носовой части судна, наблюдая, как лунный свет отражается в волнах.
Это было пятнадцатиминутное путешествие, и вскоре я уже въехал на своем байке на «Остров Мертвецов», мчась по извилистой дороге, ведущей к жилому кварталу. Охранники впустили меня, и я направился к главному входу, припарковав свой байк рядом с несколькими грузовиками, которые мы держали здесь.
Я направился в огромный заброшенный отель, в котором жил. Слово «дом» не имело для меня никакого значения, но именно здесь я жил, пока не попаду в объятия смерти. И в последнее время я чувствовал, что приближаюсь к этому неизбежному дню. Но от этого у меня по спине пробежал холодок возбуждения, потому что если моя смерть была близка, то близка и смерть Фокса и Лютера Арлекина.
Я поднялся по лестнице в апартаменты, который занимал на верхнем этаже, и воздух был прохладным, когда я вошел в огромную комнату и снял рубашку. Пройдя по кафельному полу, я вошел в просторную ванную комнату с серебристыми кранами и душевой кабиной. Я встал перед туалетным столиком и достал из ящика складной нож, зажигалку и флакон с антисептиком. Я провел пламенем зажигалки по лезвию, разглядывая метки подсчета, сделанные чернилами на левой стороне груди, и сделал два тонких надреза рядом с ними. Из неглубоких порезов сочилась кровь, и я смочил ватный диск антисептиком и очистил раны, а затем взял бутылочку чернил для татуировок с раковины. Другим ватным диском я нанес чернила на порезы, навсегда отмечая их на своем теле. Большинство этих порезов символизировали Арлекинов, но иногда не тот мудак переходил мне дорогу и тоже оказывался здесь, среди них. Сегодня двое моих людей заслужили свое место на моем теле. Роуг сделала половину работы, а я сделал остальное. Вид тех отметин, которые они оставили на ней, пробудил мою кровожадность, а я всегда подкармливал этого голодного дьявола. Если она думала, что это значит нечто большее, то тем хуже для неё.
Возможно, когда-то я и был одержим этой девушкой, но одержимость была отвратительным другом. И я отрубил ему голову много лет назад, когда сидел в тюрьме.