Она занесла кулак, чтобы ударить меня, но я поймал его с ухмылкой, просунув язык между ее пальцами, а затем оттолкнулся от стены, слыша, как она идет за мной. — Отлично, тогда запиши меня на следующую неделю. Я свободна в любой день, который не заканчивается на «Ь».

Я хмыкнул.

— Когда-то ты бы посмеялся над этим, — пробормотала она.

— В следующий раз я буду смеяться над трупом Арлекина.

— Ух ты, да вы дикарь, мистер Стоун. Тебе действительно стоит подумать о карьере на детском телевидении.

Я отвернул голову, чтобы скрыть улыбку. Чертовски красивая сучка.

— Почему ты все-таки выбрал «Стоун»? Звучит как в каком-то британском детективе. Маверик Стоун днем борется с преступностью, а ночью хихикает над трупами.

— Это была первая фамилия в справочнике фамилий. — Я пожал плечами.

— Справочнике фамилий? — она фыркнула, и я бросил на нее острый взгляд. — Там должно было быть, что-то типа, Аадварк, или что-то в этом роде. Маверик Аадварк, мне даже нравится. Ты знал, что аадварки могут съесть до пятидесяти тысяч муравьев за одну ночь? Это же так много муравьев. Ты можешь себе представить, как можно съесть столько муравьев? (Прим.: Аадварк — второе название американского трубкозуба)

— Нет.

— Однажды я видела колонию муравьев, несущих целый корн-дог. Целый корн-дог, Маверик.

— К чему ты клонишь? — Я повернулся к ней, и мои глаза сузились.

Она пожала плечами. — Просто многовато корн-дога для всех этих крошечных муравьев.

Я нахмурился, увидев так много от девушки, с которой я когда-то смеялся, лежа на пляже, пока солнце таяло в океане, и мы знали, что оно будет восходить снова и снова, веря, что наше время вместе никогда не закончится. Как наивно.

Черт возьми, я мог бы всю ночь болтать своим ключом у нее над головой. И заставлять ее плясать под мою дудку, столько сколько смогу, прежде чем она поймет, что я никогда не дам ей того, чего она хочет. К тому времени, как я трахну ее и оставлю измученной с постоянной болью между бедер, я заберу ее ключ себе. И пройдет совсем немного времени, прежде чем я выдавлю местонахождение остальных ключей из уст одного из ее бойфрендов, пока он будут смотреть, как его братья истекают кровью. Потому что содержимое того склепа было моим. И ни одна давно потерянная девушка не сможет отнять этого у меня.

— Мне сказали, что ты был единственным, кто пытался последовать за мной, — сказала я тихим голосом, когда Маверик открыл сейф, спрятанный в стене, отпер его и достал свой ключ изнутри.

Я дала ему информацию об «Арлекинах», которую он хотел, и теперь была его очередь расплачиваться этим маленьким кусочком металла в кулаке.

Он устроил целое представление, практически спев и станцевав, надевая серые спортивные штаны, прежде чем вывести меня из своей комнаты и спуститься вниз в огромный кабинет, который когда-то предназначался для менеджера курорта, но Маверик присвоил его для своих криминальных дел. Мне стало интересно, какие сделки он заключал здесь, сидя за большим дубовым столом и договариваясь с самыми разными сомнительными личностями. Мысль о том, что он вообще сидит здесь, казалась слишком утонченной для этого дикаря передо мной. Я не могла представить, чтобы он проводил встречи или обсуждал деловые вопросы спокойно и цивилизованно. Так что, возможно, он этого и не делал. Возможно, все его сделки были скреплены кровью и оплачены украденными вещами и незаконными действиями.

При моих словах он застыл на месте, а ключ, за которым я пришла сюда, зажал в кулаке, глядя в сейф и позволяя мне увидеть пачки наличных и несколько пистолетов внутри.

— С тех пор как они мне это рассказали, я не могу не задаваться вопросом, насколько по-другому могли бы сложиться наши жизни, если бы…

— С таким же успехом Лютер мог бы застрелить меня в тот день, — прорычал он, поворачиваясь ко мне, и в глубине его темных глаз заплясали тени.

Он оставил сейф открытым и подошел ко мне, его пристальный взгляд пробежался по мне, снова впитывая мои татуировки, как будто они очаровывали его больше, чем любые другие изменения во мне.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что мальчик, которым я был, умер той ночью. Я потерял всех, кого когда-либо любил, — выдавил он. — Каждый из них решил бросить меня и показать мне мою истинную ценность.

— Не я, — выдохнула я, его слова показались моему разбитому сердцу такими знакомыми, что они могли бы быть моими собственными. — Ничто из этого не было моим выбором.

Маверик снова вторгся в мое личное пространство, протянув руку, чтобы заправить прядь волос пастельного цвета мне за ухо, прежде чем сжать ее в кулак и заставить меня запрокинуть голову назад. Боль пронзила мой череп, и я ахнула от внезапной перемены в нем.

— Рик, — прорычала я, хватая его за запястье и впиваясь ногтями, пытаясь оторвать его от себя.

— Это не имеет значения, — прорычал он. — Кем была ты, кем был я. Те дети умерли давным-давно, не так ли? И с того места, где я стою, кажется, что эти годы испортили тебя почти так же глубоко, как и меня. Ты просто испорченная маленькая потерянная девочка, вернувшаяся в ад в поисках мальчиков, которых, как ты помнишь, любила, и нашедшая на их месте демонов. Больно возвращаться и видеть, насколько все это разрушено? Я знаю какого это, потому что, когда я вышел из тюрьмы и вернулся сюда, мне показалось, что с меня сняли пелену. И как только я смог увидеть всю грязь, покрывавшую это место, я забыл о какой-либо красоте, которая здесь когда-то была.

— Когда-то мы были счастливы, — выдохнула я, отказываясь бороться с ним и протягивая руку, чтобы обхватить его заросшую щетиной щеку.

Маверик замер на месте от соприкосновения, все еще крепко держа меня за волосы, все еще склоняясь надо мной, и все же между нами произошло нечто большее, чем эта гребаная игра во власть, что заставило мое сердце сжаться от силы этого чувства.

— Нет. Мы были просто глупы. Жили во лжи о мечте, и ждали, когда наступит реальность и отымеет нас по полной программе, как и всех остальных ублюдков в этом месте. Скажи мне, Роуг, когда тебя трахнула эта реальность, ты плакала? И как скоро ты перестала плакать и научилась просто лежать и терпеть? — Его слова были мрачными и резкими, и глубоко ранили мое сердце, но в них была темная и безнадежная правда, которую я не могла отрицать.

— Я все равно была бы счастлива, — слабо запротестовала я. — Если бы у меня был ты. Все вы.

— Если бы у тебя были мальчики, которыми ты нас считала, ты хочешь сказать. Потому что те мужчины, которыми мы стали, уже не те люди. То, что мы сделали друг с другом, с тобой, с бесчисленными несчастными ублюдками и невинными засранцами, нельзя просто так взять и отмыть. В ту ночь, когда ты убила Акселя, умерли и наши мечты. — Его слова были жестокими и призваны ранить, но это был обоюдоострый меч, который, я уверена, заставлял и его самого истекать кровью.

— Ты обвиняешь меня в убийстве человека, который пытался меня изнасиловать? — Зарычала я.

— Нет. — Маверик внезапно отпустил меня и отступил назад. — Он был просто ключом к снятию шор с нашего видения. Тем, кто раскрыл каждого из нас такими, какие мы есть на самом деле.

— Значит, все, чем я когда-либо была, — это девочкой, которая никому не нужна? — Спросила я, и у меня перехватило горло, пока я боролась с желанием показать ему, как сильно эти слова убивали меня. Даже сейчас я ненавидела признаваться в этом самой себе. Но это была правда: в этом мире у меня не было ни одного человека, который предпочел бы меня всем остальным. Никого, кроме… него. Он был единственным, кто не отказался от меня, кто попытался последовать за мной, попытался сдержать данное мне слово…

— А я был мальчиком, который никому не нужен, — с горечью ответил он. — Козлом отпущения. Тем, кого было легко забыть. Но кого, блядь, это волнует? Они не забудут меня, когда я выпотрошу их всех и развешу их трупы на «Мосту Висельников», но я, черт возьми, уверен, что забуду их.