Я покрутила в кулаке разорванный кусок мешковины и нахмурилась, заметив на ней логотип, скрытый под грязью.

Красно-коричневый картофель Папы Брауна.

Он закопал меня в неглубокой могиле, завернув в чертов мешок для картошки. Гнев охватил меня с силой, которую я никогда не испытывала ранее, из-за того черствого пренебрежения, которое этот ублюдок ко мне проявил. За этим чувством быстро последовало отвращение к тому, что я вообще позволила этому мерзкому человечишке прикоснуться ко мне. Но никто не говорил «нет» Шону Маккензи, все это знали. Я могла бы просто сбежать, когда он на меня нацелился, но по глупости поверила, что, будучи его девушкой, смогу обеспечить себе хоть какую-то защиту в этих гребаных играх, в которых мужчины играли в королей, и в итоге все умирали с ножом в спине.

Во рту у меня было так сухо, что язык распух, а головная боль вызывала головокружение и тошноту. Я была покрыта чертовой грязью, мой синий укороченный топ и рваные джинсы были явно испорчены, а мои когда-то белые кроссовки теперь стали совершенно коричневыми. Быстро проведя рукой по своим длинным темно-русым волосам, я поняла, что с ними ситуация не лучше.

Я сглотнула, борясь с комком в горле, и огляделась по сторонам в поисках хоть какого-то указателя, куда мне нужно идти, чтобы выбраться отсюда, но повсюду были только деревья. Однако справа от меня земля шла под уклон, так что это показалось самым простым путем.

Спотыкаясь, я начала спускаться вниз по склону, ноги задевали корни, усталые конечности болели, а боль в теле грозила захлестнуть меня. Но мне нужно было продолжать двигаться. Нужно было убраться отсюда и найти безопасное место, чтобы я могла понять, что, черт возьми, мне теперь делать.

До меня донесся шум волн, и свет впереди стал ярче, прежде чем я ступила на белый песчаный пляж, и вздох облегчения вырвался у меня при виде океана. Черт, иногда я скучала по нему больше, чем по собственной матери. Конечно, моя мать была полной сукой, которую я даже почти не помнила, поэтому я скучала по месячным больше, чем по ней, когда их не было, но все равно океан занимал в моем сердце особое место, не сравнимое ни с чем другим. Я даже не могла вспомнить, когда в последний раз плавала в нем, не говоря уже о серфинге.

Я глубоко вдохнула свежий океанский бриз и долго смотрела на горизонт, пытаясь осознать то, что произошло прошлой ночью. Но все, что приходило мне на ум, сводилось к одной, самой важной вещи. Я была ходячей мертвой девушкой. И Шон никогда не должен узнать об этом, если только я не хочу дожить до воплощения этой судьбы в жизнь. Конечно, если мне удастся добраться до него раньше, чем он до меня…

Я покачала головой, прежде чем увлечься и начать думать о таком безумии, как месть. В любом случае, сейчас я была не в той форме, чтобы наносить удары по засранцам-гангстерам. И к главарю «Мертвых Псов» будет чертовски трудно подобраться. Перво-наперво, мне нужна была вода, еда, одежда… и деньги.

Я сунула пальцы в задний карман, где, как я знала, у меня была припрятана двадцатка, и на мгновение закрыла глаза, а на губах заиграла улыбка, когда я нашла ее там, где оставила. Это было уже кое-что. Не очень много, конечно. Но это было начало.

Любая нормальная девушка испугалась бы сейчас, но с тех пор как парни-Арлекины предали меня, я становилась все жестче, как роза, обрастающая шипами. Я знала, как относиться ко всему спокойно, даже к собственной смерти. И либо я была счастливой сукой, либо Мрачный Жнец был занят этой ночью и скоро придет, чтобы забрать то, что ему причитается. Я делала ставку на первое.

Когда я снова открыла глаза, я повернулась сначала направо, а затем налево, вглядываясь в горизонт в поисках каких-либо указателей, которые могли бы подсказать мне, где я, черт возьми, нахожусь.

— Ублюдок! — Заорала я достаточно громко, чтобы напугать пару чаек, которые дрались на песке… о, подождите, на самом деле они трахались и выглядели довольно шокированными тем, что их прервали, но дело было не в этом.

Дело было в том, что за лазурным океаном и длинной полосой белого песка, вдалеке, освещенный первыми лучами восходящего солнца, виднелся чертов пирс с гребаным колесом обозрения, расположенным на дальнем его конце. И не просто пирс и колесо обозрения, о нет — прямо там было то, что я и мои бывшие парни любили называть «Игровой Площадкой Грешников». Когда-то это было мое любимое место во всем мире. Но при одной мысли о том, что мне пришлось сюда вернуться, я пожалела, что Шон не сделал все возможное, чтобы задушить меня до смерти. У меня сжалось нутро, а в горле встал комок ужаса.

Когда-то это место было моим домом. Единственным, который я когда-либо знала. Где я бегала по улицам с парнями-Арлекинами, и мир казался полным бесконечного голубого неба и тысячи возможностей. И посмотрите, как быстро все пошло прахом…

Гребаный Шон в своем последнем акте «пошла ты» притащил меня сюда, чтобы похоронить мой еще теплый труп в неглубокой могиле в единственном месте в этом мире, которое я ненавидела больше всего на свете.

Если я еще не хотела убить его за то, что он наложил на меня свои гребаные руки, то теперь точно захотела. Я собиралась сделать большую и красивую заметку на переднем плане своего сознания, содержащую список жизненных целей, которые нужно сделать, и прямо вверху этого списка были бы слова: убить Шона Маккензи. Было бы лучше, конечно, если бы он не был нынешним лидером «Мертвых Псов», второй по величине банды в штате, но мне было все равно. Он подписал себе смертный приговор, когда решил убить меня, и я позабочусь об этом, даже если это будет стоить мне всего, что у меня есть.

Жаль только, что сейчас у меня практически ничего не нет. Ну… кроме двадцати долларов и ключа, который я ношу на кожаном шнурке на шее.

Я втянула воздух и быстро прикоснулась к топу, прямо к ложбинке между грудей, где всегда висел ключ, и облегчение наполнило меня, когда я нашла его там. Я не была особо удивлена. Шон всегда называл его моим сентиментальным куском дерьма, так что, конечно, он его не взял. Но это только потому, что я сказала ему, что это ключ от винного шкафа моей покойной бабушки, который я носила с момента ее смерти, чтобы держать ее поближе к сердцу. Никогда еще брехня не служила мне так хорошо. Потому что этот ключ открывал нечто гораздо более ценное, чем шкаф, полный выпивки. Даже если бы у моей воображаемой бабушки были дорогие предпочтения.

Мой взгляд снова переместился на колесо обозрения вдалеке, и я облизала губы, ощутив на них вкус влажной земли.

Раньше я думала, что моя жизнь была идеальной. Я и парни-Арлекины. Одна большая, счастливая, нетрадиционная, слегка ебанутая семья.

Маверик однажды сказал мне, что все четверо влюблены в меня. Он сказал, что однажды мне придется выбрать между ними, и на этом все закончится. Что наше счастье разобьется вдребезги, когда я выберу одного из них и отвергну остальных.

Откуда мне было знать, что конец наступит гораздо быстрее. Единственный поцелуй, который подарили мне мои парни, был тем самым, который Иуда преподнес тому, кого должен был любить.

По крайней мере, когда твое сердце разбивается в шестнадцать лет, ты хорошо усваиваешь этот урок. Я никогда не поверю обещаниям тех, кто утверждает, что любит меня. Я никогда не поверю ни во что, кроме себя.

Когда мне вырезали сердце и оставили истекать кровью в одиночестве, я поступила так, как поступает любой уважающий себя беглец, — сбежала к чертовой матери. Но, возможно, пришло время прекратить убегать. Десять лет — это долгий срок, чтобы таить обиду, и я все еще храню ключ к их темным, грязным маленьким секретам. Возможно, пришло время мне заявить права на то, что мы заперли…

Мои пальцы сжали ключ, и я зашагала по пляжу к воде. Мне нужно было смыть с себя могильную грязь, прежде чем принимать какие-либо решения. Потому что если я решу снова впустить в свою жизнь парней-Арлекинов, то знаю, что мне придется выложиться по полной. Не поддаваться на их чушь, не слушать их сладкие речи и больше не говорить о разбитом сердце — даже самой себе. Они никогда не узнают, как сильно ранили меня той ночью десять лет назад. Как сильно разбито мое сердце и как остро ощущается эта боль, когда я думаю о них. И за все эти годы боль не притупилась ни на йоту. Так что, возможно, пришло время отплатить им за это.