— Ты была с этим парнем два года, и он ни разу не заговорил при тебе о делах банды? — Чейз недоверчиво усмехнулся.

— Я не гребаная идиотка, — огрызнулась я на скрытое предположение, что я какая-то гребаная наивная bimbo. (Прим.: Bimbo — это очень грубое слово для обозначения женщины. Что-то вроде «красивая идиотка», но в очень грубой и унизительной форме.) — Я специально дала понять, что меня все это не интересует. Я не хотела иметь ничего общего с его бандой, и он был счастлив держать меня подальше от нее.

— Его бандой? — Спросил Фокс, оживившись, как лабрадор, заметивший мяч. — Он руководил ею?

Мое сердце подпрыгнуло, когда он слишком легко уловил этот маленький кусочек информации, и я выругалась на себя. Если я не буду осторожна, то в конечном итоге выдам им личность Шона, и они лишат меня права разобраться с ним самостоятельно.

— Какую часть из того, что я не хочу рассказывать вам о нем, ты не понял? — Спросила я, мой гнев быстро нарастал, пока я была вынуждена заново переживать все это дерьмо. — Этот ублюдок встретит свой конец, когда я буду готова взыскать должок. Тебе, блядь, уже слишком поздно разыгрывать передо мной рыцаря в сияющих доспехах. Я уже давно не девица в беде. Я даже не знаю, почему вы так решительно настроены услышать обо всем этом. Неужели вы надеялись узнать, что меня удочерил какой-то добрый старичок, который отправил меня в какой-нибудь шикарный колледж, где я влюбилась в миллиардера, который лишил меня девственности в двадцать один год самым милым и нежным способом, какой только можно себе представить, а потом устроил меня на всю жизнь в своем дворце? Вы знаете, в каком мире мы живем. Вы знаете, что происходит с людьми, оказавшимися на дне бочки, и вы трое столкнули меня вниз, чтобы я жила среди отбросов, которые только и делают, что едва выживают.

— Роуг, — сказал Джей-Джей грубым голосом, когда встал и двинулся ко мне, но я вскочила на ноги, сбросив Дворнягу с ног в спешке, чтобы подняться.

— Нет, — прорычала я, а Дворняга забегал у моих ног и залаял, чтобы отогнать его. — Вы были теми, кто так отчаянно хотел все это услышать. Но я не могу рассказать вам все за один присест, да и не хочу. Меня использовали, отвергали и унижали так много раз и так много людей, что я сбилась со счета. Жизнь долгое время учила меня тому, что меня никогда не спасут и никогда не полюбят, и я с этим смирилась. Я знаю, как спасти себя, и знаю, чем я готова пожертвовать, чтобы выжить, и могу пообещать вам, что это больше, чем я когда-либо знала, что должна отдать. Но есть одна вещь, которой я не являюсь и никогда не стану, — это чья-то гребаная собственность. Когда-то я отдала себя всем вам, все свое сердце, всю душу и все, чем я была. Я принадлежала вам. И вы научили меня, какую цену нужно заплатить за такую любовь, когда отвернулись от меня. Так что я должна искренне поблагодарить вас за то, что вы научили меня ценить себя и сделали меня достаточно сильной, чтобы пережить все остальное, что мне пришлось пережить с тех пор, как вы уничтожили меня. Потому что после этого хуже уже быть не могло, не так ли? Все, что мне нужно было сделать, это убедиться, что я никогда больше никому не отдамся, и таким образом, когда они отшвырнут меня в сторону, как это в конце концов делают все, я смогу просто встать на ноги и двигаться дальше.

— Мы сделали это, чтобы спасти тебе жизнь! — Заорал Фокс так, словно это все объясняло.

— Знаешь что, Фокс?! — закричала я в ответ. — Я бы хотела, чтобы вы этого не делали! Жаль, что вы не дали мне умереть, когда у меня была жизнь, достойная того, чтобы жить. Я бы хотела, чтобы ты позволил Лютеру убить меня и позволил мне умереть с верой, что вы четверо любили меня. Что у меня, возможно, было что-то хорошее, ради чего стоило жить, а не просто выбросили меня и позволили упасть лицом в гребаную грязь, чтобы я могла просто продолжать существовать, а вы могли рассказывать себе дерьмовые истории о том, что я была счастлива где-то без вас.

— Мы были просто кучкой детей! — Крикнул Чейз, агрессивно затушив сигарету и тоже вставая. — Мы сделали единственное, что могли. Ты должна быть благодарна…

— Нет. Вы просто выбрали легкий путь, — выплюнула я. — Вы выгнали меня и забыли обо мне, став маленькими пешками в руках этого ублюдка. Что ж, я надеюсь, вы все так же, как и я, довольны результатом, потому что, насколько я понимаю, решение, которое вы все приняли за меня, было хуже, чем то, что он убил бы меня. Вы выпотрошили меня, вырвали мое сердце и растоптали его, прежде чем я собрала себя обратно и осталась жить без него, бьющегося в моей груди. И, вы серьезно ожидаете, что я буду благодарить вас за это? Пошли вы.

Я повернулась и помчалась прочь от них, направляясь прямо к двери гаража, чтобы сбежать из этой комнаты и их удушающего присутствия. Мне нужно было не смотреть на них, не видеть боли в их глазах или сожаления в их душах, потому что было уже слишком поздно для всего этого. Я провела десять лет, не в силах забыть их, а затем просто возненавидела их, когда поняла, что не могу, и я не собираюсь позволять им навязывать мне какое-то дерьмовое прощение.

Я успела дойти до двери, прежде чем Фокс поймал меня, схватив за руку и прижав к стене, чтобы помешать мне уйти.

— Ты больше не убежишь от меня, колибри, — прорычал он, и его зеленые глаза сверкнули.

— Если ты не позволишь мне убраться отсюда и найти немного гребаного пространства прямо сейчас, то я клянусь тебе, что в следующий раз, когда мне удастся сбежать от тебя, я убегу и никогда не оглянусь назад. Ты больше никогда меня не увидишь, — поклялась я каждой частичкой своего существа, свирепо глядя на него и провоцируя его испытать меня в этом, потому что, если он не уберет от меня свои гребаные руки прямо сейчас, я собираюсь это сделать. Я сбегу и убегу гораздо дальше, чем когда-либо прежде, так далеко, что Сансет-Коув больше не окажется даже тенью вдалеке, и у них никогда не будет ни малейшего шанса найти меня снова.

Фокс, казалось, понял, что я говорю серьезно, в его зеленых глазах плескалась боль, когда он отпустил меня и заставил себя отступить.

— Пообещай мне, что вернешься, — выдохнул он, как сломленный человек, глядя на меня с таким количеством эмоций во взгляде, что они пронзили меня. Но я не хотела этого видеть, не хотела этого слышать.

— Отпусти меня прямо сейчас, и я вернусь, — сказала я, опуская взгляд на его грудь, потому что больше не могла этого вынести. Я даже не знала, почему я обещала ему это, понимала только то, что мне нужно было выбраться отсюда, и я знала, что это был единственный способ, который он мне позволит.

Он отступил назад, а я рывком распахнула дверь и прошла через нее, в то время как Дворняга следовал за мной по пятам, я взглянула на ключи, висевшие на стене, и схватила те, что были от GT Джей-Джея.

Я сбежала вниз по лестнице, мое сердце колотилось так сильно, что я ничего не слышала, кроме пульса в ушах, когда подбежала к машине Джей-Джея и запрыгнула в нее. Дворняга перелез через мои колени на пассажирское сиденье, а я сидела там с распахнутой дверцей, пытаясь взять себя в руки.

Я закрыла глаза на полсекунды, протянув руку, чтобы коснуться своей щеки дрожащими пальцами, и почувствовала, как по моей коже скатилась слеза.

Я откинула голову назад и вцепилась руками в руль, борясь с желанием закричать. Это не должно повториться. Я не могу позволить им снова получить надо мной такую власть. Потому что не переживу, если они уничтожат меня во второй раз. Я не смогу. Это убьет меня основательнее, чем нож в сердце.

— Роуг, — голос Джей-Джея вывел меня из состояния паники, и я резко обернулась, обнаружив, что он наклонился к открытой дверце машины, протягивая руку, чтобы обхватить мое лицо ладонью, и пытаясь притянуть меня к себе. — Мне жаль, красотка, — сказал он, и боль в его медово-карих глазах проникла в мою душу и заставила меня жаждать просто, блядь, простить его. Забыть обо всем этом и позволить ему притянуть меня ближе, позволить ему заботиться обо мне, положиться на него и…