— Ты где был? — удивлённо произнесла бабушка.

Время семь утра, а малолетний внук, где-то шарахается.

— Бегал! — коротко бросил я, скидывая кеды.

— Давно? — непонятный вопрос сбил меня с толку.

— Что значит давно? Пол часа всего бегал, бабуль! Завтрак готов? Слона бы съел!

— А-а! Ясно, — словно забыв о происшедшем, она почесала на кухню. — Руки помой, спортсмен, — донеслось под шкворчание сковородки.

В школу я поспел вовремя. В холле среди суетящихся детей, стоял директор, пристально разглядывая всех входящих, словно ища кого-то. И нашел.

— Хабибулин!

«М…ь, похоже перепадет мне, с утра пораньше.»

— Пройди в мой кабинет, поговорить надо!

«Ну, надо так надо. Неужели Сидор стуканул? Ну не Горилла же!» — с этими мрачными мыслями, я пошел вслед за директором.

Насколько помню, Родион Харбович мужик что надо, то есть справедливый, никогда не кричит, говорит уверенно и спокойно, но от этого его слова не менее весомы.

Открыв дверь кабинета, директор пропустил меня вперед, затем вошел сам. Усевшись за стол, старый коммунист стал пристально на меня смотреть, в ответ я молчал, но глаз не опустил.

— Расскажи мне Хабибулин, что произошло у вас с Горяевым? В курсе, что на его левой кисти, не осталось целых костей? — продолжил он, разглядывая меня.

«И что ему говорить? А, была не была, дерик у нас мужик правильный».

— Правду? — я продолжал смотреть, прямо в глаза, директор тоже, мы словно в гляделки играли.

— Конечно, Роман! Я способен отличить правду от лжи!

— Я его и пальцем не тронул! — что кстати было абсолютной правдой. — Он сам!

— Что сам? Взял и сломал себе руку? — его брови чуть дернулись.

— Так и было, Родион Харбович, о мой ранец! — глаза директора удивленно расширились, брови поползли наверх.

— Как это об ранец? — он даже поднялся, обойдя стол встал в полуметре от меня, нагнувшись заглянул в лицо, будто враку выискивая.

— Горяев зачем-то, ударил мой ранец, может он ему не понравился, я не знаю? Вот рука и сломалась.

— Ты что, в школьной сумке блины от штанги носишь? — предположил директор.

— Нет, что вы, Родион Харбович, это были кирпичи! Два кирпича! — какое-то время, директор молчал, переваривая услышанное, а затем.

— Тьфу ты! Прямо что ли не мог сказать? Голову мне морочишь. Я знаю Горяева, так что… беги на урок, — что он хотел сказать, я понял.

Выбежав за дверь, я услышал окрик директора.

— Хватит бить Сидорчука! Он и так ограниченный.

«В дерике не ошибся, мужик он правильный».

Уже не единожды битый мной, как ни странно, в классе присутствовал, он сидел на любимой задней парте, сверкая синими наплывами вместо глаз, и общался с Лехой Базиным, яростно при этом жестикулируя.

«Интересно, он видит что-нибудь? Не кстати вспомнил Альбертино, что немного развеселило. И на фига вообще, в школу пришел? Впрочем, плевать на него, других дел хватает».

Валерка, заметив меня махнул в знак приветствия, ухмыляясь при этом. Он то, понятно, что в курсе, в одном дворе с этой гоп-командой живет. Многие однокашки, тоже поглядывали, кто с сочувствием, а кто и с уважением. Танька Ларина, смотрела по-особому. Тааак… Интересно! Не помню такого взгляда, ни в прошлом, ни в будущем. Обожание, доверие и влюбленность что ли, это читалось в ее карих глазах. Мне почему-то стало хорошо, появилась легкость в животе, настроение резко поползло вверх, с блаженной миной, я уселся на свое место.

— НАБЛЮДАЕТСЯ НЕКОНТРОЛИРУЕМЫЙ ВЫБРОС ГАРМОНОВ! — произнес приятный женский голос, в моей голове. — ВКЛЮЧИТЬ БЛОКИРОВКУ?

«Вот же гадство! Взяла и испортила все. Давай уже, включай!» — дал я мысленную команду.

Расплывчатый, яркий внешний мир, вдруг стал тускнеть, превращая нежные тона в черно-белые, сглаженные углы и линии стали четкими. Теперь все было, до боли прямо, параллельно и перпендикулярно. Я будто протрезвел и постарел одновременно, даже послевкусия в виде похмелья не осталось. Прозвеневший длинный звонок, окончательно вернул на грешную землю. О чем я вообще думаю? Какие на хрен одноклассницы-малолетки? Ты же взрослый мужик, очнись, у тебя работа!

— Доброе утро, класс! — поприветствовала вошедший преподаватель.

— Здравствуйте, Татьяна Федоровна, — ответил ей нестройный гул голосов.

— Сегодня у нас урок повторения, вспомним глаголы!

На перемене, усевшись на подоконник, я копался в базе данных, не ища чего-то специально, а так, для общего развития, при этом приходилось делать вид, что штудирую учебник истории.

На крайнем уроке, ко мне вернулась способность чувствовать чужое внимание. Не знаю, что послужило толчком? Отрезвин? Или просто время пришло? Но я почуял, скребущий затылок злобный взгляд. Не трудно было догадаться, кто мной так сильно заинтересован. Сидор, дырявил меня взглядом, видимо строя, далеко идущие коварные планы, по наказанию меня любимого.

Признаться, за прошедшие два дня, этот мелкий пакостник, порядком поднадоел. Улучив момент, когда преподаватель отвлекся, я обернулся, ловя его взгляд, фигурально выражаясь. Потому как глаз то не видно, благодаря моим же стараниям. Зрелище было жалкое, злобный белобрысый мальчик с плоским разноцветным лицом. В ответ на мою ухмылку, тот провел рукой по горлу и прошептал, что-то зловещее. Видать новую пакость готовит, какую-то особенную. В принципе, от подобного гавнюка, я не ждал приятных подарков, просто надеялся, что он хотя бы успокоится. Хрен на него, будем решать проблемы по мере поступления.

В школьной раздевалке, у меня появилось неприятное предчувствие. Не понимая, что происходит, я одел куртку, посматривая то в одну сторону, то в другую, но вокруг были только дети. Мальчишки и девчонки, радостно носились по раздевалке, уроки закончились, про школу можно забыть до завтра.

То, что предчувствие появилось не зря, я понял, когда вышел на школьное крыльцо. Метрах в шести за забором, стояли двое, Сидор притаился чуть в отдалении от них. Мутные типы, на вид совершеннолетние, смотрели прямо на меня колкими и неприятными взглядами. Плохой взгляд… Так смотрят люди, долгое время живущие в замкнутом мирке, по волчьим законам, это оставляет свой отпечаток, не только на поведении, но и на лицах. Бывшие зэки. Мелкий говнюк не успокаивается, ставки растут. У одного из типов, у высокого блондина в кепке, правый карман куртки слегка оттопыривался.

«Охренеть! Со стволом пришел! И против кого? Хотя, может быть он всегда так ходит».

Второй был брюнетом, ростом поменьше, лицо в оспинах, стоял засунув руки в карманы. Скорее всего, блондин старший, даже стоя и ничего не делая, тот выделялся.

Из школьного двора, была одна дорога, они как раз на ней стояли. Не долго раздумывая, я пошел в их сторону, решив, что прятаться в школе глупо, хотя подросток, скорее всего, так бы и поступил.

— Эй, малой! — услышал я окрик, как только поравнялся с типами. — Подь сюды, перетереть надо! — не ошибся, блондин основной.

Я подошел к ним, не выказывая ни капли страха, стрелять и резать вряд ли будут, на отмороженных не похожи.

— Чо? — сказано было не слишком вежливо, но к такому обращению они должны быть привычными.

— Ты штоль Гориллу в больничку упаковал? — спросил блондин, привычным движением, сунув спичку в зубы.

— Я его не трогал, он сам! — с ними надо следить за языком, говорить лучше правду, а то быстро подтянут, прямо за него, за язык.

Блондин обернулся, глянул на кореша. Тот стоял неподвижно, даже не моргая. Видимо что-то решив для себя, повернулся ко мне, со словами.

— Я в курсах! Мотолышку он, об твою котомку покрошил! У тя там чо, кирпичи штоль?

— А чо делать-то? До волыны, я еще не дорос! — ответил я, кивая на его карман.

— Ха! Глазастый, мля! — блондин, посмеиваясь глянул на кореша, тот тоже позволил себе улыбку. — Ты воще кто, малой? — продолжил тот, став серьезным. — Видишь-то, что видеть не положено, говоришь правильно!