Шорох сзади вернул в реальность. Обернувшись, я увидел болонку.
— О!
Она обежала меня, обнюхала и побежала дальше, где-то уже такое видел. Дежавю не дежавю? Подумал я, почесывая затылок.
— Сергей Сергеич? — прозвучал сзади, с детства знакомый голос.
Епти…! Я аж подпрыгнул, от неожиданности.
— Все в порядке? — с легкой тревогой в голосе спросила Анна Алексеевна.
— Ага, в п-порядке!
На самом деле далеко не в порядке, как в дурном сне, подумал я. Только начал привыкать к мысли, что все сначала, и тут на тебе! ВСЁ РЕАЛЬНО СНАЧАЛА!
— Вот и хорошо! А-то смотрю, стоите и смотрите в одну точку. Я тут с Бонькой гуляю.
— А-ага, — проблеял я.
— Ну до свидания, Сергей Сергеич.
— До свидания, Анна Алексевна!
Все-таки не точное вчерашнее повторение, кое-что изменилось — взгляд старого преподавателя, не было той неприязни, только жалость. Нет, это не де-жа-вю, это день сурка! Сделал я вывод, постепенно успокаивая трясущиеся руки. Значит все сначала⁈ Мне дан еще один шанс⁈ Нервно оглядываясь по сторонам, я двинулся к выходу из парка.
И вот я опять поворачиваю ключ в двери Смоленковской квартиры. Все-таки странное чувство. Когда я шел сюда в прошлый раз, не придавал особого значения окружающим мелочам, допустим два местных ханыги-алкоголика, сидели на скамеечке и мирно выпивали какую-то дрянь из пластиковой бутылки, не замечая меня. Так было в прошлый раз, сегодня тоже самое. То же пьяное бормотание, признание в братской любви. Старый дворник Тимофеич метет рядом метлой и ворчит.
— Синяки вонючие, алкашня, места что ль другого не нашли! Валите домой или в подвал какой-нибудь! Там вам самое место!
— Ну че ты напрягаешься, Тимофеич?
Колька Брылин, по прозвищу Брыля, пытался подняться с насиженного места. Но сила земного притяжения, в купе с выпитым, не давали ему этого сделать. И в конце концов Колька бросил это дело.
— Тимофеич, иди к нам! Выпей, расслабься, — Брыля попытался поманить его, тряся для наглядности бутылкой.
— Тьфу на вас! — произнес дворник и пошел работать метлой в другом месте.
Один в один вчерашнее представление.
Открыв наконец дверь, захожу домой, а меня уже встречают. Васька в этот раз был в другом месте, лежал на пуфике свернувшись клубком, и поглядывал на меня, сквозь полуоткрытые глаза. В прихожей витал запах кофе с легкой примесью парфюма.
— Детка, я дома!
Маша появилась в дверном проеме. Боже, казалось, она стала еще прекраснее!
— Странно, ты трезвый⁉ — прощебетала она приятным голоском и обошла меня вокруг, тщательно разглядывая.
— Обычно после пятничных посиделок с Пашкой, ты приползаешь на бровях или вообще тебя заносят. И смотришь на меня, как будто видишь в первый раз!
— Здравствуй, Машенька! Просто соскучился, целую ночь не видел. А на счет посиделок, я ведь пообещал много не пить! — я в точности повторил свою вчерашнюю речь, но ведь она вчера прокатила! Почему бы и сегодня не попробовать⁉
Она смотрела на меня с нескрываемым подозрением, я же, прикинувшись невинной овечкой, сверлил ее восхищенным взглядом. Попытка привлечь к ее себе, успехом не увенчалась.
— Кыш, — Маша произнесла это, уже мягким игривым голосом, и глазки засверкали озорными искорками. — Топай в душ!
— Ага, уже пошел, — не сводя с нее глаз, я двинулся в сторону ванной и был вознагражден подзатыльником.
— Нет, только не по голове! — прокричал я с притворным ужасом, скрываясь за дверью.
И вот, в очередной раз стою в ванной перед зеркалом и наблюдаю нелицеприятную картину. Маленький, лысый и пузатый мужичок, с поганым характером. Чем же я Машку привлекаю? Точнее Смоленков! Это неизвестно никому, возможно даже ей самой. Ну да ладно, хватит о неприятном, пора мыться.
— Детка, зайди пожалуйста в ванну…
Когда Машенька забылась счастливым сном, я тихонько перебрался на кухню. Сварил себе кофе, и с удовольствием глотая ароматный напиток, разглядывал давешних обезьянок. Без сомнения, одна из фигурок подходила к характеру Смоленкова, ничего не вижу. Вернее, ему плевать на все что происходит вокруг, если это не касается его интересов. Из памяти живо выплыла картинка разрушенного взрывом дома, его как будто никогда и не было, просто гора дымящегося кирпича. Больше сотни людей погибло. Их раздробленные, разорванные тела, мелькали на фото. И Смоленков принял в этом участие, хоть и не дожил до момента взрыва.
Ну что ж, будем это исправлять!
Для начала Машенька. Не знаю, чем закончится сегодняшний день, но будем исходить из вчерашнего, то есть ничего хорошего, я сегодня не жду. Девушка искренне любит ушлепка, в чьем теле я нахожусь. Воистину любовь зла! Хотя, кто я, чтоб об этом судить? Любитель чужих жён… О ней надо позаботиться, на это-то, я способен!
Быстро накидав записку, я приклеил ее на странице книги, которую она сейчас читает. Какой-то любовный роман, у Маши есть привычка, читать после обеда. Она скорее всего начнет названивать, как только обнаружит и прочтет, да не скорее всего, а точно, надеюсь до того момента я свои дела закончу.
Смоленков — продажная тварь, за ним множество грехов, но и имеет он от них, от грехов, немало. Надо отдать ему должное, Смоленков не рисуется, ходит в основном в форме, ездит на старенькой машине и даже дачи не имеет. Он копит средства в денежных знаках других стран и ювелирных изделиях. Эта копилка находится не в банке, он им не доверяет. Она прямо здесь в квартире, жена об этом не знает, но сие обстоятельство сегодня изменится, я об этом позаботился.
Тренькнул сотовый. Ага, это Пашка! Все идет по плану. Я должен передать кое-кому ключики от подвала и если получится, то еще кое-что. После звонка коллеги я двинулся к машине, сел за руль, но завести не успел.
«ТЫ КТО?» — прозвучало у меня в голове.
Тьфу… будь ты неладен. Однозначно, к такому привыкнуть нельзя, это похоже на душевную болезнь, занимаешься себе мирно обычными делами и тут на тебе — ты кто? Хорошо хоть присесть успел.
«Что ты здесь делаешь?» — его голос буквально излучал страх вперемешку с жалость к себе.
«Привет, Сережа! У меня для тебя две новости и обе плохие», — произнес я с издевкой.
«Это моё тело!»
«Вот как он это понял? Его что каждый день задвигают?»
«Да-да, это твое пузатое тело, не спорю!»
Затолкав последнюю мысль на заднюю полку, я продолжил.
«А теперь заткнись и не мешай. Первая новость, теперь я здесь хозяин! А вторая, жить тебе осталось всего пару дней, и это при лучшем раскладе!»
Я не собирался жалеть его, потому и говорил грубо и с издевкой.
«Как это пару дней? Ты что из ФСБ?»
«Тьфу ты, вот балбес! Да, я спецагент, провожу „внутреннее“ расследование!» — я уже откровенно ржал.
«Почему я прикован? Отпусти меня!» — пропищал тот в ответ.
«Ага, щаз! Будешь сидеть так, до самой смерти! Жаль, что недолго».
«А может ты на Гурама работаешь? А?»
«Нет, бери выше!»
«Как выше⁈» — его голос стал визгливым.
«Я работаю сам на себя!»
«А?»
«Хватит акать, не нарывайся на рифму, Сережа!»
«Слушай друг, отпусти меня! У меня есть деньги, много денег, все тебе отдам! Сто тысяч долларов. А?»
«Про деньги знаю! Кстати, я тебя обманул, есть еще и третья новость, тоже плохая! Мне известно все о чём знаешь ты, и сто тысяч — это не все деньги. У тебя заначка в туалете, за панелями! Банкам не доверяешь? Знаю всю твою гнилую подноготную и грязные фантазии, как дрочил на историчку в шестом классе, она в тебя тоже чем-то тыкала. Это отвратительно, Сереженька!»
Смоленков заскулил.
«Все, ты мне надоел, нытик! Вот держи!»
Я представил грязный носок, забитый в его рот.
«Теперь так посиди!»
'Ыы… Умм…Муу… — невнятные звуки, сопли и слезы. Смоленков хныкал как маленькая девочка.
«Сам муу… Ну что жалко себя? А, урод! А тебе не жалко того опера? Помнишь, как ты ему в машину подсунул аж полкило героина? Ну да, Гурам на такие вещи не скупится! Его повесили в камере… Зато другой опер, сговорчивее оказался! А теперь вспомни, семью прокурора! Его жена и дочь, девочке всего двенадцать лет было!»
