Когда у дверей родного дома воздух полоснуло росчерком золота, она почти заплакала от облегчения. Золото. Ее обжигающее тепло, то самое солнце… Прыгала в провал Варя с разбегу, чтобы мир перевернулся с ног на голову, а затем она вскочила на пропитанных потом простынях.

Яков сидел у догорающего камина, судорожно выводя в пепле неведомые ей символы, его била крупная дрожь.

— Как он… — Задыхаясь, Варвара ошалело огляделась, выпрыгнула из постели, совершенно забывая о своей наготе. Бросилась к Якову, прижимая ладони к проступающим под кожей, ходящим ходуном ребрам.

Собственные руки оказались перемазанными в крови, на запястьях наливались красным синяки, через пару дней следы от пальцев Самуила станут темно-синими.

— Узнал, что ты с болот выбралась, а там дело за малым, его жажда тебя найти крепче каленого железа, на своей жизненной силе и дотянулся, ведьма только помогла. Я не прав был, Варвара, за себя постоять ты уже способна.

Подушечки пальцев обожгло холодом, когда Яков резко отодвинулся, поднялся на ноги и направился к креслу, на котором оставил одежду, принялся неспешно одеваться. С каждым словом голос его все больше холодел, покрывал ее сердце коркой колючего инея:

— Я собрал твои вещи в дорогу, не вздумай тронуть бумаги с защитными чарами, при себе их всегда носи. Не будет Брусилов охоту на тебя вести с ведьмой на загривке, а с ним одним ты уже справишься. Хватит тебе среди топей зябнуть, пора свою жизнь обустраивать.

Громко щелкнула пряжка ремня, колдун остервенело одернул рукава рубахи. А Варвара отказывалась верить в то, что слышит. Обнаженная не только телом, но и душой, наизнанку его словами вывернутая.

Нет, не так поняла, не может такого быть…

— И куда мы поедем? Как Авдотью предупредим? — Поднимаясь с пола, резвым шагом она добралась до кровати, накинула на плечи цветастое покрывало. Стало нестерпимо зябко, кожа покрылась мурашками.

Спина Якова напряглась, поворачиваясь вполоборота, он растянул губы в снисходительной улыбке, глаза зло прищурились.

Молю, заклинаю, не поступай со мной так, только не теперь…

— Для чего мне с тобой идти, Брусничное солнце? Повзрослела, ведьмовству я тебя обучил, а-а-а… — его нежный голос понимающе опустился на низкие ноты, стал чужим, насмехающимся. — Ты оттого, что развлеклись сегодня? Так близко к сердцу не бери, первым я не стал, последним тоже не буду. Комната до обеда оплачена, пожелаешь, оставайся здесь, обживайся. Но я бы бежал, Варвара. Быстро и далеко.

Чувствуя, как пелена слез заволакивает взгляд, она отрицательно качнула головой, шагнула вперед. Яков сделал шаг назад, сморщился.

— До чего же мне не нравятся твои слезы, Варвара, никогда не нравились. Хорошо, если легче будет, то пускай так: ты обещалась мне услугу за услугу, теперь я забираю свою плату: не возвращайся на болота. Никогда. Забудь меня и оплачь свою мертвую подругу, ходу ей к живым больше нет, а у нас ничего кроме огрешностей да ошибок и не было…

Кивнув замершей в трех шагах от него барыне, колдун захлопнул за собой дверь. Вытянувшиеся когти до крови вбились в мясо ладоней, прикрывая глаза, он прислонился головой к дверному косяку, тяжело выдохнул.

Слыша приглушенные прижатыми к губам ладонями рыдания.

Черти в груди хрипели, натягивали цепи, сипели, норовя нырнуть обратно за дверь. Выпускали когти, выламывали хребет. Собственное тело его предало, волна отвращения обдала, заставила ринуться из дома вон.

Размеренным бегом, пока кровь шумит в ушах, плавит разгоряченную кожу.

Он не помнил, как добрался до поляны, она просто выросла перед глазами: бурая трава, покрытая инеем и нож, воткнутый в трухлявый старый пень. В этот миг Яков возненавидел весь мир, себя возненавидел.

Он смог оставить ее. Прыжок через нож вышел тяжелым, неловким, и впервые за долгое время Яков почувствовал боль. Иступленную, с жадным хрустом вгрызающуюся в кости, ненасытную. Виной ли тому было обращение?

Лжец.

По другую сторону пня оказался крупный черный волк, начиная бег, вспорол когтями сырую землю. Из груди вырвался низкий надрывный вой. Он бежал вперед. Один.

* * *

Брусилова вышвырнуло из сна слишком резко — как мелкого сопливого щенка подняло за холку и наотмашь ударило об алый ковер в родном поместье. Он закашлялся, пытаясь справиться с дурнотой, с хрипом перевернулся на живот, поднялся на четвереньки.

Лада сидела в кресле, сцепив пальцы перед собой в замок, укладывая на них подбородок. Убедившись, что барыню с собой военный не приволок, она разочарованно откинулась на обитую бархатом спинку, цокнула языком.

— Не понять мне твоей одержимости этой девкой… И приворота ведь нет, я проверила.

— Тебе какое дело, ведьма, рада будь, что дольше здесь задержишься. Больше денег с собою унесешь. — Мир перед глазами вращался, прокушенная рука горела огнем, Брусилов прочистил горло, покачнулся, с громкой руганью падая обратно на пол.

Варвара ожила под закрытыми веками, коснулась лица, пока поглощающие душу глаза заглядывали глубоко под кожу, касались самого естества. Как он мог ее упустить? Как же вышло так?

Разочарование было таким плотным, таким ощутимым… Оно гладало его, пожирало живьем. Оттого не сразу почувствовались холодные пальцы на щеках. Самуил неохотно открыл глаза.

Лада нависала сверху, полог мягких волос закрывал освещенную рассветным заревом комнату. И, будь проклята ее черная душа, ее лицо принялось меняться, обретать до боли знакомые черты. Нужные.

— А хочешь, я никогда не уйду, стану ею? Лишь подумай, своя покорная Варвара под боком. Я умею быть ласковой… Наши дети смогут добиться многого, наша жизнь станет такой, как ты представлял. Только скажи, я могу дать тебе все это.

Вяло отбросив ее ладони, Брусилов удрученно застонал, снова сел, силясь подняться на ноги.

— Ты — не она.

Разочаровавшись его ответом, ведьма раздраженно фыркнула, поднялась, но в свой родной облик не вернулась, мучая его недосягаемым. Не сводя с нее цепкого взгляда, Брусилов растер припухшие следы от зубов на запястье, сморщился:

— Ты обещала, что она станет моей, что ты сумеешь помочь. Пока я не вижу от нашего сотрудничества толка.

— Тише, молодой граф, прояви терпение. — Подходя к огаркам свечей, она равнодушно тушила их пальцами. Огоньки под ее касаниями съеживались, исчезали, не оставляя после себя даже дыма. — Пока ты скакал за своей егозой по лесам, я в сон колдуна скользнула и то, что я сказала ему — тому совсем не понравилось. Я чуяла его отчаяние и страх, мальчишка совсем молодой… Да, сила его велика, со мною он поупорствовать смог бы, но он не бессмертный. Теперь у него два пути: быть сожранным собственной магией, защищая ведьму, или отдать ее нам. Вели подготовить еще восемь комнат, падет его щит, сегодня же к сестрам наведаюсь.

— Ты в мой дом всю нечистую силу стянуть собралась? — Несмотря на мнимую суровость и недовольство в голосе, Самуил почувствовал облегчение. Если колдун боится, значит он еще может попытаться, значит защита его не так прочна. И он сумеет забрать Варвару. — Что нужно для вашей работы?

— Сущие пустяки, я сама соберу все нужное. Будь готов выдвигаться к концу недели, может удастся решить с твоей воздыханной все миром и без крови.

Чистый яд, горчащая насмешка. Брусилов сморщился.

— Я уже дал ей обещание, и выбор свой Варвара сделала. Что ж, убив колдуна, я избавлю этот мир от уродливого пятна скверны, плевка в светлый лик Господа…

— Не греши на колдунов, соколик, не бросайся такими речами рядом с моими гостьями, обратят в осла и глазом не моргнут. Будешь до конца жизни на отцовских грядах капусту жевать.

И впервые снисходительный тон не поднял внутри волну раздражения, вдохновленный Брусилов скупо кивнул, отвлекаясь на шум за окном.

Внизу, из подъехавшего экипажа вывалился Жербин. Выглядел он безумно: ошалевший взгляд, порванный под мышкой мундир, и сапоги, одетые на неверные ноги. На попытку гайдука остановить его у двери, Димитрий молча двинул тому кулаком в бороду и ввалился в усадьбу вместе с бессознательным телом. Хороша же охрана, нечего сказать.