Соня растерялась, но тут же злость накатила на неё, напомнив все беды и унижения, которые ей пришлось вынести в этом паршивом городишке. Она схватила ведро и свой инструмент — “лентяйку” с намотанной на неё тряпкой и почти бегом бросилась в подсобку. Вылив грязную воду, она швырнула в угол всё остальное и ворвалась в кабинет заведующей. Та удивлённо подняла голову от бумаг на столе: — я увольняюсь! — выпалила Соня и выскочила наружу, не обращая внимания на то, что кричала ей вслед заведующая.

Она бежала к Аллочке, ничего не видя из-за слёз, застилающих ей глаза. Подруга ахнула, когда открыла ей дверь: — Сонька, что случилось? Да говори же ты! — Она содрала с неё куртку. Выбежавшие в прихожую близнецы при виде плачущей матери сначала насупились, а потом дружно заревели. Соня опомнилась, схватила их в охапку, принялась успокаивать.

— Пропади пропадом этот городишко! Я уезжаю в Красноярск, хватит с меня этой жизни! — её трясло от злости и негодования.

— А как же Айк?

— Что — Айк?? Жил же он без меня всю жизнь? И неплохо жил, по-моему! Вот и пусть продолжает в том же духе! Ненавижу его, этих полулюдей — полузверей с их закидонами, их правилами и традициями!

— И нас с Олегом ненавидишь? И наших детей? — тихо спросила Аллочка.

— Ты что, Алка! Как ты можешь так говорить! — Соня опять заплакала, вскоре к ней присоединилась Аллочка, а затем и дети.

Вошедший Олег застал удручающую картину. Растерявшись, он переводил взгляд с Сони на жену, на плачущих ребятишек, и не знал, что делать со всем этим заливающимся горючими слезами коллективом.

Увидев его, Соня смутилась, принялась торопливо вытирать слёзы, успокаивать детей. Озадаченный Олег спросил: — что случилось, девушки? Пожар? Землетрясение? Кто-то умер?

— Дурак! — отреагировала жена, — тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазил! Соня уволилась и уезжает в Красноярск!

— А-а-а… Айк?? — Олег окончательно растерялся.

— Айк пусть живёт, как хочет, — буркнула, отвернувшись, Соня. — Олег, ты нас домой не увезёшь?

— Конечно увезу, но, Соня… Айк знает о вашем решении?

— Узнает, не беспокойся за него! — резко ответила она, принимаясь одевать девчонок.

Всё же Олег, отправляясь к машине, позвонил Айку: — извини, у меня плохая новость, — он замялся.

— Что такое? — у Айка в кабинете слышались мужские голоса, хлопали двери, и Олег чувствовал, что тому не до него.

— Айк, Соня уволилась и…сказала, что уезжает в Красноярск.

— Э-э-э…что? — и уже к посетителям: — да замолчите вы, наконец, а лучше идите к Звягинцеву, там доспорите!

— Айк, — настойчиво повторил Олег, — Соня уходит от тебя! — до того, наконец, дошло.

— Что-то случилось? Что…, Олег…, она где?

— Приезжай домой, Айк. Я сейчас увезу её с детьми домой, а ты приезжай и сам с ней разговаривай.

Соня торопливо укладывала в большую дорожную сумку детские игрушки и вещи. Айк молча сидел на диване, опустив голову уставившись невидящим взглядом на сцепленные в замок пальцы. С момента его приезда они не обменялись и парой десятков слов. Всё было ясно и так. Девчонки иногда теребили его, требуя внимания, но он лишь рассеянно улыбался им, погружённый в свои мысли.

— Я знаю, ты всё решила, но… может быть, ты передумаешь? — Задумавшаяся Соня вздрогнула от его тихого вопроса.

— Нет, Айк. Я не могу так больше жить. Я всегда буду чужой в твоей стае.

— Я виноват перед тобой. Прости. Я ошибался. Только сейчас я понял, что нужно было приучать стаю к тебе, а не наоборот. Я должен был вмешаться, привести к подчинению тебе волков, тогда волчицы никуда бы не делись. Но так никогда не делается в стаях. Вожак и его супруга опираются на Первый Закон и никто не смеет ослушаться. Я люблю тебя, Соня, и мне нет жизни без тебя и детей. Не уезжай, прошу тебя, любимая!

— Не мучай меня, Айк, мне ведь тоже тяжело. Сейчас я соберу вещи и мы уедем последним автобусом. Он уходит через полтора часа. Отвези нас, пожалуйста, на автовокзал.

— Не нужно, Соня. Раз ты решила, я не буду больше тебя уговаривать. Дело к вечеру, куда ты денешься в Демидово ночью, с детьми? Там даже гостиницы нет, и я не знаю, будет ли так поздно автобус до Красноярска. Ночуйте последнюю ночь дома, — он горько усмехнулся, — завтра с утра Олег увезёт тебя и близнецов к родителям. Не бойся, я уйду спать в кабинет. — Он встал, медленно направился к двери, остановившись, угрюмо сказал: — это я приказал не принимать тебя на работу. Прости, если можешь. Я был неправ.

Соня ошарашенно села на пол около сумки: — ну ты и…га-ад! — Он опустил голову, дёрнув плечом вышел в холл.

Олег приехал, когда Соня только закончила кормить детей. Не глядя на неё, он хмуро поздоровался и, подхватив сумки, пошёл к машине. Наскоро съев бутерброд с ветчиной и запив кружкой кофе, Соня побежала в спальню одеваться и одевать детей. Вскоре к ней поднялся Олег, подхватил на руки девчонок и сбежал с ними по лестнице. Соня отправилась следом, гадая, куда делся Айк. Ночью она слышала его шаги в кабинете. Кажется, он ни на минуту не сомкнул глаз. Айка она увидела у машины. Он сидел на корочках перед девчонками, улыбался им и что-то говорил, по очереди целуя ручонки, прижимая их к себе. Услышав Сонины шаги, поднялся на ноги, и она заметила, что он очень бледен и хмур. Он окинул её холодным взглядом: — что же, всего тебе хорошего, Соня. И… прости. — Не оглядываясь, он ушёл в дом, а Соня, сдерживая слёзы, усадила дочерей на заднее сиденье и села вместе с ними. Подошедший с последней сумкой Олег поставил её в багажник и сел за руль. — Прощай, паршивый городишко Междуреченск! — подумала Соня.

Всю дорогу до Красноярска Олег молчал, ограничиваясь дежурными фразами: “Соня, вы с детьми не замёрзли?”. “Если дети устали, то можно остановиться”. “Я не слишком быстро еду?”. Вначале Соня пыталась его разговорить, спрашивая об Аллочке и будущих малышах, но Олег отвечал односложно, хмурился и было видно, что он полон мрачных предчувствий и мыслей. Соня обиделась и тоже замолчала, решив про себя, что навсегда забудет и Междуреченск, и его странных жителей.

Под конец долгой поездки девчонки устали, закапризничали, и Олег спросил, не остановиться ли им, чтобы малышки отдохнули. Но до Красноярска оставалось всего-ничего, и Соня решила, что они поедут.

У подъезда родителей Олег аккуратно поставил на ножки девчонок, уставших и полусонных, выдернул из багажника сумки.

— В какую квартиру нести, Соня?

— Олег, я сама унесу! Спасибо, что привёз!

— в какую? — он спокойно смотрел на неё равнодушными глазами, и Соня сдалась:

— в семьдесят четвёртую. — Он кивнул и быстро пошёл к подъезду, а она, взяв дочерей за руки, поплелась за ним.

В квартиру он не пошёл, поставил сумки у дверей. Дождался, когда на звонок вышла Анна Витальевна, вежливо поздоровался, повернулся к Соне: — я вам больше не нужен?

— Олег…, может быть, ты зайдёшь? — она умоляюще смотрела на него. Он едва заметно улыбнулся:

— Спасибо, Соня. Я лучше поеду домой, Алла меня ждёт.

— Хорошо. — Она отвернулась от него: — спасибо, всего тебе доброго! — и шагнула в квартиру вслед за матерью, уводящей девчонок.

Прошло два месяца безмятежной Сониной жизни. Она поправилась и повеселела, но никогда не рассказывала родителям о своей жизни в Междуреченске. Соня легко устроилась на работу и подумывала о детском садике для дочерей. Правда, Михаил Иванович и Анна Витальевна были против. Девчонкам исполнился год и семь месяцев, они росли подвижными жизнерадостными малышками, очень редко капризничали, были послушны, но Соня боялась, что дедушка и бабушка избалуют их. Михаил Иванович чувствовал себя хорошо, но на работу так и не вышел, а сидел дома, с внучками.

Она звонила Аллочке в первый месяц своей жизни в Красноярске. Давние неразлучные подруги вдруг обнаружили, что им не о чем говорить. Краткий рассказ одной о беременности и сыне, такой же краткий — другой, о детях и работе. Соня никогда не спрашивала об Айке, а Аллочка никогда его не упоминала. Забыть его не получалось, и всякая мысль отдавалась болью. Первый месяц после разлуки в каждом встреченном высоком молодом мужчине Соня видела его, и тогда её сердце замирало от сладкой боли, а потом она видела, что снова ошиблась и облегчённо вздыхала. Но ночью, уложив детей спать, она подолгу лежала в темноте, уставившись в белеющий потолок. Первое время ей вспоминались обиды и унижения, которые довелось пережить, и она тихо плакала в подушку, чтобы не услышала мать. Постепенно воспоминания сгладились, но теперь она всё чаще вспоминала Айка. Его открытую улыбку, радость в глазах, когда он смотрел на неё. Соня старалась не вспоминать их ночи, но тело помнило его руки, его губы, щемящую нежность прикосновений и яростный опаляющий жар любовного соития.