Она чувствовала своё и его желание и втихомолку удивлялась, что время гона действует и на неё. А может быть, это его жаркая страсть воспламеняла и её тело, заставляя чуть слышно стонать, с наслаждением принимать его ласки и самой ласкать это сильное тело.

Он сдерживался из последних сил, шепча сквозь стиснутые зубы: — ну же, родная, отдайся мне вся, до конца; хочу чувствовать, как ты наслаждаешься моими ласками, моей любовью; давай, не сдерживайся сама и подари мне неземное счастье… Выгнувшись ему навстречу, стремясь забрать его в себя всего целиком, она негромко вскрикнула и упала, ослабев, не в силах пошевелиться. Несколько сильных толчков, и он тихо, торжествующе завыл, задрав вверх голову, но тут же скатился рядом, не выпуская её из объятий. Лёжа на боку, Соня подставила ему губы. Они целовались и почти шёпотом смеялись, боясь разбудить близнецов. В темноте светились янтарным светом его глаза, но почему-то это не пугало Соню. Она поцеловала их и сказала: — Айк, у тебя глаза светятся, а раньше не светились. Почему?

Он приподнялся рядом на локте, и она поняла по голосу, что он улыбается: — гон — волчье время. Знаешь, чего мне очень хочется?

— Не-ет. Чего?

— Провести в темноте частичное обращение, чтоб ты не видела, только голову, не тело, и длинным волчьим языком вылизать тебя всю, везде, и там тоже, тогда я смогу достать до самой сладости…

Соня почувствовала, как неудержимо краснеет, не зная, что сказать. Он опять прижал её к себе, целуя, прошептал на ухо: — завтра попробуем, хорошо? — Она лишь кивнула, но Айк понял. Соня хотела напомнить ему, что так уже было, когда он привёз её из леса, но раздумала. Она не желала ворошить прошлое.

Яростное пламя гона затмевало рассудок, болезненно обостряя все чувства. Никогда еще первобытная жажда обладания не разрывала волка с такой дикой силой, заявляя, что это его женщина, его пара. Жажда была ненасытной, словно лесной пожар, пожирающий все на своем пути.

Соня ощутимо похудела и устала. Айк был весь, как сжатая пружина, будил её по пять — шесть раз за ночь. Кроме того, он и днём использовал малейшую возможность. К счастью, такие случаи выдавались нечасто, потому что дети засыпали на часик — полтора один раз в день, после обеда. Но и этого времени ему хватало. Страсть пылала так ярко, что происходила быстрая разрядка, но затем тут же вспыхивала заново, побуждая овладевать женщиной снова и снова.

Аглая не надоедала им своим вниманием, появляясь по утрам, раз в два-три дня. Загружала продуктами холодильник, готовила еду и опять исчезала. В один из дней, передавая ей деньги для покупок, Соня виновато сказала: — Аглая Викторовна, спасибо вам! Мне неловко, что я совсем вам не помогаю ни с закупками продуктов, ни с готовкой. Вам приходится так много работать на кухне, но Айк… Я удивляюсь, куда в него только и влезает!

Женщина засмеялась и погладила Соню по плечу: — не огорчайся, деточка, я привычная! У меня ведь ещё недавно трое мужиков было в семье, пока сыновья не женились и своими домами не зажили. Они, хоть и не волки, а тоже поесть любят. Но вообще-то во время гона, когда наши волки по тайге бегают, они совсем не едят. Это уж те, кто дома, с жёнами остаётся, своих человеческих привычек не оставляют.

К обеду приехал Айк, с блестящими глазами, подрагивающими крыльями носа, ожиданием во взгляде. Едва взглянув на него, Аглая торопливо засобиралась и вскоре ушла, напоследок лукаво подмигнув Соне.

С некоторым смущением Соня признавалась себе, что ей приятна его животная обжигающая страсть, широкие ладони, уверенно сминающие её груди, скользящие по плечам, животу и бёдрам, и поцелуи, длящиеся до тех пор, пока не улетучивались последние крупицы здравого смысла и уже она сама устремлялась ему навстречу, забывая обо всём на свете, наслаждаясь его большим жарким телом и даря ему свои ласки.

В конце второй недели, когда схлынуло, постепенно затихая, пламя гона, Соня, к её великому удивлению, проснулась не от поцелуев и прикосновений Айка, а сама, почувствовав, что больше не хочет спать. Повернувшись на бок, она встретилась глазами с его тёплым карим взглядом. Соня улыбнулась: — доброе утро! — ласково погладила его по щеке.

Повернув голову, он прижался к ладони мягкими губами, тихо поцеловал: — доброе утро, радость моя!

— О-о, ты, кажется, становишься вменяемым? — он ничего не ответил, лишь ткнулся ей носом в шею, вдыхая запах её тёплого, со сна, тела. — Айк, за эти две недели я похудела на пять килограмм, представляешь?

Он глухо, откуда-то от её плеча, ответил: — надо было меня остановить, Соня. — Приподнялся на локте, заглядывая ей в лицо: — не нужно молчать и терпеть. Если не хочешь, если чувствуешь, что я слишком настойчив, тебе надо было всего лишь сказать мне об этом.

Соня обняла его за шею, прижалась к нему, чувствуя, как пульсирует его отвердевшая плоть, шепнула на ухо: — но ведь тебе и сейчас хочется?

Усмехнувшись, он отцепил её руки и чуть отодвинулся: — это не смертельно, уверяю тебя. Тем более, после двух недель, которые ты мне пода

рила.

— Ладно, — она тоже отодвинулась, чуть обидевшись его отказом. — Айк, давай, поговорим?

Он уже сам обнял её, чутко уловив её обиду: — ну, чего ты, родная? Я всего лишь хочу, чтоб каждая наша близость радовала тебя. Тебе же сейчас не хочется?

— Тьфу, Айк, давай поговорим о другом!

— Давай. О чём?

— Я буду искать работу, — сказала Соня твёрдо. — Мне уже осточертело дома сидеть!

— А дети?

— Может быть, няню поищем?

— Хорошо, поищем няню. Только боюсь, это будет нескоро.

— Почему, Айк?

— Соня, Междуреченск — маленький городок. Не думаю, что нам будет много предложений. Кроме того, подумай, кого бы ты хотела видеть няней? Как я понимаю, ты станешь возражать против волчицы?

— Только не волчица! Я ими сыта по горло!

— Вот видишь. Няню-человека найти будет сложно. Но можно попробовать. Дадим объявление в городскую газету, сделаем заявку в агентство… Но честно скажу — мне не нравится твоя идея. Я не хочу, чтобы ты работала.

В это утро они впервые поссорились. Собственно, их размолвку и ссорой-то нельзя было назвать, а просто каждый остался при своём мнении и не собирался уступать. Если против няни Айк не возражал, то помогать Соне с работой категорически отказывался.

Их жизнь опять вошла в привычное русло, если можно назвать привычным постоянную неприязнь и отторжение, с которыми Соня сталкивалась в Междуреченске.

После окончания гона к ней приехали Аллочка с Аполлошей, и подруги долго сидели в детской, наблюдая за играющими детьми и рассказывая о наболевшем. Правда, наболело только у Сони, и она даже всплакнула, рассказывая о нежелании Айка помочь ей с устройством на работу и о непрекращающихся сплетнях и косых взглядах, преследующих её, когда она выходит из дому. Аллочка лишь вздыхала, понимая, что ничем не может помочь и советовала быть посмелее, устраивать сплетницам скандалы независимо от того, в магазине, транспорте или на улице ей в спину бросили очередной грязный вымысел. Соня смотрела на неё круглыми глазами и качала головой: — нет, что ты, я не могу! Недавно я с детьми поехала днём в парк. Там, ты знаешь, наверно, оборудована шикарная детская площадка с каруселями, горками, качелями. Так вот, пока девчонки качались на качелях, чего я только не наслушалась от женщин, которые гуляли там со своими детьми! Они даже не особо таились, вполголоса обсуждая меня и близнецов! — у Сони опять подозрительно заблестели глаза: — знаешь, Алла, я всё чаще подумываю, бросить этот паршивый городишко и уехать в Красноярск. Я, конечно, надеюсь, что может быть всё изменится, успокаиваю себя, да и Айк… Наверно, мне было бы тяжело с ним расстаться, — её голос предательски дрогнул, — девчонки его любят, а он жить не может без них, всё торопит меня с регистрацией и удочерением, а я не хочу… — Соня подняла на Аллочку полные слёз глаза: — вот что мне делать, скажи? Я прямо как в клетку попала! Айк, дети, стая, эти разговоры, которым конца-края нет… — она шмыгнула носом: — извини, я с тобой расслабилась. Сейчас сбегаю, умоюсь, и ты мне расскажешь, как у вас с Олегом дела.