К дому Сони Айк подъехал, больше не скрываясь, машину поставил у неё под окнами, напротив подъезда. Предварительно заскочил в цветочный — купил большой букет крупных, ярко-красных роз на длинных стеблях. В супермаркете, обворожительно улыбаясь, попросил продавщицу выбрать для него самые лучшие конфеты в коробке.

Он не догадался купить ещё и красивый пакет, так что теперь стоял перед Сониной дверью, прижимая коробку подмышкой, опустив цветы вниз головой.

Она открыла дверь сразу, как только он нажал кнопку звонка. Стояла перед ним такая родная, уютная, желанная, в коротком стареньком халатике, тапочках на босу ногу, бледная и неприветливая. Волк взвыл и рванулся к ней навстречу, с жадностью вдыхая её запах. Она ехидно улыбнулась, увидев синяк на скуле, но с места не двинулась.

— Здравствуй, Соня, — Айк шагнул вперёд, но вынужден был, покачнувшись, чтобы не сбить её с ног, тут же вернуться назад. Она, в отличие от матери, не отступила вглубь квартиры, а осталась стоять на пороге, не пуская его. Он, примирительно улыбнувшись, сказал:

— можно мне войти? — Его волк жалобно заскулил, почуяв её неприязнь.

— Нет, нельзя. Я не приглашала тебя в гости, — ответила она презрительно, не здороваясь и спокойно глядя ему в глаза.

Он протянул ей розы и конфеты, сдерживаясь, чтобы не схватить её в охапку, сжать, смять в своих объятиях, содрать этот халат и всё, что есть на ней… Она спрятала руки за спину:

— я не люблю розы и сладкое, — и продолжала стоять в дверном проёме. Он опять опустил букет. Вспомнив, спросил:

— Соня, когда у тебя должны быть месячные?

От неожиданности она вспыхнула, залилась румянцем, даже шея и грудь в вырезе халатика порозовели. Взяв себя в руки, она подняла на него глаза, вызывающе ответила: — не надейся, я не беременна, всё прошло три дня назад!

Айк не поверил, внимательно смотрел на неё, но она выдержала, и он первый отвёл глаза, вздохнул: — я думаю, ты меня обманываешь, милая. Может быть, ты всё же разрешишь мне войти? Я соскучился по тебе, Соня!

— Нет! Уходи, я не хочу видеть тебя! — она захлопнула дверь, и он услышал удаляющиеся по коридору шаги. Айк положил розы и коробку с конфетами на коврик у двери и стал медленно опускаться по лестнице, обдумывая ситуацию. В голову ничего не приходило, на душе было муторно и гадко.

Он нехотя хлопнул дверцей машины и стал выезжать со стоянки. Внезапно, прямо перед машиной упала коробка, а за ней — букет роз. Широкие колёса джипа смяли нежные лепестки, раздавили коробку, мешая конфеты с грязью на придомовом тротуаре. Её выходка неожиданно неприятно задела его. Он был вынужден признаться, что, несмотря на более чем прохладный приём Сониных родителей, в глубине души он был уверен, что нравится ей и теперь, после разлуки с ним, она будет рада вернуться к прежним отношениям.

Соня плакала над раковиной в ванной, сморкаясь, зло смывая слёзы и морщась от боли в сердце, от комка, застрявшего в горле, от ненависти к нему и к себе…

Успокоившись, некоторое время сидела на диване, бездумно уставившись в одну точку. Перед глазами стояло его лицо с красочным синяком и упрямо сжатыми губами. Решительно тряхнула головой и принялась искать в интернете телефон ближайшей женской консультации. А вдруг никакой беременности нет, и она просто что-то съела несвежее? А задержка может быть и на нервной почве, она читала об этом. Соня тут же вспомнила, с какой надеждой и ожиданием Айк смотрел на неё, и как погрустнели его глаза потом. Она представила, что было бы, если бы она погладила его по щеке и почувствовала, что краснеет.

Стягивая перчатки с рук, врач сказала, что беременность имеется, но очень маленькая и дала направление на УЗИ. Там Соню огорошили: — у вас будет двойня, пол пока определить невозможно.

На маршрутку она не села, а домой отправилась пешком. Медленно брела по залитым весенним солнцем улицам и не видела ни деревьев с только появляющимися светло-зелёными листочками, ни пробивающейся кое-где молодой травы. На какое-то время её внимание привлекли мамаши с колясками, гуляющие по аллеям сквера, сидящие на скамейках, болтающие по телефону или читающие планшеты. Их лица выглядели счастливыми, умиротворёнными, и Соня подумала, что и она могла бы быть такой же.

Время шло, а она не могла решить, что будет делать дальше. Родители смотрели выжидающе, но молчали, предоставляя ей самой принимать решение. Соня уже знала, что пойдёт на аборт, но всё тянула, боясь признаться даже себе, что ей страшно убить зародившуюся в ней жизнь.

Иногда приходил Айк, но она не открывала дверь, а потом поставила “глазок” и видела, как он, порой, нахмурившись и некоторое время постояв, уходил прочь. Теперь он не скрывался, и его машина целый день стояла напротив её подъезда, на стоянке. Соня знала, что он смотрит на её окна.

Однажды ей по телефону позвонила Анжелика Васильевна и страшным шёпотом сказала: — Софи, у тебя под дверью, на коврике, лежит громадная жуткая собака! Когда я вышла на площадку и хотела к ней подойти, она молча оскалила такие зубищи, что я поскорее захлопнула свою дверь! Откуда она только взялась в нашем подъезде?! Как ты думаешь, может, мне вызвать полицию?

Соня всполошилась, торопливо сказала: — нет-нет, Анжелика Васильевна, я знаю, чей это пёс! Знакомые попросили на день забрать их собаку, потому что им надо уехать. Я, наверно, купалась и не услышала их звонка, а они решили, что я в магазин побежала, ну и оставили собаку до моего прихода. Я его сейчас заберу, вы не беспокойтесь! — Она спешно отключилась и побежала открывать дверь. Услышав её шаги, Айк встал, но не сделал попытки войти, выжидательно глядя на неё. На коврике, под брюхом волка, обнаружились ботинки и полиэтиленовый пакет — его брюки и рубашка, — догадалась Соня. На другой стороне площадки загремел замок, и она, нагнувшись, схватила пакет и ботинки: — заходи быстрее! — шепнула волку, пропуская его в дверь. Он прошмыгнул мимо неё в коридор, скользнув грубой густой шерстью по голой ноге.

Соня спешно захлопнула дверь. В неё тут же позвонили. Волк низко зарычал, и Соня смешливо фыркнула, услыхав торопливые удаляющиеся шаги. Она перевела взгляд на незваного гостя, строго спросила: — и что? Как это понимать? Ты меня шантажировать решил? — Почему-то ей было легче разговаривать с бессловесным зверем, чем с мужчиной. Волк, прижав уши, лёг. Положив тяжёлую лобастую голову на вытянутые лапы тихо, жалобно заскулил.

— Немедленно прекрати! — она бросила на пол его вещи, — прими нормальный вид и оденься! — сама ушла на кухню, демонстративно загремела кастрюлями. Спустя десять минут заглянула в комнату: Айк, одетый, ссутулившись и опустив голову, смиренно сидел на диване. — Обедать будешь? — он медленно поднял голову, неверяще глядя на неё. Потом улыбнулся:

— буду!

— Тогда мой руки и садись за стол. — Спокойствие снизошло на неё. Она была твёрдо уверена, что ей ничего не грозит. Он больше никогда не пойдёт на насилие. А она… она исчезнет из его жизни, потому что не может его простить и никогда не забудет тот страшный лес, его горящие безумием глаза, волков, окруживших поляну и боль. Дикую, раздирающую внутренности боль. Она не будет избавляться от его детей. Наверно. Она пока не решила. Но он никогда не узнает о них.

Они сидели за столом в её маленькой кухне, как давно живущие вместе супруги, и Соня подала ему тарелку с борщом и большим куском мяса, а он встал и налил ей и себе чаю и пододвинул к ней сахарницу.

Пообедали почти молча, лишь иногда перебрасываясь ничего не значащими фразами.

— Ты не вышла пока на работу?

— Да, у меня осталась неделя, и я решила использовать её для домашних дел.

— Ну и правильно, работа не волк, в лес не убежит, — они оба улыбнулись двусмысленности его шутки.

— У тебя сошёл синяк.