На краешке скамейки, где переводил дух Скотчинский, неподалеку от бомжа сидела в ожидании поезда молодая женщина и тихо рыдала. Рэм Константинович устал слушать всхлипы, распрямился и встал.

– Чтоб вы были здоровы, товарищ Скотчинский, – сказал ему вслед бомжик, аккуратно складывая в квадрат прочитанную им «Санди таймс».

– И вам тоже не болеть, уважаемый, – обернулся Рэм Константинович.

– Не дождетесь, – бомжик тоже встал и подошел совсем близко. – Так вы не в Англии?..

– Приехал к дочке, – Рэм Константинович сам себе удивился, так как с бомжами до этого случая не якшался.

Не было возможности, да и желания тоже.

– Ваши передачи про пираний и акул капитализма я с детства смотрел, – почесался бомж. – Теперь при капитализме живем вашими молитвами, а хотите газетку? – протянул он Скотчинскому «Санди таймс». – Вчерашняя – как наша жизнь.

Рэм Константинович по-простецки потрепал бомжа по плечу, вежливо отказался и, прихрамывая, направился к эскалатору.

Гладкий кот мчался по улице, а за ним стремительно гналась тень весьма солидной собаки... Это был Зяблик, а собака самый что ни на есть бульдог соседей Скотчинских индусов Брахманов. Зяблик рыбкой нырнул через кошачье отверстие в дом, а бульдог накручивал круги у двухэтажного особняка Скотчинских еще минут пять, загнанно дыша и высунув язык.

Рэм Константинович, выйдя из метро, закурил и решил позвонить супруге. Полина Давыдовна ответила на удивление быстро, словно держала телефон в руках.

– Так ты приедешь?.. – сквозь хронический кашель эфира неуверенно спросил Скотчинский.

– Нет, Зяблик заболел, – Полина Давыдовна покосилась на только что прибежавшего с улицы кота, тот лежал на спине и жонглировал ножкой.

– А что с ним?

– Он съел справку от ветеринара, и нас не пустили в самолет. Я сдала билет, Рэм. А что делаешь ты, как Влада?.. Горюет, да?

– За неимением лучшего я жду, когда приедет Влад, – Скотчинский поохал. – А Лада с подружкой по ресторанам и магазинам носится, как всегда, так что не беспокойся за нее, Поля... Вот ведь напасть, мать...

– Что за напасть? – испуганно пробормотала Полина Давыдовна, переглянувшись с котом.

– А разве не напасть, скажи, а?.. – по-старчески проскрипел Скотчинский. – Егор – гей, а Коля никакой, серый человек. Боится даже себя, мыслей своих и дел... Влада – счастливая мать и жена... была в прошлом, вот так вот, Поля, это дети твои...

– Ты когда вернешься?.. – Полина Давыдовна вздохнула. – Соскучилась я по тебе, старый распутник! А ты по мне?..

– Дождусь Влада и поговорю с ним, а потом видно будет, – все тем же старческим фальцетом ответил ей Рэм Константинович.

– Привези мне Робски, когда домой поедешь!

– Что за Робски? – удивился Скотчинский.

– Писатель, ну ты знаешь, с родинкой на губе, – фыркнула Полина Давыдовна.

– Я не читал Робски, мне очень понравилось, – счел нужным сообщить Скотчинский. – Привезу.

– Ты там форшмак ешь, Рэм?

– Мне не до форшмака, Поля. – И Скотчинский, подумав, повторил: – Не до форшмака мне, Поля, не до форшмака...

Сырое утро с холодной дымкой тумана... Холод в душе куда-то ушел, пока Валя убирала свой участок.

Антошка сидел на кровати и играл в машинки. На стуле у окна висели выстиранные бахилы, халат и повязка.

– У тебя болит что-нибудь, Антон?.. – присела к нему Валя.

– Нет, а завтракать будем?

Валя рассмеялась:

– Сейчас!

Кто-то настойчиво звонил. За дверью, когда Валя открыла ее, стояла Гульшат.

– Можно я на Антошку посмотрю, Валь? – затараторила напарница. – Поздороваюсь, он же меня помнит!

– Только переобувайся, – Валя кивнула на чистую тряпку под ногами. – У тебя гриппа нет? А то ему простывать нельзя.

– Нет. Так повезешь его в хоспис? – Гульшат сняла ботинки и осталась в одних носках.

– Нет, пока дома побудет, – Валя пожала плечами. – Я же тут рядом все время, так что смысла нет везти его на другой конец Москвы... Сама научусь уколы делать. Мне уже показали, как.

– Антошка, у тебя болит чего? – Гульшат подмигнула и вытащила из кармана маленькую машинку.

Антон протянул руку.

– Не-а...

– Ну и правильно, нечего болеть, – Гульшат присела рядом. – На, держи, еще «Мерседес»... Так что, Валь? – обернулась она. – Может, к бабке какой свозим сегодня?.. Я узнала два верных адреса, и берут не деньгами, а продуктами.

Валя отрицательно покачала головой:

– Да не верю я ни в каких бабок.

Гульшат, подумав, кивнула.

– Я тоже не верю... Пойдем, посидим, я выпить принесла, – кивнула она на пакет, который принесла.

– Да не пью я, – Валя поморщилась. – Ну ладно, давай...

– Вот именно, а то ты какой-то комок нервов, – Гульшат деловито прошла на кухню.

Они сидели всего полчаса, когда на порожке кухни показался Антон, прижимая к носу майку.

– Мама, у меня кровь идет, – пожаловался он...

В квартире кто-то с посвистом храпел, Николай Романович проснулся и замер в ужасе, потому что ему приснился отец.

Вчера он тоже неожиданно проснулся в три часа ночи, телевизор работал, и он, включив свет по всей квартире, принялся поливать фиалки, чтобы отвлечься от грустных дум... А сегодня он снова пригласил Тату, чтобы не спать одному.

Скотчинский с облегчением зевнул, когда понял, что он не один в квартире, и сел на кровати, свесив ноги на холодный пол. Он посидел с минуту, потом в темноте нащупал тапки, встал и пошел в сторону кухни, но, как водится, налетел на стул, на котором висела его рубашка.

– Любимый, – хриплым контральто возмутилась Тата. – Включи свет, а то лоб разобьешь!..

Скотчинский промолчал, продолжая неуклонно двигаться в сторону кухни. Ему вдруг нестерпимо захотелось завопить и потопать ногами... Почему-то по ночам он стал впадать в ярость, и, чтобы не спровоцировать очередной скандал с любовницей, решил попить чайку и принять феназепам. И это ему наполовину удалось.

– Достойно переносить одиночество – величайший дар, – дуя в блюдце, пил свежезаваренный чай Скотчинский и, проглатывая гласные, вполголоса читал афоризмы из сентябрьской газеты, которую нашел в сумке у Таты.

И вздрогнул всем телом, увидав на пороге кухни полуголую и растрепанную любовницу.

– И мне чайку, котик, – усевшись рядышком, показала ему частокол зубов Тата. – А лучше покрепче что-нибудь – виски, допустим... Николаша, ну ты что?

Что-о-о?..

На часах было без четверти три утра.

Николай Романович отчетливо запомнил время, вплоть до минуты, и, отбросив в сторону раковины пустое блюдце, в считаные секунды вцепился двумя руками в кудрявые волосы Таты Модуляш и повалил женщину на пол.

– Ухаживать за женщинами-и-и-и нельзя-а-а-а... Их надо брать силой!.. А начнешь ухажива-а-а-ать – они садятся на шею-у-у-у!.. – рычал Николай Романович, аки зверь.

Всего через полчаса на шум в квартире Скотчинских соседями снизу был вызван наряд милиции и участковый инспектор Лидия Борисовна Новичкова, потому что возмутитель спокойствия наотрез отказывался открыть дверь своей квартиры.

Никого в то раннее утро из квартиры в околоток так и не увезли – избитая до полубессознательного состояния Татьяна Гавриловна Модуляш писать заявление на своего обидчика не пожелала и в больницу не поехала, оставшись зализывать раны в квартире своего любовника.

– Тата, он тебя убьет, – предупредила Лидия Борисовна, рассматривая сильно поредевшую шевелюру Модуляш.

– Я замуж за него хочу, – едва разжимая разбитые губы, ответила Тата и потянулась к косметичке за пудрой. – Никуда он от меня не денется, Лид!..

«А Скотчинский – без обручального кольца...» – отметила Лидия Борисовна и, попрощавшись с коллегами, собралась домой, чтобы поспать хотя бы пару часов перед работой.