Валя вбежала в арку станции вместе с потоком людей. Стоя на эскалаторе в плотной толпе, она вдруг отчетливо поняла, что уехать из Москвы обратно на Чукотку кажется уже нереально. Кто-то незримый словно навис над ней и нашептывал, что делать этого ни в коем случае нельзя.

Через полчаса она подошла к своему подъезду. У двери на улице стоял человек, он повернулся, и Валя попятилась... Валя даже сморгнула, так он был похож в профиль на молодого Александра Абдулова.

– Валя...

– Что?

– Мне нужно поговорить с вами, – без улыбки кивнул ей почти Абдулов.

– О чем?

– Просто поговорить, – холодно повторил незнакомец.

– Просто поговорить?.. Хорошо, – Валя не двинулась с места, продолжая стоять у двери.

– Пойдемте, – мужчина кивнул в сторону скамейки.

У дома гулял ветер, и было безлюдно.

– Вы уверены, что не ошиблись, я живу здесь совсем недавно... Что вы хотите от меня? – Валя осторожно взглянула в лицо незнакомца.

– Я хочу, чтобы вы уехали отсюда и не лезли в чужую жизнь, – мужчина улыбнулся, и кожа на его скулах резко натянулась. – Валя, вам не следует больше встречаться с неким Владом... Может быть, вы не знали, но у него есть семья, жена и дочь.

– Хорошо, – Валя кивнула, – а вы кто ему?

– Родной человек.

– А у вас есть имя, «родной человек»? Ну, раз вы знаете мое, то я хотела бы знать ваше.

– Егор, – Егор Скотчинский улыбнулся, – понимаете, вы должны...

– Хорошо, не беспокойтесь, – Валя кивнула. – Это все?

– В общем, да.

– Я скажу, чтобы ваш родственник больше не приезжал ко мне. Этого будет достаточно?.. Я обещаю, что напомню ему, что у него есть жена и дочь.

– Нет, Валя, этого недостаточно, к сожалению, – Егор вздохнул. – Вы должны уехать отсюда, и лучше всего туда, откуда вы приехали. Я дам вам денег, достаточную сумму, вы удивитесь, это по-настоящему хорошие деньги для вас!

– Спасибо, но все дело в том, что у меня серьезно болеет сын, и, пока ему не сделают операцию, уехать из Москвы я, к сожалению, не смогу, – Валя посторонилась, мимо к подъезду прошел человек. – И вряд ли уеду отсюда потом, скажу вам честно... Понимаете, Егор, мне некуда ехать, точнее, я, конечно, могу, но с больным ребенком вернуться в наш поселок по меньшей мере неразумно... Вы хотите оплатить мой обратный билет, я правильно вас поняла?.. Так вот, не стоит, я останусь в Москве в любом случае и... всего вам доброго, – Валя кивнула и направилась к подъезду.

Она достала ключ и прислушалась, но никто за ней не шел.

В прихожей было тихо, когда Валя открыла дверь... Найденный вчера на помойке котенок выбежал из комнаты и кувыркнулся от радости, увидев ее.

– Не переворачивай погоду, Лобзик, – машинально сказала она.

«Господи, у меня всегда была уверенность, что завтра будет лучше... Неужели я ошиблась?.. Что же мне делать, как выбраться из этой ямы личных неудач?» – тревожно спросила она себя.

Достав из сумки пакет молока, Валя прошла на кухню и поискала глазами нож, не найдя, прокусила пакет зубами. Котенок забежал следом и ткнул головой в пустое блюдце под табуреткой, и через минуту они уже пили молоко.

Очень хотелось спать, и Валя присела на край кровати.

«Сладкие мгновения жизни, – уловив знакомую горечь мужского одеколона, подумала она. – Да, безусловно, любящий глаз многое простит, но не настолько же?..»

Валя с сомнением посмотрела на себя в зеркало – своей внешностью она никогда не была довольна. И все же в последнюю их встречу Валя осознала, что в ее жизни может измениться все.

«Он меня любит, и ничего тут не попишешь, а я даже не знаю, как мне себя вести с ним?.. Да и его родные, похоже, решили отравить мне жизнь окончательно... И похоже, это только начало».

В окно стучалась темнота, когда Валя незаметно для себя уснула... Котенок, забравшись на кровать, долго смотрел на нее, потом спрыгнул на пол и пошел охотиться, обходя углы и топорща длинные усы.

Сон... сон... Скотчинский проснулся и жалобно заскулил, его подушка была насквозь мокрой, хоть выжимай!.. Он сел и долго в темноте ощупывал двумя руками голову, ища рога... Во сне его рога были огромны, как дерево баобаб, и он помнил, что стал отвинчивать их по частям и они начали падать на землю с характерным сухим древесным хрустом.

Ощупав в который раз лысину, Николай Романович неожиданно всхлипнул и решительно направился в туалет, наткнувшись в темноте на стул, который отлетел от него с грохотом.

Дуэнья его последних ночей проснулась и привычно закурила, усевшись в позе лотоса на кровати и глядя на то, как Николай Романович прокладывает себе путь.

– Коля, ты бра включил бы, – посоветовала она, нащупывая рукой в веснушках розетку ночника.

– Отстань, Тата... И вообще, убирайся из моей жизни, – донесся из туалета голос Скотчинского.

И Тата, не вступая с любовником в бесполезную перепалку, предпочла, неслышно бранясь, быстро собраться и уйти в течение нескольких минут, хотя на часах была половина пятого утра, а на улице совсем темно.

«Понимаешь, Коля, определение „дурак“ для тебя комплимент, ты не обижайся только!» – внезапно вспомнил Николай Романович слова жены и мстительно спустил воду в унитазе.

Он подождал, пока бачок наполнится, и еще дважды спустил воду. Проверив дверь и закрыв ее на цепочку, он вернулся в спальню и с невероятным облегчением увидел пустую мятую кровать с тремя подушками... С портрета на тумбочке глядела на него его пропавшая супруга Инна, и Николай Романович, засыпая, изредка посматривал в понимающие глаза жены – про рога из сна он забыл и быстро уснул.

Скотчинский проснулся около девяти и с удивлением обнаружил, что находится в спальне один.

– Тата, – позвал он. – Татуша, ты где, зая?..

Он теперь выходил из квартиры нечасто... Бизнес шел, холодильные камеры для меховых изделий, купленные во Франкфурте «под ключ», приносили стабильную прибыль. Николай Романович, сев на кровати, долго зевал, потом потянулся к телефону, а позвонив, раздражённо скрипнул зубами...

– Ни один человек не счастлив, пока сам не считает себя таковым, Коля, – вместо приветствия нравоучительно сказала ему Тата, когда Скотчинский открыл ей дверь. – Я принесла салат, твой любимый, мой руки и ешь.

– Как она могла?.. – жуя салат, подкладываемый ему заботливой рукой любовницы из пластмассового контейнера, морщился Николай Романович. – Как она могла пропасть куда-то?.. Я дал ей все, женился, я ее любил, в конце концов!

Тата сидела на стуле и жадно курила, обхватив острые коленки свободной рукой.

– Женись на мне, – вдруг мягко сказала она, – женись, Коля, я никуда не пропаду, не денусь и не сбегу, как Инна... твоя.

Скотчинский поперхнулся...

Тату он знал меньше года... Любовница сдавала шубку из бритого хорька в холодильник прошлым летом, и смешная фамилия Модуляш, которую занесла в компьютер секретарша, неизвестно почему привлекла его внимание. Николай Романович поднял глаза и, продолжая пережевывать салат, осторожно взглянул на Тату, переставшую курить, но продолжавшую смотреть на него с трогательной нежностью.

– Я по сравнению с твоей Инной – зая! – томно выдохнула Тата и отбросила с лица волосы.

– Конечно, ты – зая, кто ж сомневается?.. – Скотчинский догадался уронить вилку и потянулся за ней – кусочки колбасы из оливье валялись на ковре у тапочек, как раскрытые рты котят, и его чуть не вырвало.

– Пора на работу, кажется, – благодушно пробормотал он. – Таточка, де-е-евочка... Уберешься тут, хорошо?

Тата кивнула.

– Конечно, я уберусь! – через несколько минут произнесла она, оставшись одна в квартире. – Я уберусь... здесь... Коля, – сжав зубы, беззвучно повторила она.

«Нет, ну ведь снится гнусность всякая, а?.. – спускаясь по лестнице, тем временем думал Скотчинский. – Ну к чему снятся рога на голове?.. В Интернет надо будет заглянуть сразу же, не откладывая...»