– Закажем билеты... То есть один билет для меня, – поправляет себя Полина Давыдовна. – И, возможно, улетим завтра. Слышишь, Зябликус?.. Увидим Владочку, Машку и Колю с Егором... Ты рад, неслух?..

– Не называй меня неслухом, – сквозь зубы выплевывает кот и едва слышно добавляет: – Старая бестолочь... Из-за такой ерунды мне искололи бок?

Полина Давыдовна глуховата и последних слов кота не слышит или притворяется, что не слышит, что более вероятно. Зяблик закатывает глаза и притворяется мертвым.

А Полина Давыдовна вдруг фыркает и начинает смеяться, но смех какой-то невеселый.

– Сами разберутся, – вполголоса говорит она. – Влада – взрослая женщина, разведется и снова замуж выйдет, тоже мне горе... Ах, какое удовольствие с одними брюками всю жизнь коротать, – и делает характерный неприличный жест, который, кроме Зяблика, никто не видит, но коту не до бесстыдных жестов хозяйки, он играет роль «мертвеца».

Полина Давыдовна продолжает вспоминать, но обрывки ее мыслей не всегда поддаются расшифровке даже коту.

– Коля женился, но жену не привез и не показал, все ему кажется, что его учат или считают дураком, а он просто ранимый... Ничего от меня и ничего от Рэма, просто вылитый дядя Робин из Иерусалима. Дядя Робин, парадокс всей нашей семьи. Престраннейший человек...

Зяблик вздрагивает, старину Робина он знает и недолюбливает за непредсказуемость. Полина Давыдовна ласково гладит кота по голове и бормочет:

– Два брата – Коля и Егор... Старший Николай и младший Егор, оба такие разные, словно и не братья вовсе. И Влада... Вот такие у меня дети... А Рэм и Коля давно не ладят, даже дрались, когда Коля в школу ходил, – Полина Давыдовна внезапно хлюпает носом, и Зяблик отворачивается.

Он страдает, когда хозяйка плачет.

«Почему же я не могу ее забыть даже на минуту?..» – всю неделю мучился он.

Бармичев окончательно проснулся и сел на кровати. Города, в которых он побывал, смело можно было заносить в актив развития фирмы «Трансплутон – Навигационные Системы». В обязательной рабочей программе остался всего один ланч с сенатором от Айовы. И затем обратный многочасовой перелет из Нью-Йорка в Москву.

Вчера, когда они мчались по хайвею, из обогнавшего «Кадиллака» высунулась полуголая девица с бутылкой колы и задорно помахала им маленькой загорелой грудью. Они взахлеб смеялись, глядя на нее, а она хохотала им в ответ, показывая гортань и розовые десны.

– Русская амазонка!.. – фыркнул его попутчик Шон.

– Что?.. – переспросил он.

– Она – русская, – Шон подмигнул. – Все ваши бабы – прирожденные амазонки! – убежденно добавил он.

Бармичев промолчал. Немолодой, сутулый и плечистый Шон Карбус, директор их американского филиала, выглядел в эти минуты как мальчишка... Они давно симпатизировали друг другу. Вдумчивый и уравновешенный Шон ни разу не подвел его в работе.

– А я развелся с Майрой, – на подъезде к Нью-Йорку поделился Шон.

– С женой?

– Да... Мы прожили шестнадцать лет, – кивнул Шон. – Вот итог.

– Почему?

– Майра культивировала во мне комплекс неполноценности, – Шон подозрительно долго молчал, очень плотно сжав губы, и вдруг широко улыбнулся.

– Это как?..

– Она забывала меня целовать последние три года, а меня мама грудью кормила до десяти лет, и я привык к ласке, – буркнул Шон, паркуясь у плотного ежевичного забора перед одноэтажным домом. – Ты не против сегодня остановиться у меня?

Каменный дом под зеленой крышей, с плотно закрытыми ставнями, в котором Бармичев уже дважды бывал в свои прошлые наезды, в темноте был похож на средневековый бастион.

Утром Влад прислушался, но никакого журчания яичницы из кухни так и не уловил... Когда он обошел небольшой дом, то обнаружил, что Шон куда-то исчез.

Умывшись, Бармичев включил телевизор.

– Пожалуйста, будьте сегодня очень осторожны в проявлении своих эмоций. Сегодня не лучший день для того, чтобы принимать серьезные решения или начинать новые дела. Постарайтесь ничего не испортить в ваших отношениях с людьми – в противном случае последствия придется разгребать всю жизнь,– диктор сделала паузу, и тут он увидел записку под столом на полу: «Завтракай сам, я приеду через час, поехал на заправку... Шон».

Бармичев выглянул в окно. Машины Шона у гаража не было. Он сварил кофе и сделал два бутерброда, но и через час Шон не приехал. Влад сел на ступеньки крыльца и разложил документы, сортируя их по степени важности.

Солнце палило, ветер посвистывал в кронах деревьев, за плотным ежевичным забором было совсем не по-городскому тихо.

«Мне нужно собраться с мыслями, – думал Влад. – Странно, но внутренне я уже решил, с кем останусь... Как же невероятно я хочу заснуть с ней в обнимку!.. Неужели это состояние легкого сумасшествия когда-нибудь пройдет? Я не хочу, чтобы оно проходило...»

На полусухой грушовке у забора висело с десяток красных яблок.

Внезапно он вспомнил, что ему надо позвонить, и набрал номер дочери. Дважды было занято. Слушая шипение эфира в трубке, Бармичев набирал раз за разом номер телефона.

– Пап, это ты? Приезжай быстрей! Слушай, а ты правда намылился уйти от нас? Или маме только кажется?.. Ну, папка, замутил... Мама по ведьмам бегает... Ты что это, папка? – Машка говорила на удивление вкусно.

– Что тебе привезти, Маш?.. – перебил он. – Из Нью-Йорка.

– Просто что-нибудь красивое! – заказала дочь.

– Из одежды? – уточнил он.

– Да-а-а, что-нибудь от Pinko или Patrizia Pepe.

– А их магазины есть в Нью-Йорке?

– Я не знаю, пап. Поищи сам на месте, – засмеялась дочь. – У тебя время-то есть?..

– Хорошо, старик-отец обойдет все улицы, чтобы купить дочурке шорты от Pinko, ведь времени у отца навалом, – проворчал он.

Дочь рассмеялась:

– Чао, пап!

– Бай-бай.

«Дети всегда старше родителей на поколение, – Бармичев расслабленно огляделся. – Подростковое обаяние, капризы, эфемерно-легкий взгляд на людей и вещи», – вспомнил он дочь Машку и подобрал два спелых яблока у крыльца.

«А что, если Земля и правда это яблоко на столе великана? Немытое, спелое, в брызгах дождя?.. А те, кто зовут себя людьми, – всего лишь маленькие микробы на этом яблоке...»

– Влад, я тут, – позвал с дороги Шон. – Поехали, а то опоздаем!

– Поехали, – обрадовался он, сунув яблоки в карман и сразу же забыв про них.

Она уже час ходила вокруг дома... Антошка спал на ее кровати, и Валя, опасаясь его разбудить, вышла на улицу сразу же, как только он заснул.

Вчера после полудня Валя дождалась зав. отделением детской онкологии. Худощавая брюнетка лет сорока с королевским именем Эмилия стремительно шла по коридору в сторону ординаторской и была похожа на постаревшую и усталую Линду Евангелисту.

– Эмилия Александровна, здравствуйте... Скажите, а Глебкову Антону уже назначили день операции?.. – Валя подстроилась под шаг брюнетки и побежала рядом. – Я его мама...

Зав. отделением детской онкологии с размаху остановилась.

– Вы мама Глебкова Антона? – повернулась она.

«Удивительно мелодичный голос...» – машинально подумала Валя.

– Да, я мама, конечно.

– Как вас зовут?

– Валя... Валентина Ивановна.

– К сожалению, Валентина Ивановна, вам надо готовиться к худшему. Реальных шансов на спасение вашего Антона нет, – сухо произнесла зав. отделением. – Крепитесь, пожалуйста.

– Я все понимаю, что шансов мало, – Валя кивнула, – но операция...

– Поздно оперировать, Валентина Ивановна! Опухоль у Антона аномально большая, – зав. отделением тяжело вздохнула. – Что же вы привезли сына так поздно?

– Поздно?.. Подождите, я вас правильно поняла?.. – переспросила Валя, уронив пакет. – Разве сына не будут оперировать?!