Но в отличие от последнего, между нашими не было никаких соглашений о военной поддержке или какой-либо другой взаимопомощи. Видимо, Великий отец был настолько уверен, что клятва, данная мной именем Богов, не позволит мне хоть как-то навредить ему.

— Вот и все, — я встала, чувствуя, как корка на ободранных коленках, разрывается. Я как могла перевязала их, разодрав на бинты часть нижней юбки. Можно было, конечно, взять бинты у Тироха, который заглянул ко мне в келью, чтобы поинтересоваться моим состоянием, либо, вообще, попросить его залечить раны, но мне не хотелось. Физическая боль очень хорошо отвлекала от душевной. — Договоры подписаны. Мне больше незачем оставаться здесь. И я хотела бы немедленно уехать.

— Это невозможно, — взгляд Агора был холоден и равнодушен точно так же, как всегда. Как будто бы не было между нами той волшебной ночи, не было чувств, не было ничего… И хотя я сама потребовала, чтобы все оставалось как раньше, сейчас мне больше всего было обидно именно от этого. — Если бы вы сами могли произнести заклинание, позволяющее открыть проход в стене, то смогли бы уйти в любое время. Но открыть проход для других людей, а не для себя, возможно только на рассвете, когда магия особенно сконцентрирована над нашим монастырем.

Я не стала спорить. Кивнула. И равнодушно добавила:

— Хорошо. Я буду готова на рассвете. А сейчас позвольте откланяться. Я устала и хочу отдохнуть…

Агор кивнул. Я стремительно развернулась на каблуках и быстрым шагом покинула комнату переговоров. Не хотела, чтобы он видел, как от обиды на его бездушное отношение, на глазах выступили слезы.

Великая Мать! Какая же я дура! Какие же мы все, женщины, доверчивы, безрассудны и готовы отдать свое сердце первому встречному.

На рассвете я покинула Монтийскую Епархию…

Если для того, чтобы попасть за стену мне пришлось рисковать жизнью и прыгать со скалы, то обратный путь не был таким оригинальным. Хотя и выглядело все довольно необычно: Агор выдал совершенно зубодробительное заклинание, сопровождаемое пассами рук и движениями тела, в котором я разобрала только уже известное слово-активатор. Каменная стена медленно растаяла в воздухе, впуская в монастырский двор первые лучи восходящего солнца. На крыше прямо сейчас кто-то читал молитву, призывающую Богов, я слышала его монотонное пение. Не уверена, но мне показалось как будто бы это был толстый маг-лекарь Тирох.

— Вот и все… Вам пора, — Агор натянуто улыбнулся.

Я прикрыла глаза, чтобы не выдать себя. Мы уже попрощались. И сейчас я должна была просто кивнуть и сделать первый шаг по дороге, которая вела меня к цели. Но я медлила… Сердце колотилось в горле, а на глазах стояли слезы. Еще никогда мне не было так тяжело прощаться, как сейчас.

— Агор, — прохрипела я и замолчала.

Боль терзала сердце, раздирая его до крови, которая наполняла мои глаза, окрашивая мир в фиолетово-красные оттенки. А может быть это был поздний зимний рассвет, озябший до синевы на жгучем утреннем морозце…

— Елина, — Агор шагнул ко мне и обнял. Прижал к себе и замер, удерживая меня на ногах.

Я застыла в его объятиях, желая, чтобы этот миг длился целую вечность, и зная, что я должна уйти прежде, чем закончится молитва. Никто из обитателей монастыря не должен видеть, что вместе со мной Монтийскую Епархию покинули еще несколько человек… Еще вчера я не планировал никого брать с собой, но последняя ночь изменила все. Перевернула мой мир с ног на голову… Или, наоборот, расставила все по своим местам. Это как посмотреть.

— Мне пора, — пробормотала я, не делая ни одной попытки отстраниться.

— Пора, — кивнул он, продолжая прижимать к себе.

Мы не могла расстаться. И не могли не расстаться. Только не сейчас, когда все недомолвки закончились, когда наши сердца были открыты друг другу, когда мы оба знали, чего хотим и готовы были пойти на любой риск, чтобы достичь цели.

— Иди, — первым снова был Агор. Он отступил на шаг, легко оттолкнув меня, когда я невольно потянулась следом. И напомнил то, — тебе надо уходить…

— Надо, — выдохнула я. И прошептала тихо-тихо, — Прощай, Агор…

— Прощай, — выдохнул он и сделал еще один шаг назад, увеличивая расстояние между нами.

Я кивнула и, призвав на помощь всю силу воли, развернулась на пятках. Вытерла слезы, привычно заперла сердце на тысячу замков и кивнула Идору, сидевшему на козлах:

— Трогай…

— Н-но, — взмахнул вожжами юный маг, оказавшийся сыном Венима, и отправил лошадь в призрачный проход в каменной стене. Старый крытый возок, в который была запряжена такая же старая кляча дернулся и покатился по снежной целине, не оставляя следов. Агор позаботился о том, чтобы наше исчезновение прошло незамеченным.

Я вцепилась в край возка и пошла рядом. Благо лошадь была так слаба, что тащила груженый возок с большим трудом и очень медленно. Монастырский конюх не удивится, что кобылка, доживающая последние дни, сдохла. Он просто выбросит труп на кучу навоза на задворках конюшни и даже не заметит, что это всего лишь очень хорошая иллюзия, созданная Великим инквизитором. Так же, как и куча хлама, оставшаяся на месте старого возка…

И никто не свяжет исчезновение личной пленницы Великого отца и его любимицы-дочери с отъездом важной гостьи. В возке по уши закутанные в одеяла лежали спящие Илайя и Олира…

Илайю нельзя было оставлять в темнице. Великий отец никогда не позволил бы той, которая подняла на него руку, увидеть солнечный свет. Он сгноил бы ее в подземелье, чтобы несчастная всю свою жизнь сожалела о том, что сделала.

Скорее всего Илайя еще доставит мне хлопот, когда окончательно выздоровеет, но совесть не позволила мне отказаться от помощи. Я чувствовала свою вину перед ней. И всем миром. Если бы я поверила Адрею и вручила юной амазонке Кинжал Жизни… то все могло бы быть совсем по-другому.

С Олирой все было еще хуже… Ягурда обманула не только богиню, но и нас всех. Слияние давно произошло, она подмяла под себя девочку, и уже несколько лет жила в ее теле. И когда Великая Мать забрала призванную душу, а Олира проснулась, оказалось, что она застыла в раннем детстве, в тот самый момент, когда бывшая Верховная подавила развитие ее души. И сейчас малышка в теле подростка нуждалась в особом уходе, которые ей не могли обеспечить в стенах обители. Более того, если бы Великий отец узнал, что маленькая наследница сошла с ума, он сослал бы ее в самый дальний монастырь. И постарался бы сделать так, чтобы она больше не позорила его своим существованием.

И я, как впрочем всегда, не смогла оставить ребенка в таком состоянии. Я решила, что заберу Олиру с собой и помогу ей повзрослеть. Если все пойдет как надо, то через несколько лет она догонит свой возраст и будет жить полноценной жизнью. К тому же ее магия осталась при ней. Только ее пришлось временно заблокировать — вживить в тело специальный амулет, который, вмешиваясь в произносимое заклинание, нарушает магический резонанс и не позволяет управлять магической силой. Теперь можно было не бояться, что Олира навредит себе или другим. Амулет, правда, требовалось ежедневно «заряжать» магией. Для этого с нами отправился Идор, который страшно скучал по отцу и готов был на все, чтобы быть с ним рядом.

Вокруг меня заколыхался плотный призрачный туман. Я проходила сквозь невидимую стену. Вздохнула… Вот и все… Теперь мы с Агором больше не увидимся. Сердце болезненно заныло.

Он пришел ко мне вчера поздним вечером, как будто бы для того, чтобы рассказать о состоянии Олиры. Я не хотела его пускать. Зачем бередить душу и мучить себя? Но он меня не спрашивал. Стоило открыть дверь, как я тут же оказалась в его объятиях. И не смогла сопротивляться… потому что сама обнимала его так сильно, как только могла. Сама тянулась к его губам и сама отдавалась со всей страстью, на которую была способна.

А потом мы долго говорили. Обо всем. Если в первую нашу ночь мы были не способны на диалог обмениваясь разрозненными репликами, то этой ночью все изменилось. Мы были искренни друг с другом. Мы раскрыли свои души и сердца. Мы поняли, что только вместе можем быть счастливы, но быть вместе нам не суждено. И приняли это. Смирились. И только тогда смогли начать беседу о будущем, которое должно были быть вдали друг от друга…