— Да, мне тоже, — кивнул он. И отступил на шаг, позволяя мне сбежать от себя. — Завтра тяжелый день… сложные переговоры…

Дверь открывалась в коридор. И я коснулась плечом его плеча, когда входила в келью. Едва не подпрыгнула… Показалось, как будто бы в руку ударила молния.

— Да завтра, — прошептала я, глядя на него… Горло высохло и слова получились тихими и почти неслышными.

— До завтра, — так же хрипло ответил он.

Я закрыла дверь и привались к стене. Тело скручивало от душевной боли. От точки касания на плече, как по воде, расходилось желание. Тягучее и густое, как мед. Опутывая меня своей сладостью и заставляя терять ориентацию. И не было никакого спасения… Я уже жалела, что послушала голос разума. В таком состоянии я все равно не смогу завтра оставаться холодной и безучастной.

Но Агор уже ушел. Наверное… Я прижалась ухом к двери. В коридоре было тихо. А может быть это мое сердце грохотало так громко, что я ничего не услышала.

— Плевать! — вдруг выдохнула я и резко дернула дверь на себя. Я хотела быть с Агором. Прямо сейчас. Он вряд ли ушел далеко, и я успею его догнать. А завтра я просто сделаю вид, что ничего не было.

Но никуда бежать не пришлось. В коридоре с поднятой рукой, собираясь постучать, стоял Агор… Он тоже не смог уйти.

Я, не говоря ни слова, мы и так оба хорошо понимали, что происходит, распахнула дверь, пропуская его в келью… Жар опутывал меня все сильнее. Но сначала я должна сделать еще кое-что. Чтобы потом не жалеть…

— Но это ничего не значит! — веско произнесла я. — Я не пойду на уступки в переговорах…

— Согласен, — кивнул он и, наконец-то, вошел, закрывая дверь за спиной.

— Я не пустил Олиру к матери, потому что ее мать умерла, — прошептал Агор, — не смогла разродиться очередным ребенок Великого отца. После Олиры он заставлял ее беременеть снова и снова, желая получить сына с такими же уникальными способностями.

Я вздохнула… Но говорить ничего не стала, и так все было понятно. Мы лежали в в темноте кельи Живелы и отдыхали после нескольких свечей страсти. Вот-вот должны были проснуться монахи на утреннюю молитву, а мы все никак не могли заснуть. Я лежала на груди Агора, слушая, как бьется его сердце. Он обнимал меня и поглаживал по спине кончиками пальцев, распространяя по всему телу приятное тепло. Мы почти не говорили, если не считать редких реплик, который как будто бы звучали невпопад. Так же как эта.

Но нам обоим это казалось естественным и правильным. Как будто бы мы вели разговор на каком-то другом, недоступном сознанию, уровне. И только некоторые фразы, вызывавшие особенные эмоции, прорывались из темных глубин подсознания.

— Мне казалось, что дети под присмотром Вайдилы будут в безопасности. О разнице обычаев в тот момент я даже не подумала. Главное было защитить их от смерти. А вместо них мы сожгли в пожаре свиные кости из харчевни. Чтобы их никто не искал…

— Я почти не помню свою мать… Память сохранила только образы. А еще у меня есть прядь ее волос. Я так сильно тосковал по ней, что когда стал Великим и получил доступ ко многим секретам Епархии, нашел ее… Она превратилась в безумную старуху, глядя на которую я не почувствовал ничего…

— Я люблю Фиодора как сына, а не как брата. Поэтому мне так сложно отпустить его насовсем. Все эти годы я подталкивала его к нужным решениям, используя свои связи с Высокими родами Грилории… Но когда появилась Живела… Наверное, я ненавижу ее именно поэтому. Она забрала у меня все рычаги управления. А то, что она дочь Великого отца, которая хочет стать королевой Грилории, всего лишь усугубило мои чувства к ней…

— Я так долго мечтал сбежать из Епархии и увидеть большой мир… Но когда получил такую возможность, испугался. Оказалось, что только здесь мне хорошо и спокойно.

— Я никогда не хотела путешествовать. Я любила Ясноград и с радостью провела бы там всю свою жизнь. Но теперь этого города нет…

Он поднялся на локте и заглянул в мои глаза.

— Елина, — прошептал он, — мне очень жаль. Я не знал, что Великий отец готовится к такой атаке… Иначе я постарался бы убедить его, что живые люди для нас гораздо выгоднее мертвых. К тому же многочисленные смерти вызывают ненависть и злость…

Я кивнула, не отрывая взгляда. Я видела, он говорил искренне. И верил в то, что говорил…

— Антос сказала, что Цитадель защищает от нападения и многократно увеличивает силу магических заклинаний, направленных извне. Я много думала над этими словами. Особенно после того, как увидела разрушенную Кларию… по сравнению с Ясноградом она почти не пострадала. Думаю, что все это случилось именно потому, что удар был нанесен из Цитадели. И его сила была многократно увеличена. У нас во всем городе остался целым только один дом: мой. Потому что его защитил Антос…

— Значит он все таки дошел до тебя?

Я кивнула. И отвернулась. Признаваться в том, что я сделала… вернее, не сделала… было тяжело.

— У меня был Кинжал Жизни. И меня предупредили, что я должна отдать его Илайе, чтобы не случилось ничего страшного. Но я не поверила… Человек, который мне все это рассказал, когда-то причинил мне очень много боли. И я решила, что его пророчества не заслуживают доверия… К тому же Илайя хотела меня убить и не скрывала своего желания. Она считала, что должна доделать то, что не смог ее отец. И было бы глупо давать ей оружие в такой ситуации…

— Илайя сказала, что ее отец вовсе не планировал убивать вас. Он хотел выдать тебя замуж, а твоего брата вырастить как своего сына.

Я усмехнулась.

— Грегорик хотел заплатить мной за лояльность. А мой брат был слишком сильной угрозой для его власти. Никто бы не принял Грегорика, как короля, если бы Фиодор остался жив. Потому что он наследник Древних Богов. Я же умерла бы сразу после того, как родила Адрею сына. Третий советник сам поведал о своих планах, правда тогда он не знал, кто я на самом деле.

— Твоя жизнь не была легкой…

— Думаю, твоя тоже, — улыбнулась я. — Наверное, никто во всем мире не может похвастаться легкостью бытия…

— Возможно ты права, — кивнул он. — А где сейчас Кинжал Жизни?

— У Великого отца… — ровно произнесла я, стараясь не выдать свои эмоции. Кто знает, на чьей стороне Агор…

Он кивнул и, тяжело вздохнув, произнес:

— Мне пора… Надо провести утреннюю молитву…

— Почему ты запретил мне появляться там? Не хотел, чтобы монахи видели Богиню во мне?

— Нет, — покачал он головой, — вовсе нет. Дело в том, что Боги не любят, когда их беспокоят очень часто. К тому же сам принудительный призыв им неприятен. Ягурда много веков назад погорела именно на этом. Поэтому я немного изменил тон, чтобы уйти от резонанса и не дергать Богиню каждое утро. Но когда ты поднялась на крышу, этого оказалось достаточно для того, чтобы она услышала мой призыв. Даже с неправильно спетой нотой.

Я рассмеялась. Вон оно что!

— Мне нравится, когда ты смеешься, — голос Агора внезапно стал ниже и тяжелее. — Хотя когда мы вели переговоры, я тоже едва сдерживал желание поцеловать тебя…

— Мы договорились, что эта ночь ничего не изменит. Мы будем вести дела так, словно ничего не было, — обеспокоилась я. Если Агор думает, что из-за умопомрачительной ночи любви я потеряю разум и начну действовать не в своих интересах, то он сильно ошибался. А я ошибалась в нем…

— Да, я помню, — кивнул он. — Но сейчас мы еще не на переговорах… Елина…

Он произнес мое имя прямо в губы, заставляя кровь воспламениться и побежать по жилам, разнося огонь по всему телу. Я застонала под его напором, делясь нестерпимым жаром с ним… Агор резко выдохнул и углубил поцелуй.

Кажется утренняя молитва сегодня будет немного позже, мелькнула последняя мысль, утонув в лавине страсти…

То, что что-то не так, мы почувствовали оба. Одновременно. Я застыла в объятиях Агора, ощутив волну чьих-то негативных эмоций, которые заморозила все мои чувства. Он окаменел, не закончив движения, на мгновение уходя в себя…