– Три!

И снова выстрел. На асфальте растянулся взрослый мужчина. Перед смертью он закрыл глаза, глубоко вдохнул и не произнёс ни звука.

– Четыре!

Молчанов уже не смотрел туда. Он с силой держал глаза закрытыми, но крики Полякова и следующие за ними выстрелы заставляли лицо сжиматься. Пять… шесть, семь… восемь слились в один продолжительный крик. Тёплый весенний ветер обдул лицо Молчанова запахом ржавого железа и смерти.

– Не сдавайся, – прошипел Егор. Он был следующим. Максим открыл глаза и посмотрел на него. Глаза парня налились слезами, но он держался, держался до последнего «девять»…

Поляков глубоко вздохнул:

– А ты оказывается тот ещё говнюк. Посмотри, Молчанов, посмотри, – генерал подбежал к Максиму схватил его за волосы и повертел головой по залитой кровью площади. – Ты этого хотел, да? Все эти жизни, все твои «нет» стоили какого-то вертолёта?

Молчанов старался не смотреть туда, голова кружилась, тошнило, ноги и руки онемели.

– Хм, – выдохнул Поляков и оторвал руку, затем вытащил из кобуры пистолет и направил на голову Вольфа.

– Нет, нет, – затрясся Максим. – Нет, нет, не надо.

– Что? – гаркнул Поляков и взвёл курок.

– Хорошо, – судорожно проговорил Молчанов. – Я открою.

Солдаты подняли задеревеневших Молчановых и поволокли их во двор к вертолёту. Военные бросили пленников на землю и отошли. Максим тяжело взглянул на латунный корпус вертолёта и дрожащим ломаным голосом произнёс:

– Валькирия… отмена… самоликвидации.

– Вас поняла, – послышался механический голос.

Поляков подошёл к вертолёту, плавно провёл по корпусу рукой и сказал:

– Валькирия, открой дверь.

– Отказано, лицо не распознано.

– Какого хрена? – Поляков подбежал с пистолетом к Вольфу.

– Она… она… запрограммирована под нас, – прошептал Максим.

– Так исправь это. Живо! – крикнул генерал.

– Валькирия… добавь Владислава Полякова… в члены… экипажа.

– Сделано. Добро пожаловать, Владислав Поляков.

– Валькирия, удали из членов экипажа Молчановых и Синявского.

– Для этого требуется согласие большинства членов экипажа.

Поляков вновь повернулся к Молчанову:

– Ну!

– Я согласен, – прошептал Максим.

Вольф молчал. Поляков толкнул его в плечо, но тот только огрызнулся.

– Володя, – прошептал Максим. – Не надо.

Вольф посмотрел на брата, на его бледное измученное лицо и пробубнил:

– Согласен.

– Подтверждено. Члены экипажа удалены, – прозвучал не выражающий никакого сочувствия механический голос.

– Ну и замечательно, – улыбнулся Поляков, затем обернулся к побитому полковнику и спросил, кто его так отделал. Тот кивнул на Вольфа.

– Десять.

Раздался ещё один выстрел.

Внедорожник казанской делегации медленно колтыхался по занесённой серой пылью дороге. На горизонте показались многоэтажки Нижнего Новгорода.

– Заедем? – спросил близнец.

– Нет, – ответил Антон. – Давай по окружной и дальше. Поляков наверняка уже войска послал.

Поехали по окружной. Дома скрылись, и вновь за окном потянулся унылый серый пейзаж.

– А вы, молодой человек, как долго работаете на Эдем? – поинтересовался казначей.

– Если осознанно, то недолго, – ответил Синявский.

– Не обижайтесь, но мне кажется, что все эти идеи, об обществе разума, такая же ерунда, как и коммунизм – общество, основанное на безделии.

– От вас это как-то странно слышать, – улыбнулся Антон.

– Странно слышать? – скривил лицо Леопольд Аркадьевич. – Это потому, что я старик, а они все за коммуняк? Так что ли?

Синявский пожал плечами.

– Даже наоборот, – заявил казначей, – это вы, молодые, всё время гоняетесь за какими-то идеями, всё ищите справедливости, кричите о свободе. Хм… Может это и хорошо, а то бы мир заржавел, как мои старые коленки, – улыбнулся Леопольд Аркадьевич. – Но нам повезло: большинство людей этих идей вообще не понимает. Им нужно только жрать, спать, ну там и сериальчик какой-нибудь заглазеть; не до высоких материй, понимаешь? А вся опасность исходит от фанатиков, тех, у кого одна идея как раз для одной извилины; упрутся во что-то и других начинают науськивать, а если возражать станешь, то и прибить могут. Хотят весь мир под себя подгрести, что папы эти римские войны развязывали, что нацисты с коммунистами – у одних Царствие божие на земле в башке засело, у других – Великий Рейх и Всемирная революция, – казначей махнул рукой. – Понимаешь, парень, не должно и не может быть одной идеи. Все мы разные: мы по-разному верим, по-разному думаем, общаемся на разных языках, у каждого свои интересы. Этого и не понимают фанатики, мечтающие покорить мир и навязать остальным свои фантазии. И вы из Эдема верите в разум, эффективность, но забываете, что человек это не только мозги, но и душа.

– Вы сами-то во что верите? – спросил Антон.

– Я? В деньги! – ответил казначей.

– Вы серьёзно?

– Да. А что тут такого? Я всю жизнь работал с деньгами – сначала в банке, потом на бирже, казначеем в Казани, и ни разу они меня не подвели, ни разу не предали. Им ничего от тебя не надо, им всё равно кто ты: белый, чёрный, голубой, фиолетовый, им плевать на твои политические взгляды, титулы, должности и прочую дребедень. Деньги… деньги – это универсальное средство общения! Даже не верится, что их придумали люди!

– Интересный вы человек, Леопольд Аркадьевич, – протянул Антон.

– Ладно, парень, что-то старика понесло, – всеволжский староста махнул рукой. – Едем дальше.

На большом обеденном столе, украшенном позолотой и лепниной, лежали две карты. Полковники генерала Полякова пристально вглядывались в маленькие чёрточки, линии, кружочки и квадратики. Одни офицеры жались поближе к генералу, другие аккуратно что-то записывали в маленькие склеротички. Все показывали свою заинтересованность в предстоящих событиях.

– Полковник Ефремов доложил, что ему удалось взять Нижний Новгород, – сказал Поляков и пальцем ткнул в середину Волги чуть левее Казани. – Он собирает силы и готов выдвинуться дальше на север. Мне сообщили, что в Костроме и Ярославле собирается ополчение, но, думаю, эту кампанию мы сможем завершить недели за две.

Поляков отложил карту Волги в сторону и уставился на карту Синьцзяна.

– Теперь самое главное. Эдем. Его здания располагаются здесь, – Поляков обвёл пальцем круг на севере пустыни Тарим. – Пока мы не знаем точного расположения объектов, но благодаря щедрому подарку Молчанова, сможем скоро выяснить и это. Полковник Платов, – Поляков посмотрел на подтянутого молодого офицера, тот встал по стойке смирно. – Поручаю вам разведать местность на вертолёте Эдема. Он оснащён сканерами и системой маскировки. Наши специалисты его поковыряли, так что Эдем теперь не сможет его отследить.

– Так точно! Будет сделано, господин президент! – выкрикнул полковник Платов.

– Хорошо. Теперь остальные, – Поляков окинул взглядом обрюзгших полковников и продолжил: – Организуем форпост в Урумчи. Технику и солдат перебросим самолётами. Как будут разведданные по Эдему, начнём штурм. Подробный план операции получите на месте. На этом всё.

Офицеры зашумели, складывая блокноты в кожаные портфели.

– Полковник Колпаков, задержитесь.

Военные отдали честь и вышли друг за другом из кабинета.

– Господин президент, – выпрямился Георгий Александрович.

– Для тебя и Службы есть задание, – произнёс Поляков.

– Всегда готовы!

– Если мы остановимся в Урумчи, это обязательно привлечёт внимание китайцев и всех кому не лень. Надо устроить отвлекающий манёвр, пока мы будем развёртывать войска.

– Есть особые приказания на этот счёт? – спросил Колпаков.

– Да, есть одна мысль, – протянул Поляков. – Утроим диверсию на Сувалонгской ГЭС. Она как раз питает все правительственные учреждения Китая. Один взрыв и китайцы будут заняты только этим.