Из тени выскочил платиновая фишка и мягко упала мне в открытую ладонь. В свете фонарей на меня смотрел Король.

Возможно, есть и другой выход.

Холод.

Все что она могла сейчас почувствовать это холод. Лиза всегда думала, что кровь горячая. Горячая настолько, что может обжечь. Но зажимая рану на боку, она понимала, как сильно ошибалась.

Она только и могла, что с трудом держаться немеющей рукой за луку седла.

«Только бы не потерять сознание. Только не сейчас» — Пронеслось в её затухающем сознании.

Лиза прикрыла глаза. Темная пелена скрыла гриву лошади и зелёную траву под ней. Хватка начала ослабляться. Она вот-вот упадет!

Когда она открыла глаза, то была уже не в седле, а на руках близкого человека. Лиза слышала биение его сердца в груди. Быстрое, лихорадочное. Хотелось успокоить его. Ведь ему не о чем волноваться, вот она. Здесь! Приехала на финиш…

Лиза хотела улыбнуться, ответить, что беспокоиться не о чем. Это всего лишь царапина. Но почувствовала вкус крови на языке и зашлась кашлем.

Впервые она видела его таким серьезным. Неужели все так плохо?

Его губы шевелились, он смотрел на нее. Лиза не слышала его слов, сознание вновь ускользало от неё.

Она вспомнила схожее чувство, когда ей было шесть лет.

Маленькая Лиза лежала в постели. За окном шел дождь. Её бил озноб, а тело было до того горячим, что ей казалось, будто одеяло вспыхнет, озарив комнату отблесками пламени.

Мама сидела рядом и меняла холодные компрессы на лбу Лизы, и что-то шептала себе под нос. Но Лиза никак не могла разобрать слов. Только настроение её слов… отчаяния и мольбы.

Именно это тревожное чувство шло от Тимофея. Теперь она слышала лишь свое сердце. Слабое. Трепыхающиеся, как птичка в лапах хищника в отчаянной борьбе за жизнь.

А жизнь утекает, вместе с кровью, как песок в песочных часах. Неумолимо отмеряя оставшееся время.

И сколько бы его не было предначертано. Его всегда недостаточно.

Горло обожгла кислая жидкость. На секунду заставив её вновь распахнуть глаза. Пелена слез на ресницах, горячая капля бежит по скуле. Яд внутри противостоит зелью, закапываясь все глубже, обволакивая её органы, кожу и даже кости.

На неё накатило рвущее душу чувство тревоги. Ей стало тяжело дышать, словно змея окутала её шею, сдавливая горло. Ей хотелось плакать, кричать, биться об стену. Звать на помощь…

Но никто не поможет.

Никто не услышит.

Все лишь будут смотреть, как она угасает.

Всё повторяется.

Как в тот день.

Ведь Лиза Сорокина умела любить. Она умела быть счастливой. И самое важное — она умела ценить это.

Когда ей сделали предложение, это был лучший день в её жизни. Он обещал, что с ним она будет плакать только от счастья. И он… он почти сдержал свое слово.

Его звали Михаил. Для неё он всегда был Мишей. Добрым и честным человеком. Доктором, который всегда помогал людям. Никогда не поворачивался к ним спиной, не задирал подбородок в высокомерии.

Он был лучшим. Её настоящим сокровищем, затмевающим блеск любого бриллианта.

Отец конечно был против. Не по статусу Елизавете Сорокиной выходить за нищего барона.

«Врач? Разве ж это уважаемая профессия? Ни денег, ни перспективы. Сомнительно! Не будь дурой, дочка» — говорил отец.

Впервые она пошла против него. Что сказать? Сердцу не прикажешь.

И она тогда поняла одну важную вещь. Вещь, с которой смогла по настоящему расправить крылья. Сбежать из-под гнета отца.

Нельзя все время пытаться кому-то что-то доказать или угодить. Это не правильно. Единственный, кому ты должен — это самому себе. Любить себя — вот, что главное в жизни. Только тогда ты можешь делиться своей любовью с окружающими. Не боясь и не прячась за неприступными стенами тяжёлого характера. Это выдумки. Твои собственные иллюзии. Миражи. У них нет плотности. Просто пройди насквозь и ты увидишь, что клетку ты сделал для себя сам. Выдумал её на ровном месте.

Миша показал ей этот путь. Выход из миража.

И она вечно будет благодарна ему за это.

Но, не всякая сказка имеет счастливый конец. Порой из неё хочется вырвать пропитанные слезами страницы.

То был обычный летний вечер, суббота. Елизавете тогда стукнуло девятнадцать.

Михаил пригласил её в театр, а девушка любила театр. Особенно пьесы о трагической любви.

Да, что уж говорить, она любила романтику.

— Жалко, что они умерли, — тихо сказал Михаил, держа Лизу под руку на выходе из фойе.

— Они ушли на своих условиях, Миша. Это было красиво… и печально, — улыбнулась она, припадая щекой к его плечу.

— Может желаете выпить вина, ваше сиятельство? — игриво улыбнулся барон Михаил Строганов.

— Н-не называй меня так, — смущенно надула губки Лиза, — я не против, ведите, ваше вашество!

Однако, не успела пара отдалиться от театра, как из близлежащего переулка послышался стон, следом за ним отчаянные мольбы о помощи.

— Ты слышишь? — остановился Михаил и бросил взгляд во тьму откуда шел звук.

— Да, — прошептала Лиза, — позовём полицию?

— Помо…ите… пом…о…те!

— Кровь, — Михаил указал на алые капли. — боюсь до приезда полиции может случиться непоправимое.

Лиза согласно кивнула и пошла следом за своим женихом. Как мотылек за ярким светом. Он и был для неё таковым. Всегда.

Михал никогда не проходил мимо раненых. Мимо бездомных. Мимо сирот и калек. Эти люди часто попадали в передряги. Драки, поножовщина, алкогольное отравление. Голод… Михаил Строганов помогал несчастным как мог. Даже мечтал однажды открыть ночлежку, а с ней и больницу для неимущих.

Это было ошибкой со стороны Михаила, его чрезмерная доброта привела как его, так и Елизавету в ловушку. Жаль, что поняли они это, когда стало уже слишком поздно.

Босой, грязный мужчина лет пятидесяти, лежал на земле скорчившись. Только вот, следов крови уже не было. Вместо стонов, он стал тихо смеяться.

— Что с вами произошло? — Михаил осторожно приблизился, — вы ранены?

Со стороны переулка послышались тяжёлые шаги. Несколько человек, вооруженные дубинами, ножами и кастетами, окружили пару аристократов.

— Миша, — встревоженно окликнула его Елизавета, прижимаясь к спине.

Дело пахло керосином, и барон это понял.

— Лиза, беги! — едва он успел закричать, как острие ножа оказалось у него между рёбер.

В то же мгновение Елизавету ударили по голове. Сознание на секунду померкло, она была на земле, а вокруг Михаила кружилось трое бандитов. Они как стервятники кружили над своей добычей.

— Миша, Миша… Мишенька. Наш начальник очень недоволен тобой, — облизнул пересохшие губы один из бандитов. — Тебя, кажется, предупреждали, что не стоит лезть не в своё дело.

— Лиза… — тяжело дышал Михаил, корчась от боли.

А девушка только и могла, что в полуобморочном состоянии наблюдать за расправой. Тени бандитов накрыли её.

— Только троньте её, твари! — процедил барон сквозь зубы.

— Прошлое предупреждение было последним, Миша. Клещёв передает тебе привет, ваше благородие, — его лицо расползлось в кровожадной улыбке. Мужчина замахнулся дубинкой.

Последнее что услышала Елизавета Сорокина — это удар. Удар после которого люди уже не встают.

Она лежала на земле, видела как из его головы льется кровь и эта красная дорожка приближается к ней.

В темном переулке, где тусклый свет фонарей едва пробивался сквозь завесу ночи, паника охватила молодую девушку. Она лежала на холодном асфальте, её лицо исказилось от страха, а вокруг неё сгрудились несколько темных фигур.

Это конец.

Внезапно, из теней переулка вынырнули несколько бездомных. Они часто гуляли по этому району, зная, что тёмные улицы полны опасностей.

— Эй! — громко закричал один из них, привлекая внимание бандитов. — Уберите свои руки от них!

Бандиты, отвлекаясь от своей жертвы, повернули головы в сторону вмешивающихся. Взгляд бездомных был полон ярости и защиты. Второй бездомный, крепкого телосложения, сдернул с себя изношенное пальто, обнажая мускулистую грудь.