Несколько мгновений тишины, простого нахождения рядом с ним были особенными. Но это было не по-настоящему. Ничего из этого не было. Он обманывал себя, если верил, что то, что мы разделили, может продолжаться. Он был умнее этого, и мне пришлось признать, что он прав. Эта мысль вызвала волну грусти во мне. Но я была реалисткой. Это была не та жизнь, которую я когда-либо хотела, и не та, которую я могла принять. Мир моего отца был гнетущим, но это было… слишком опасно.

У меня не было желания умереть.

Когда я подула ему в ухо, он наконец пошевелился, отводя голову от щекочущих ощущений. Я сделал это снова, подавив смешок. Я не знала, что мне позволено чувствовать себя такой беззаботной после всего дерьма, что произошло.

Внезапно голоса привлекли мое внимание. Его люди иногда приходили и уходили, что делало бы попадание в такую ситуацию чертовски постыдным. Возможно, для нас обоих. Он делал все, что было в его силах, чтобы вести себя так, будто его заботят только его дочери.

Я уже собиралась окончательно разбудить его, когда меня осенило.

Это были женские голоса, и я их узнаю.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

София и Даниэлла вошли в его дом.

«Вадим», — прошептала я, легонько подталкивая его.

"Хм?"

«У нас компания».

Этот человек не добился бы такой колоссальной силы, если бы не спал с одним открытым глазом, будучи всегда готовым ко всему, включая нападение.

Он резко поднялся, очевидно, пытаясь сосредоточиться, как это сделала я. В тот момент, когда он сузил глаза, он зашипел, вероятно, поняв, что мы больше не одни.

Две девушки внезапно оказались в комнате, прежде чем кто-либо из нас успел среагировать достаточно быстро. И из положения наших тел не было никакой возможности отрицать то, что произошло между нами.

«Что. За. Хрень?» Даниэлла сначала посмотрела на отца, а затем перевела свой полный ненависти взгляд на меня. Мы, конечно, никогда не были так близки, как я с Софией, но видеть яд в ее глазах было ужасно.

Больно.

Что бы ни случилось, и были ли даны какие-либо объяснения, факт оставался фактом: я была в облегающем шелковом халате, под которым ничего не было, а их отец лежал рядом со мной, растрепанным, и наши тела все еще переплетались.

Я отстранилась, почувствовав ужасный, жаркий румянец на лице.

Он был спокоен как огурец, медленно опуская ноги со стола и поднимаясь на ноги. «Вы должны были позвонить», — сказал он им, и тон его голоса явно намекал на то, что они пришли без приглашения.

«Я думала, это все еще наш дом, папа», — сказала Даниэлла с полным сарказмом.

У Вадима была не просто слабость к дочерям, но я видела, что сон не добавил ему терпения.

«Это не значит, что вам не нужно иметь чувство приличия», — сказал он им.

Я сделала все возможное, чтобы казаться как можно меньше, встала с дивана и направилась вокруг журнального столика в противоположном направлении.

«Ты имеешь в виду такие, как у тебя?» — продолжила Даниэлла.

«Я не думаю, что нам нужно быть грубыми, сестренка», — наконец вмешалась София. «Я уже сказала тебе, что они были вместе». Ее тон не был пропитан ядом. Конечно, она была не лучше сестры, но, по крайней мере, в ее глазах не было той же ненависти.

Ужасная волна осознания ударила в мою систему. Какого черта я вообще натворила, придя к Вадиму за помощью? Тоненький ворчливый голосок в глубине моего сознания напомнил мне, что у меня не было другого выбора, если я хотела жить. Это было доказано тем, что меня снова едва не убили.

Но это было не просто неловко. Это нанесло вред слишком многим жизням.

«Ни одна из вас не будет проявлять неуван. Факт в том, что Кэролайн есть в моей жизни, принимаете вы это или нет. Поэтому я предлагаю вам обоим смириться с мыслью о нас». Его тон был строгим, но смотрел он на меня или нет, гадая о моей реакции, я понятия не имела. Я не могла смотреть никому из них в глаза.

По моему мнению, лучшим, что я могла сделать, было бы помочь разгадать эту тайну и убраться из их жизни.

Эта мысль была ужасной, и мне не хотелось с ней сталкиваться, но я просто была реалисткой.

«Прости меня, если я не хочу с этим мириться», — парировала Даниэлла.

«Хватит!» — рявкнул он. «Что ты здесь делаешь?»

Это был мой сигнал уйти. Я изо всех сил старалась обойти двух девушек, двух женщин, которые когда-то были моими друзьями. Боль в моем сердце была совершенно иной, чем все, что я чувствовала раньше. Это было так, как будто когтистые пальцы схватили мое горло, и я была близок к тому, чтобы задохнуться.

«Просто прекрати, Данни», — тихо сказала София, когда я попыталась пройти. «Папе позволено жить своей жизнью».

Ответ Даниэллы потряс всех в комнате. Она схватила меня за руку, развернула, а затем сильно ударила меня по лицу.

Эффект от резкого удара был не столько болезненным, сколько смущающим, но слезы все равно навернулись на глаза.

«Даниэлла. Ты моя дочь, но ты должна проявлять уважение к любому человеку в этом доме. Это, блядь, понятно?» Вадим подошел ближе, но я протянула ему руку.

Я была большой девочкой. Я могла сражаться сама, даже если все, чего я хотела, это залезть под одеяло и выплакать глаза. «Они имеют полное право злиться на меня. Я этого не планировала. Я не нацелилась на твоего отца. Я никогда не думала о нем иначе, как о наставнике, пока все это не произошло. Однако он прав в том, что мы все заслуживаем прожить свою жизнь так, как хотим». Я обхватила лицо ладонями, и переводила взгляд с одной дочери на другую.

Никто никогда не будет относиться ко мне как к второсортной из-за моего возраста или чего-то еще. Одна слеза скользнула по моим ресницам, и я возненавидела свое тело за то, что оно предало меня таким образом. Я была сильнее этого.

Но, несмотря на всю мою предполагаемую силу, я отдернула руку и выбежала из комнаты, как испуганная маленькая девочка.

Черт возьми. Почему я не могу быть сильнее?

Потому что он тебе не принадлежит.

Может, это и правда, но я не предъявляла претензий. Я была уверена, что Вадим передумает, учитывая их ненависть ко мне. Ладно. Я справлюсь. Что-то должно было случиться. Мне нужно было разобраться с этим.

Все это было связано с информацией, которую я была так близок найти в ту жестокую ночь в своей квартире. Я взбежал по лестнице, размышляя, можно ли найти что-то важное, работая с людьми Вадима. Как только это произойдет, я буду готова уйти из его жизни. Это единственное, что может произойти.

Вместо того, чтобы вернуться в его комнату, я направилась в ту, которую мне дали, закрыв и заперев дверь. Когда я стояла напротив нее, пытаясь собраться с мыслями, я закрыла глаза. Джошуа был в опасности. Я чувствовала это с того момента, как поняла, что мой взлом был обнаружен. Но парень вел себя так, словно ничто не могло причинить ему вреда. Я оглядела комнату, пытаясь вспомнить, где я оставила клатч.

Пытался ли он мне перезвонить?

Я обыскал спальню, даже под подушками на всякий случай. Я сомневалась, что положила его в ящик комода, но все равно проверила, становясь еще более разочарованной.

Шипя, я обернулась, наконец, направляясь в ванную. Вот он. Я бросила его на стойку в ванной. Почему мои руки трясутся, если не от злости? Потому что я не привыкла, чтобы со мной обращались так.

Мне пришлось пока отбросить это в сторону. Как только я схватила телефон, я почти почувствовала облегчение от того, что он перезвонил после того, как наша связь была потеряна.

Оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что Вадим не вломился в комнату, я прикрыла дверь и включила голосовую почту. Его голос был ошеломляющим.

В ужасе.

И это потрясло меня до глубины души.

«Послушай меня, Розовый Фламинго. Есть кое-что, что тебе нужно знать. Я не был честен с тобой, и это моя вина. Мне нужно будет доверять тебе. У меня есть кое-что, что взорвет этот город, и ты единственная, кто может принести справедливость и мир».