Но я бы солгала, если бы сказала, что крошечная часть меня, услышав его слова, не подумала: «А что, если это в конечном итоге случится со мной и моей мамой?».

— Впрочем, это не имеет значения, — сказал он громче и более типично для Чарли. — Знаешь почему?

Я перевернулась на бок и спросила: — Почему?

— Потому что завтра я отправляюсь в горы.

— Ты бывал там раньше? — Мне понравился энтузиазм в его голосе. Казалось, он искренне предвкушал поездку, и это зажгло во мне какой-то огонёк.

Я была немного взволнована.

— Не в Колорадо, а на Аляске, — сказал он.

— Ну да, — ответила я, представляя Белые горы. — Я забыла, что там живут твои кузены.

— Действительно, ну да, — согласился он. — Я скучаю по горам. А ты?

— Да, я тоже, — сказала я, но больше не позволяла себе думать о доме. Я столько раз закрывала глаза и представляла себе свой старый дом, но это никогда не приносило мне ничего, кроме грусти.

Лучше было забыть. Я спросила его: — Ты катаешься на лыжах?

— Нет.

— Хочешь попробовать? — спросила я.

— Нет.

— Я так рада это слышать! — Некеса была настроена на катание, а я просто хотела гулять по горам и пить кофе в очаровательных маленьких лавках. Возможно, когда-то я хотела научиться, но не тогда, когда Скотт предлагал меня научить. — Я тоже не хочу.

— Из-за твоей неуклюжести?

— Я не неуклюжая, — я рассмеялась, взяла пульт и включила телевизор. — С чего ты это взял?

— Просто у тебя такой вид, будто ты можешь споткнуться о воздух.

— Прелестно, — сказала я, качая головой. — Спасибо.

— Я не в плохом смысле, — сказал он, его глубокий голос дразнил по телефону.

— Как такое вообще можно сказать в хорошем смысле? — съязвила я.

— Я просто хотел сказать, что с твоими худыми ногами и большими ступнями ты иногда напоминаешь мне щенка.

— Господи, — рассмеялась я. — Это становится всё лучше и лучше.

— Что? — сказал он с улыбкой в голосе. — Щенки милые. Щенки очаровательны. Люди обожааааааааают щенков.

— Ага-ага, — сказала я, нажимая на «Нетфликс».

— Я достаточно тебя раззадорил, чтобы ты перестала нервничать по поводу Колорадо? — спросил он.

Я откинулась на подушку. — Не могу поверить, что ты едешь со мной. Честно говоря, это немного сюрреалистично.

Дико, абсурдно, ошеломляюще сюрреалистично.

— Я знаю. Я рад поехать в Колорадо, но не уверен насчёт поездки с тобой.

— Что? — Я нашла «Вам письмо» в разделе романтических комедий и включила его. — Почему? Я идеальный попутчик.

— Мы же уже раньше путешествовали вместе, помнишь?

Конечно, помнила. Он знал это. И я знала. Даже если это казалось вечность назад.

Я сказала: — Вот почему я этого боюсь. А я, между прочим, фантастический путешественник.

— Да ладно тебе, Очкарик, — поддразнил он, и могла видеть его насмешливую ухмылку. — Бьюсь об заклад, у тебя расписано время каждой остановки, закуски упакованы в маленькие пакетики, а плейлисты созданы специально для того места, где ты находишься на карте.

Меня слегка ошеломило то, насколько хорошо он меня знал.

И блин. Мне это понравилось.

Он знал обо всех моих неврозах и заморочках, и я ни разу не почувствовала, что он разочарован или отстранён.

Мне нравилось, когда он поддразнивал меня из-за них, потому что это помогало мне относиться к ним с юмором. Становилось легче с ними жить. Было приятно посмеяться над собой вместо того, чтобы стесняться.

— Остановки — это просто предложения, — сказала я, — ты ошибаешься насчёт закусок, — он не ошибался, — и я думаю, что это потрясающе иметь музыкальное сопровождение для каждого этапа твоего путешествия.

— Ты звучишь как сумасшедшая. Кроме того, раз я за рулём, я выбираю музыку.

Я даже представить себе не могу, что слушает Чарли. Бо Бернем¹⁷, но рэп. — Это нечестно.

— Как и тот факт, что я за рулём, — сказал он, пытаясь донести свою точку зрения.

— Я могу сесть за руль, — ответила я, хотя и не хотела этого.

— И позволить тебе нарушить святость связи между мной и моим автомобилем? — спросил он. — Я так не думаю.

Я тихо хихикнула, наблюдая по телевизору, как Том Хэнкс путешествует по осеннему Нью-Йорку, и спросила: — Чем ты сейчас занимаешься?

— Смотрю Лоуренса Велка18 и трогаю себя.

— Во-первых, фу-у-у, — сказала я, невольно рассмеявшись. — А во-вторых, Лоуренс Велк?

— Поглаживаю мою бороду, извращенка, выкинь эти грязные мысли из своей головы. — Он звучал так, будто улыбался, когда сказал: — И я потерял пульт, если тебе это интересно, а мой телевизор всегда возвращается на общественное телевидение, когда я его включаю.

— Так ты серьёзно лежишь и смотришь древнее шоу, где куча людей стоит и поёт, потому что тебе лень искать пульт?

— Почти.

— Так что когда ты говоришь «поглаживаю бороду», ты на самом деле имеешь в виду, что трогаешь свои жалкие три волосинки на подбородке, верно?

— Ну же, Бей, не надо быть такой злой, — сказал он, и мне понравилось, как звучал его голос, когда я поняла, что он улыбается. — Эти волоски — неопровержимое доказательство будущей бороды.

— Сомневаюсь, — поддразнила я.

— Доказательство моей мужественности, — ответил он.

— Щетина не является доказательством мужественности, — поправила я, — не то чтобы то, что у тебя на подбородке, вообще можно назвать щетиной.

— Не могу поверить, что ты так ненавидишь мою бороду, — сказал он, изображая возмущение, но его выдал смешок, который вырвался у него.

— Не могу поверить, что ты настаиваешь на том, что это борода.

— Хочешь, чтобы я сбрил её до завтра?

Меня это удивило. — Это твоё лицо, и ты можешь делать всё, что хочешь.

— Но ты голосуешь за…? — спросил он, и я задумалась, а действительно ли его интересует моё мнение.

— Сбривай, — сказала я, представляя его лицо. — Дело не в том, что волосы неприятные сами по себе, просто у тебя симпатичное лицо, а борода его скрывает.

Тишина, а потом… — О Боже, ты так влюблена в моё лицо.

— Заткнись и перестань вызывать у меня тошноту, — я откинулась на изголовье кровати и сказала: — Объективно у тебя очень красивое лицо, которое, вероятно, нравится другим людям.

Я снова услышала его смех. — Но не тебе.

— Боже, нет. — Мне показалось забавным, что я дружу с кем-то настолько объективно привлекательным, но для меня таким обычным. — Иногда я закрываю глаза, когда мы вместе, просто чтобы не видеть твои глаза, щеки и этот ужасный нос.

Он снова засмеялся. — Ладно, признание.

— Уф, ненавижу подобное.

— Я знаю, — сказал он. — Хуже некуда.

— Давай, продолжай, — подтолкнула я его.

— Ладно. Итак. Когда я увидел тебя в кинотеатре в прошлом году, прежде чем ты открыла рот и напомнила мне, какая ты заноза в заднице, я подумал, что ты горячая штучка.

Я рассмеялась в голос. — Ты серьёзно только что сказал, что считал меня горячей, пока не вспомнил о моём характере? Ты имел в виду это как комплимент?

— Да ладно, Бей, ты же понимаешь, о чём я, — его голос немного дрогнул, когда он сказал: — Я поднял голову, и подумал: «Черт, она красивая», а потом: «О, черт возьми, это та чокнутая из самолёта, только с нормальными волосами».

Я понимала, что он имел в виду. Я почувствовала то же самое, когда увидела его.

— Оууу, спасибо, Чарли.

— И…?

Боже мой, он хотел, чтобы я ответила ему тем же.

Я призналась: — Ладно. Когда мы увидели приглашение на выпускной, я подумала, что ты выглядишь довольно симпатичным и подкачанным. Но только до тех пор, пока ты не посмотрел на меня. Тогда я такая: «Вот же блин, мне нужно бежать, потому что я ненавижу этого парня».

Он рассмеялся глубоким, хриплым смехом, от которого мне захотелось чаще заставлять его смеяться. — О, Очкарик, ты никогда меня не ненавидела.

Я перевернулась на бок и укуталась в одеяло.

— Поверь мне, в том полете я ненавидела тебя с жаром тысячи солнц.