– Ну что? – спросил Корвин.
Найрон недоверчиво пожал плечами: либо варанг "врет", либо ничего страшного не произойдет.
Они, набирая скорость, улетали все дальше от теснящих друг друга скал и смерча, который покачивался, словно задумавшись – не догнать ли ему караван. Наконец, с дальнего конца платформы раздался довольный возглас. Обернувшись, мальчик увидел и причину: рядом с ограждением платформы парил мыслеобраз. Он был конусообразным, висящим острием кверху. В полупрозрачной, состоящей из уплотненного воздуха субстанции, двигалась призрачная объемная фигура. Чтобы услышать ее, люди подошли вплотную и Найрон вместе с ними. Сквозь шипение воздуха, выходящего понемногу из верхушки мыслеобраза, были слышны слова мужчины в серой тунике:
– Одорит летит на восход дневного солнца со скоростью, меньшей караванной в два раза, он снялся в девять вечера. Город будет остановлен через час.
– Ну, тогда недолго осталось, – караванщик жестом попросил людей рассесться и направил мыслеобраз прочь от каравана, навстречу другим, если они пролетят мимо.
Когда стало понятно, что караванщик прав, так как далеко-далеко сквозь сумерки проступили очертания многоцветья сфер Одорита, путешественники успокоились, шумевшие дети затихли, а Найрона вновь потянуло взглянуть на незнакомца. Оглянувшись на него украдкой, почти не поднимая головы, он заметил, как тот копошится в своей черной бесформенной сумке. Капюшон вновь был надвинут на лицо, но Найрону что-то подсказывало, что ему не удалось бы вновь увидеть этого человека в том пугающе странном облике.
Внезапно что-то сверкнуло в сиреневом небе, которое сегодня из-за скрывших ночное солнце облаков было намного темнее обычного. Найрон посмотрел наверх, да так и остался стоять, открыв рот: целая россыпь крохотных огненных осколков бывшего солнца! Такое можно увидеть лишь во время сверкающего неба.
Найрон крикнул:
– Смотрите! – ткнув для убедительности пальцем вверх.
К нему подошли родители, а Корвин позвал близнецов. Через несколько мгновений почти все путешественники смотрели в небесные глубины. Найрон с гордостью подумал, что эти сверкающие камешки, складывающиеся в причудливый рисунок – все, что осталось от третьего солнца, в глубокой древности освещавшего их мир. Того самого солнца, что запечатлено на их родовом гербе. Тронув маму за руку, Найрон многозначительно показал на предплечье, где под рукавом была родовая татуировка. Та кивнула, улыбнувшись.
Тем временем Одорит приближался. Вырастало на глазах смазанное сиреневыми сумерками разноцветье тысяч сфер, парящих на разной высоте неправильным, рассеянным в разные стороны шаром, с черной сердцевиной – Собранием.
Вскоре детей захлестнула давно ожидаемая радость: они в городе, дома! Подлетая к окраинным сферам – воинским казармам, вокруг которых парили дозорные, караван постепенно замедлился и, наконец, повис в воздухе. Роклы изредка взмахивали крыльями, а караванщик, сняв веление с окружающего караван воздуха, открыл путь домой.
– Внимание! Все придумываем ему имя! – завопил Корвин, потрясая клеткой с возмущенно шипящим варангом, как только они переступили порог дома.
– Нет уж, – строго подняла палец мама, – всем спать!
– Ну мамочка! Мы только…
– Завтра, детвора, уже поздно, – поддержал маму отец.
Родители ушли в спальню, погасив светильники, дети разбрелись по постелям. Через полчаса младшие уже крепко спали. И тут, в накрывшей их тишине, послышалось царапанье. Приподнявшись, Найрон одновременно с Корвином взглянули на варанга, но тот мирно сопел во сне, всем видом показывая, что у него был трудный день. Переглянувшись, мальчики сползли с кроватей, и пошли на звук. За окном со стороны платформы метался и царапал дверь шворх. Дружно рванув к двери, они в четыре руки распахнули ее. Впорхнув, и мигом усевшись на спинку кровати, тот втянул крылья и отрастил вместо них короткие мохнатые лапки. Требовательно крякнул. Корвин задумчиво пошел на кухню и также задумчиво вернулся через некоторое время, держа в руках горстку стеблей додо. Оживившись, шворх схватил несколько. Не успели мальчики моргнуть, как он уже протягивал лапку за новой порцией.
– Эй, пора бы и письмо отдать, – возмущенно прошипел Корвин.
Найрон попытался сунуть руку в сумку, болтающуюся на животе наглого посыльного, но тот пресек попытку, чуть не отхватив ему палец зубастым коротким клювом. Шерстка на голове воинственно встопорщилась черным хохолком. Шворх крякнул еще громче и сверкнул блестящими глазами в сторону стеблей. Корвин, горестно вздохнув, скормил ему все и получил, наконец, доступ к сумке. Вытащив небольшой конверт из плотной коричневой бумаги, он прочитал: "Мире Нотис".
– Без обратного адресата…- пробормотал он и поплелся в спальню родителей, чтобы позвать маму. Конверт он сунул в руки Найрону. Тот, покачиваясь, стоял в прыгающем кругу света от огня в камине, и чувствовал: если не ляжет сейчас, уснет прямо на полу. Из темной спальни послышалось сонное бормотание. Найрон невольно восхитился – мама с папой уже успели заснуть.
Внезапно конверт пошел морщинами и рассыпался трухой: хранящее его в неизменности веление прекратило свое действие. Растерявшись, Найрон стоял и тупо смотрел на оставшееся в руках письмо. Он лишь успел разобрать на обороте обрывок фразы, написанной корявым почерком спешащего человека: "…прошу тебя помочь нам, во имя…" – и письмо было вырвано из его рук. Недоумевая, Найрон поднял взгляд и застыл. Мама уже читала его, плотно сжав губы и нахмурившись.
– Ма-а-ам, от кого это? – протянул Корвин.
Она предупреждающе подняла руку и он замолк. Через минуту она быстро прошла в спальню, велев мальчикам ложиться спать тоном, не терпящим возражений. Шворха выпустили на платформу, где тот мигом нашел себе спальное место.
Теперь Найрон долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, вслушивался в сонное дыхание братьев и Креи, пытался понять, спят ли родители. Поскольку из их спальни ему не было слышно ни звука, решил, что спят. Найрону не давали покоя мысли о письме, так рассердившем маму. Она явно была недовольна, читая его. Приподняв голову над подушкой, он посмотрел в окно, за которым в неярком свечении ночного солнца спал шворх. Откуда он прилетел? Найрону еще некоторое время казалось, что он усиленно раздумывает над этим вопросом, но на самом деле он уже пересек грань между явью и сном, и задремал. Что-то снилось ему, но пробуждение оставило только ощущение чего-то быстрого, неприятного и холодного.
Непонимающе распахнув глаза, Найрон удивленно осознал, что уже утро и все кроме него встали.
– Соня, твоя порция, – встретил его Корвин на кухне, деловито пододвигая Найрону тарелку с мясом, додо и салатом.
Мама возилась над очагом с кастрюлей, лицо ее было необычно хмурым и он не решился заговорить с ней. Вошел папа, не глядя, пожелал всем доброго утра и, против обыкновения не позавтракав, ушел на работу.
– Па обещал взять тебя с собой, – прошептал Найрон Корвину.
– Сказал, что не сегодня, – тихо протянул тот, – не могу понять, что это с ними…
Мама особенно сильно громыхнула кастрюлей и быстро вышла.
Мальчики склонили головы над столом, не обращая внимания на притихших двойняшек, напряженно слушающих их разговор.
– Это все письмо, – предположил Найрон.
– Ты успел прочитать хоть что-нибудь?
– "Прошу тебя помочь нам, во имя…", – заученно продекламировал Найрон.
– Не густо. Они точно поругались.
– Но когда?! Я заснуть не мог, все думал… Я бы услышал!
– Не знаю. Может они ругались шепотом.
Пожав плечами, Найрон вышел из-за стола.
– Надо ее спросить, – уверенно сказал он и пошел к спальне.
– Погоди…- зашипел Корвин, но в этот момент из нее вышла мама, одетая в дорожный брючный костюм и кожаный синий плащ. В руке у нее была небольшая плетеная сумка, забитая до отказа.
– Корвин, – сказала она, глядя поверх Найрона на брата, – я улетаю на несколько дней. Папа знает. Ведите себя хорошо, – голос ее стал каким-то чужим.
