Мальчик еще раз взглянул на веселящихся братьев и сестру, и внутри, где-то возле желудка, образовалась ноющая, сосущая пустота. Если бы у него были друзья, он мог бы посоветоваться с ними. Но соседские дети, которые с удовольствием общались с Корвином и младшими, смотрели на него с опаской, как будто он их чем-то обидел. А он не обижал…

Найрон копошился с роклом в самом темном углу платформы, в который забрался, когда Корвин с младшими набегались и переместились в комнату. Теперь Корвин читал книгу, оставленную Виром, а Люцис с Креей возились с игрушками на полу. Когда раздался громкий обиженный вопль, Найрон сразу понял, в чем дело. Вопль повторился – вторая пропажа обнаружена. Через минуту на платформу выскочил Корвин. Схватив Найрона за руку, потащил внутрь. Тот и не думал сопротивляться. В голове билась одна мысль: признаваться или нет?

Люцис и Крея дружно заливались слезами, сквозь икоту пытаясь объяснить удивленным родителям, какая трагедия произошла. Корвин, хмурясь, спросил Найрона:

– Ты трогал их игрушки?

Взглянув на сдвинувшего брови отца, Найрон, уже не раздумывая, отчаянно замотал головой.

– А что это за пыль на полу? – тихо уточнил Корвин, нагибаясь, и сметая ладонью легкий порошок. Ты распылил их, да? Как шкатулку?

Мама подняла брови.

Найрон замотал головой еще отчаяннее. Казалось, еще чуть-чуть, и она отвалится. Отец двинулся к нему. Мама положила руку ему на плечо:

– Позволь, я с ним поговорю?

– Ну, хорошо, говори, – он подошел к младшим, усадил их себе на колени и начал успокаивать обещаниями купить новые игрушки. Те не перестали натужно рыдать, пока число обещанных игрушек не возросло втрое.

Мама отвела Найрона в их с папой спальню, а Корвин возмущенно глядел вслед, качая головой.

– Милый, зачем ты это сделал? Это ведь ты, да? – она говорила таким тихим спокойным и расстроенным голосом, что Найрону совершенно расхотелось лгать.

– Да, – тихонько прошептал он, внимательно рассматривая собственные ногти.

– Зачем ты обидел брата с сестрой? Они ведь никогда так с тобой не поступали…

– Я не бездарь! – он почти крикнул, но внезапно охрипший голос помешал.

– Ты слушал наш с папой разговор? – мама расстроилась еще больше, – Найрон, нехорошо так делать, мы говорим о взрослых вещах, которые ты еще не понимаешь до конца…

– Вы говорили обо мне, – буркнул Найрон, вглядываясь теперь в рисунок на ладонях и украдкой поглядывая на мать.

– Найрон… – мама замолчала, на ее лице отчетливо проступила озабоченность, – но КАК ты распылил игрушки? Тогда, со шкатулкой, у тебя получилось случайно. А сейчас? Ты ведь ХОТЕЛ, чтобы они распылились сейчас? Ты приказал им?…

– Нет, я вспомнил, что пытался только открыть шкатулку, и чтобы это повторилось, я попытался их пошевелить, и они рассыпались…

– Что ж, пусть так… – мама сосредоточенно помолчала.

– Найрон! – она с силой сжала его плечи, – если папа не послушает меня, и настоит на том, чтобы ты поступал в школу низшей ступени, я сама отведу тебя в Высшую, в тайне от него! Только не говори никому, ладно? Пусть это будет наш секрет, хорошо?

Найрон испуганно закивал. Никогда еще мама не говорила с ним так серьезно, никогда не убеждала его в чем-либо с таким жаром.

– И еще, милый, – мама ласково провела рукой по его волосам, – ты очень плохо поступил. Отец захочет наказать тебя и я согласна с этим. Ты понимаешь, почему?

Найрон потупился и пробормотал:

– Да.

Сегодня все поднялись раньше почти на час. Найрон открыл глаза и, выглядывая из-под одеяла, смотрел как Корвин будит младших. Из спальни родителей послышались голоса, смех, и дверь отворилась, пропуская их в гостиную. Люцис, потягиваясь и зевая, всунул ноги в шлепанцы и поплелся в умывальную, зажурчала вода. Крея терпеливо протягивала Корвину ноги по очереди, чтобы он надел на нее тапочки, тот не менее терпеливо надевал их. Найрон приподнялся и уставился в окно. Сиреневая половина небосклона блекла вслед неохотно уходящему ночному солнцу. Другая половина неба яростно розовела, возвещая о восходе дневного светила.

– Дети, – мама в тонком плетеном халате выглянула из кухни, – быстренько, завтрак почти готов, у нас мало времени на сборы, скоро должен быть караван.

Люцис, фыркая и мотая головой, отчего брызги разлетелись по всей комнате, вышел из умывальной. Найрон, решив не ждать, пока Крея набалуется своими тапочками, которые она упорно хотела надеть задом наперед, проскочил мимо Люциса и заперся на небольшую задвижку. Все нужно было сделать быстро, поэтому он не стал, как обычно, любоваться всевозможными интересными вещицами, которые здесь находились. Вдыхая смесь ароматов из маминых пузырьков, он сходил в туалет, умылся и, пожевав горьковато прохладный на вкус освежительный шарик, выплюнул его в мусорную корзинку. Посмотрев на себя в водяной отражатель, по которому изредка проходили слабые, еле заметные волны, почесал за ухом и удовлетворенно кивнул отражению головой, отчего немного отросшие и стоявшие торчком волосы смешно качнулись. Вышел.

Отец с Корвином стояли у большого отражателя в гостиной. Одеваясь в свой костюм цвета угасающего пламени, Найрон наблюдал, как Корвин под строгим взглядом отца заправляет замшевую рубашку в кожаные черные брюки и застегивает костяные застежки. Поправив отстегивающуюся часть рукава, закрывающую родовую татуировку на предплечье, мальчик подумал: хорошо, что он не нашалил на этой неделе, иначе в качестве наказания отец, скорее всего, запретил бы ему участвовать в их сегодняшнем путешествии.

Летать с детьми в город родители начинали после исполнения им пяти лет и происходило это довольно редко. Даже Корвина они брали с собой не часто, хотя тот и просился.

Торопливо съев мясо, и закусывая сочными, сладкими, желто-зелеными плодами нармики, Найрон поглядывал на Корвина. Тот уже закончил есть и пил сок. Мальчик с восторгом подумал, что тогда, когда он впервые попал в центр их города, и испытал потрясение, он и не предполагал, что через полтора года снова отправится вместе со всей семьей в другой город, Хайрит, в гости к дедушке и бабушке, родителям отца. Несколько дней назад они прислали шворха с письмом, в котором приглашали на празднование сороковой годовщины заключения брака.

В гостях у них Найрон был, когда ему тогда только-только исполнилось пять лет и папа с мамой взяли его вместе с Корвином с собой. Найрон мало что запомнил, и ему было интересно вновь увидеть их, дом, шкатулки и всякие интересные вещицы, которые делал дедушка. Некоторые из них стояли в их умывальной на полочках. Шкатулочки, деревянные пузырьки с пахучими жидкостями, мамины украшения и папина бритва. Найрон любил разглядывать ее острый край, в этом месте дерево так истоньшалось, что его с трудом можно было разглядеть. Однажды он нечаянно порезался им. Мальчик вспомнил ощущение от пореза в пальце, да так живо, что его передернуло.

– Найрон, не спи, – дернул за рукав Корвин, – все готовы.

Мальчик оглянулся: Люцис с Креей, одетые в синие костюмчики, были так одинаковы, что, если бы их волосы не отличались по длине на два пальца, их нельзя было бы различить.

Найрон кивнул и вскочил.

Через пять минут, выйдя на платформу, он столкнулся с двойняшками. Те, хихикая, под строгим взглядом мамы, пристегивали к поясам специальные ремни. Пристегнув такой же, Найрон подошел к отцу, который застегнул крепление его ремня на своем. Так они и спрыгнули с платформы: Корвин с Найроном, пристегнутые к ремню отца, младшие – к ремню мамы. Караван уже висел вдалеке. У Найрона от быстрого полета захватило дух, он радостно закричал, поймав в ответ восторженную улыбку Корвина. Внизу мелькали застывшие водовороты и перетекающие друг в друга скалы, участок земли, быстро меняющий очертания, парящие заросли злиса и плантации соседних домов. Мимо прошмыгнул шворх, блеснув круглыми глазками. В его короткой темной шерстке поблескивала серебристая ткань сумки. Наверное несет письма, подумалось Найрону. А потом его внимание привлек караван.