– Во всяком случае, они УМЕЮТ это делать, в отличие от тебя.

Найрон почувствовал, что у него начинают гореть уши. Он тоскливо оглянулся на окно и подумал, что если урок не закончится как можно скорее, он провалится сквозь пол. И никакие длящиеся веления, удерживающие пол, да и весь дом в твердом состоянии, не помешают, так ему стыдно и обидно.

К его тщательно скрываемой радости, Вир сильно не задержался. Через какое-то время, пробормотав, что у него сегодня еще важный урок в доме Гординов, тот, кряхтя, натянул плащ и вышел. Провожающему его Корвину Вир позволил оставить книгу пока у себя, хотя тот и не просил.

Вернувшись в комнату, брат упер руки в бока, и, глядя на Найрона, который безуспешно пытался сделать отсутствующий вид, изрек:

– Отец будет недоволен. Ты не делаешь никаких успехов. В твоем возрасте я умел все, чему меня учили. Так ты еще и на Люциса с Креей жалуешься.

Те переглянулись и захихикали.

– А вы не радуйтесь, тоже хороши…

Корвин пригладил ежик красных волос и посмотрел в окно из уплотненного воздуха. Младшие подпрыгнули к нему и заверещали в два голоса:

– Корвин, можно погулять?! Можно, можно, можно?!

– Ладно, идите.

Те, накинув замшевые куртки, кинулись к двери, ведущей на платформу. Найрон, шмыгнув носом и приняв независимый вид, тоже двинулся к выходу.

– Почему ты ленишься? – догнал его голос брата уже на пороге.

Мальчик обернулся и, постаравшись вложить в слова всю свою веру и искренность, сказал:

– Я стараюсь, правда. Я ведь понимаю, что это важно. Я ПРАВДА стараюсь.

Ничего не ответив, Корвин покачал головой и что-то еле слышно прошептал. Не желая больше чувствовать, как горят уши, Найрон пошел на воздух.

Платформа из светлого дерева, соединенная с домом мостками, была довольно большой. Конечно, не такой, как в более богатых домах, но для игр и прогулок ее хватало. Невдалеке вздымались ввысь деревья их плантации, плавно покачиваясь в воздухе на огромных пузырях. Найрон подошел к перилам на краю платформы, перегнулся и посмотрел вниз. Открывшаяся панорама, как обычно, вызвала мгновенное головокружение. Еще вчера прямо под ними был дом Дитро, но после ночного появления огромной скалы внизу, те решили подняться выше.

И теперь Найрон мог во всех подробностях разглядеть простирающийся далеко внизу пейзаж. Бурую новорожденную скалу, к которой начали подбираться заросли злиса, кочующие, как и остальные растения, на воздушных пузырях. Завораживающий тягучий водоворот, отражающий сейчас дневное, ярко-желтое солнце и голубовато-серое небо. Чуть дальше была видна смесь крошащихся скал, которые медленно перемалывали друг друга в стене отвердевающей, подымающейся вверх, воды. Наверное, к завтрашнему вечеру она совсем затвердеет и можно будет полюбоваться на огромные валуны и мелкие камушки, застывшие в водной, недвижно вздымающейся глыбе. Хотя долго такая красота обычно не держится и быстро оплывает, чтобы окончательно перемолоть остатки скал в пыль, из которой они восстанут вновь, уже других форм и цветов.

Через некоторое время цвет неба изменился, дневное светило заходило и навстречу ему, с противоположной стороны небосклона поднималось ночное солнце. Крохотное и голубое, оно окрасило небосвод сначала в блекло сиреневый цвет, который постепенно темнел, и вот уже сиреневые сумерки сползли на мир. Таинственно замерцали водоворот и застывшая водная стена, в глубине которой повисли остатки скал. Деревья рядом с домом втянули в себя мясистые коричневые листья, и на смену им, из толстых стволов выскочили гибкие черные шевелящиеся усики, на концах которых искрились белыми огоньками цветы, привлекающие мелкую ночную живность. Сами стволы укоротились и потемнели.

Найрон оторвался от зрелища, которое любил наблюдать каждый вечер, и прислушался: вдалеке грохотал караван. Скоро прилетит папа. Он погрустнел. Отец действительно будет недоволен.

Неразлучные Люцис и Крея радостно завизжали, услышав роклов. Найрон вгляделся вдаль. Караван завис, роклы взмахами крыльев погнали воздушную волну, от которой чувствительные усики на деревьях дружно прижались к стволам. С каравана тенью спрыгнул человек, раскинув руки, и с тонким свистом полетел к дому. Увидев детей на платформе, отец повернул к ним и, подлетев, спрыгнул с ограждения.

Схватив игрушечного рокла, и изображая увлеченность, Найрон на коленках подполз к двери родительской спальни, протащив бедную игрушку по полу. Будто случайно остановившись под самой дверью, через которую доносились приглушенные голоса, он изо всех сил напряг слух.

– Я не знаю, что с ним делать, Мира! У него ничего не получается. Возможно, Вир прав, и

Найрон не сможет поступить даже в низшую школу.

– Перестань, родной, Вир не прав. Он просто приходящий учитель, который не хочет отступить от своих убеждений. Я уверена, его неудачи не от лени или отсутствия силы, они от неумения сосредоточиться! А иногда мне кажется, что – от переизбытка силы… Что, если он – высший? Что, если только преподаватели Высшей школы могут научить его эту силу контролировать?

– Ну что за чушь, Мира! – голос отца стал еще более сердитым, – Ну как, как он может быть высшим? Ты прекрасно знаешь, что в нашем роду не было высших мыследеев, наши дети могут быть только средними или низшими!

– Герг, если таких случаев не было в истории, это вовсе не означает, что такого не может быть вообще! Возможно, наш ребенок первый!

Раздался напряженный, злой смех отца. Найрон вздрогнул, так ему стало холодно и одиноко от этого смеха.

– Мира, послушай, я понимаю, что из любви к сыну ты хочешь видеть в нем кого-то лучшего, чем он есть на самом деле. Но почему бы тебе не сказать себе правду? О том, что Найрон БЕЗДАРЕН! – последняя фраза будто хлестко, наотмашь ударила мальчика. В глазах защипало.

– Тише! Дети могут услышать! – зашипела мать, – Ты не хочешь поверить в сына! Неужели сложно просто привести его на приемную встречу в Высшую школу, хотя бы попробовать! Если не получится, если ему откажут, что ж, мы можем привести его в среднюю или низшую школу. Но, возможно, его примут в Высшую!

– Мира! Мира! Я не хочу позорить себя перед людьми, меня поднимут на смех! Что обо мне скажут? Что я сошел с ума?

– Тебя больше беспокоит мнение чужих людей, чем судьба собственного сына?!

Они еще долго разговаривали за закрытой дверью. Но их голоса стали тише. К тому же Корвин, вернувшись от друга, подозрительно уставился на сидящего под дверью Найрона, и тот поспешил отползти в сторону.

Игрушечный рокл взмахивал крылышками в его руках. "Бездарен" – звенело в голове. Раздался звонкий смех. Через открытую дверь на платформу он увидел, что Корвин играет с Люцисом в догонялки, а Крея повизгивает и хлопает в ладоши. Найрон встал. Подошел к игрушкам, валяющимся возле кроватей младших. Вот любимая кукла Креи, а вот любимый вояка Люциса. Яркие, красивые, с подвижными ручками и ножками. Они были сделаны из дерева либу. Найрон припомнил, как нечаянно раскрошил такую шкатулку, когда пытался выполнить очередное задание учителя Вира и открыть ее. Он вспомнил свои ощущения, и, хитро улыбаясь, посмотрел на игрушки. Представил, что их нужно легко подвигать, просто сдвинуть с места, напрягся посильнее… Краски вдруг поблекли, игрушки задергались, начали осыпаться деревянной пылью, и быстро рассыпались совсем. Найрон пнул пыльные кучки ногой, туманное облачко взметнулось под потолок, и медленно рассеялось.

– Я не бездарь, – пробурчал он себе под нос. В голове мелькнула мысль. Он даже остановился посреди комнаты и застыл, пораженный собственной смелостью. Мысль была о том, что если отец к его десятилетию так и не захочет отвести его на приемную встречу в школу Высшей ступени, он сам туда придет. Сбежит из дома и придет. Только он не имел представления, КАК это сделать. Добраться куда-нибудь можно, либо умея летать на большие расстояния, либо на караване, до которого, опять таки, сначала надо долететь. Этого Найрон не умел. Отец рассказывал, что далеко летать могут только высшие мыследеи. Сам отец был способен пролететь немного, например, до каравана или в гости к соседним домам Дитро и Клоров.