Найрон всмотрелся в его лицо. Тео возвышался над ним, сложив руки на груди, и явно не желал отвлечься на что-нибудь другое. Если он сейчас просто отмахнется, станет ли Тео расспрашивать кого-нибудь о нем? Или, может, скажет о его отсутствии учителям, демарго? Ему же надо располагать их к себе…

– А! Ну да! Я же был у…у Сёма, да! – Найрон говорил это почти машинально, но где-то на краю сознания забрезжила смутная, такая же призрачная, как туман во сне, идейка. Сём подтвердит его слова, в случае чего. Найрон не позволит Тео узнать, где он был на самом деле. А Зарик не подведет. Пусть только попробует отказаться. После того, что Найрон о нем узнал.

Найрона так разозлили вопросы Тео, что он с готовностью забыл о своем вчерашнем неверии в связь Зарика с адамангами. Когда Тео с варангом в руках ушел в гостиную готовить какой-то реферат, Найрон направился к Зарику. Он был полон решимости, если понадобится, выгрызть из него обещание поддержки в случае расспросов Митчелла. Не обращая внимания на проводивших его ненавидящими взглядами Микела и Лису, на шарахнувшихся от него на мостике первоклассников из розовой сферы, Найрон почти бегом добрался до комнатки Сёма. Стукнув два раза в дверь, после чего на ней остались вмятины, он брезгливо сморщил нос и толкнул мягкую поверхность. Сём, сгорбившись над столом, вырезал ножом узор на размягченной деревянной шкатулке. Получалось не в пример хуже, чем у дедушки, который делал узоры с помощью велений.

Зарик, оторвавшись от работы, привстал со стула, улыбаясь мальчику.

– Малышу Найрону необходима помощь? – его глаза лучились таким счастьем, словно к нему пришел не первоклассник, а легендарный Усмиритель роклов. Стараясь не замечать ни его радостной улыбки, ни приветливого взгляда, Найрон встал напротив. Он старался держаться на некотором отдалении, хотя в крохотной, заваленной хламом комнатушке это было довольно сложно.

– Мне нужно, чтобы ты, если тебя кто-нибудь будет обо мне спрашивать, сказал, что я был у тебя вчера вечером. С восьми до десяти, – приготовившись к долгому спору, уговорам и угрозам, Найрон постарался принять самое воинственное выражение лица, на какое был способен.

– Хорошо, малыш Найрон. Зарик скажет так, как просишь.

Найрон открыл рот. Закрыл.

– И ты не будешь возражать?

– Зарик скажет так, как нужно малышу Найрону.

– Хватит называть меня малышом! Почему? Это же неправда?!

– Зарик видит, что ма…, что Найрону очень нужно, чтобы Зарик сказал неправду. Зарик скажет.

– Любому? Даже демарго?!

– Зарик скажет так любому, кто спросит.

Найрон стоял в полной растерянности. Потом в голову пришла гневная мысль: вот оно! То, о чем говорил Токвин. Сём лжив и лицемерен. И даже то, что он готов лгать ради него же, его не оправдывает. Учитель рассказал правду!

– Малыш Найрон попьет с Зариком горячего сока?

Машинально кивнув, мальчик напряженно думал, как в одном человеке могут уживаться безобидность и услужливость с такой дерзостью. Под носом у демарго школы и Собрания перепродавать краденое адамангами, а потом еще и повернуть все так, чтобы подумали на Токвина!

– Зарик видел, что к Микелу и Найрону прилетали родители. Но к Микелу прилетели папа с мамой, а к Найрону только папа. Почему?

– Мама умерла, – мрачно пояснил Найрон, принимая от Сёма горячую чашку с дымящимся соком.

Зарик, горестно скривившись, всплеснул ладонями.

– Всевышие! Какая жалость! Значит, малыш Найрон остался без своей мамы…

– Я тебе говорил, не называй меня…

– А может малышу Найрону станет чуточку полегче, если Зарик расскажет ему, что случается с нами после смерти? – Сём стал вдруг серьезным, даже строгим. Перестал копошиться в завалах рухляди на столе, выпрямился.

Найрон застыл. Как это, "что случается с нами после смерти"? Разве что-то еще может случиться? Он отпил густой сладкий сок, кивнул и сел на опасно накренившийся стул. Зарик распахнул узкие глаза и… Запел – было бы неправильным определением. Он заговорил, как-то по-особенному, медленно и певуче проговаривая слова. Соединяясь, они странной ритмичной вязью обволакивали комнатку, словно погружая мальчика в светящийся туман.

– Далеко-далеко, не то на восходе дневного солнца, не то на заходе ночного, высоко над изменчивым миром парит высокая Башня. Призрачны узорные стены и даже днем трудно разглядеть ее. Что бы ни происходило под ней, какие бы скалы ни вырастали, и водовороты ни бурлили, ее положение неизменно, она всегда парит на одном и том же месте. И место это не дано найти живому. Но когда человек умирает, будь он Высший или низший мыследей, он оказывается у ворот высокой Башни. И если он жил недостойно, и сотворил больше зла, нежели добра, Башня отпирает перед ним прозрачные ворота и открывает лишь один путь. В мир, где этот человек будет несчастен в той же мере, в какой сделал несчастными других. Если человек добра все же сотворил больше, Башня отпирает перед ним прозрачные ворота и тоже указывает лишь один путь. В мир, где он будет счастливым, если сделал таковым хотя бы одного человека. Если счастливых людей после него не осталось, он, по крайней мере, не будет несчастным…

Найрон не выдержал и перебил:

– А откуда ты это знаешь? Это такая сказка?

– Нет! – Зарик испуганно замахал руками, – Это не сказка, нет! Правда! Малыш Найрон спрашивает, откуда Зарик знает. Зарик столько летал из города в город, столько слышал и видел… Об этом говорят люди. Шепотом. Тихонько. Когда не слышат посторонние…

– Но почему? Зачем придумывать легенду, которую почти никто не знает? И кто в это поверит? – Найрон уже очнулся от очарования рассказанной Сёмом сказки и скривил губы в насмешливой ухмылке.

– Поверят те, кто замечает хоть что-нибудь, дальше собственного носа, – обиженно буркнул Сём. Но, тут же переменившись в лице, добавил, – Но малыш Найрон обязательно почувствует. Он поймет, что его мама стояла перед высокой Башней в ожидании открытия ворот…

– Хватит меня малышом называть!! И перестань все время говорить о…- он набрал в грудь больше воздуха и заорал, – О МОЕЙ МАМЕ!!

Внезапно стул оплыл и Найрон, поперхнувшись криком, плюхнулся в расползшуюся массу ставшей жидкой древесины. Сём перепугано вскочил, дернулся в одну сторону, в другую, спотыкаясь, побежал к кладовке, откуда вновь извлек тряпки. И на этот раз он не обошелся без удара обо что-то твердое и горестного всхлипа. Найрон, молча выхватив их у Зарика, кипя от ярости, резкими движениями вытирал одежду, разбрызгивая древесину по комнатке.

– Чтоб тебя уволили! Тогда в этой комнате, наконец, будет ПОРЯДОК!!

Метнув что есть силы в Зарика грязной тряпкой, Найрон выскочил за дверь, не думая уже о том, станет ли тот лгать, как он просил.

На уроке Лони Блума, к шумной радости Микела и Лисы, Найрон не смог правильно ответить на три вопроса из четырех и получил низший балл. Выйдя на перемене на платформу, он глубоко дышал, стараясь успокоиться. Позади послышалось радостное щебетание и к нему подошли четыре девочки из розовой сферы. Хотя, когда он обернулся, они застыли, испуганно уставившись на него. Среди них была Кри и Найрон, вопросительно глядя на нее, поинтересовался:

– Ну? И что мы так смотрим? Я что, на микраду похож?

Перешептываясь, девочки бочком, явно опасаясь выпускать его из поля зрения, отошли в сторонку.

– Эй! Кри! Можно с тобой поговорить?

Она застыла на месте, нерешительно переступая с ноги на ногу. В руках девочка немилосердно комкала тетрадку из плотной коричневой бумаги. Подойдя, Найрон вырвал из ее рук несчастную тетрадь и показал. Вскрикнув, Кри уставилась на свой конспект, превратившийся в мятый шар.

– Найрон! Я… Дай мне…

– Держи. Я просто показываю тебе, что ты сделала со своей тетрадью. Что вы от меня так шарахаетесь?

– Ну…Ты бы видел себя… когда вы с Микелом…

– Между прочим, это Микел чуть не убил меня!

– Но ты стал таким страшным, когда схватил его за горло…