– Но ведь он мог вторично поступить в школу высшей ступени и пройти испытание третьего года… – вмешался парень.

– А! – торжествующе воскликнул Гвен, – может, и не мог. Не смог заставить себя сделать это и пошел окольным путем.

– Но, Гвен, в конце концов, он же должен понимать, что это противоречит Своду правил и обычаям! – не выдержал крючконосый.

– В том то и дело, Мистар, что мы можем иметь дело с человеком, который не во всем отдает себе отчет.

– С сумасшедшим?! – подалась вперед Тэсса, приоткрыв рот.

– С сумасшедшим учителем…- прошептал парень, – Но, в таком случае, дети в опасности. Что, если ему придет в голову в следующий раз испытать свое умение на ком-нибудь из них?

Найрон сглотнул. Совершенно онемевшие ноги не давали ему полностью сосредоточиться на разговоре, но сейчас он забыл о них. Один из учителей – опасный сумасшедший! Облизав пересохшие губы, Найрон подумал, не написать ли письмо отцу, чтобы он забрал его отсюда. Может, его переведут в другую школу? Но, вспомнив об отце, он тут же вспомнил и о маме, и отбросил мысли о письме. Он ни за что, никогда не попросит у него помощи!

Снова напряженно вслушиваясь в разговор, Найрон начал молить Всевышие, чтобы они закончили побыстрее, иначе его ноги просто отвалятся.

– Мистар, – обратился Гвен к крючконосому, – я считаю, что нам нужно оставить наблюдателя и сделать вид, что мы ни в чем не разобрались. Если поднимем шум, распустим школу, это не даст ничего, кроме паники, недовольства родителей и необходимости уплотнять соседние школы низшей ступени. А мы так и не узнаем, кто это был. Пусть наш человек узнает, кто из учителей сделал это.

– И кого же вы предполагаете в наблюдатели, Гвен? – сухо осведомилась Тэсса, глядя ему в глаза, – ведь это должен быть тот, кого не видели здесь?

– Конечно, Тэсса. Думаю, Айрэ мог бы проявить себя…

– Нет!

– Тэсса, он сам просил дать ему задание. Уверен, это не опаснее, чем служба в армии, против которой вы вроде бы не возражали.

Женщина встала. Обвела гневным взглядом смотрящих на нее мужчин. Повела плечами, села обратно. Упавшим голосом пробормотала:

– Вы правы, вряд ли опаснее. Но я…

– Мы обеспечим его всем необходимым. А надежная связь у него и так имеется. Тэсса, он – лучшая кандидатура. Ведь свободных рабочих мест здесь нет, а любая замена без причин будет выглядеть подозрительно. Причину же в такой короткий срок не создашь.

Найрон почувствовал, что теряет нить их разговора. К тому же у него уже занемели не только ноги, но и руки, которыми он опирался о пол, чтобы не свалиться на бок.

Когда все они встали и, тихо что-то уточняя друг у друга напоследок, вышли из библиотеки, Найрон облегченно вздохнул. С трудом распрямив затекшие ноги, после чего по ним принялись яростно бегать иголочки, он выполз из-под стола, моля Всевышие, чтобы библиотекарь не застала его сейчас. Оставив книги на столе, прихрамывая, подбежал к двери и осторожно выглянул. Убедившись, что коридор пуст, поковылял к выходу на платформу. В голове крутились подслушанный разговор и собственные беспорядочные мысли. Найрон почувствовал, что ему совершенно необходимо где-нибудь сесть и спокойно поразмыслить надо всем. Усмехнувшись, он подумал, что лучшим местом для этого была бы библиотека. Но ему почему-то не хотелось возвращаться туда. Как будто кто-то мог подсмотреть за ним, после того, как он подсматривал за другими.

Он уже прошел мимо комнаты Зарика, когда тот выскочил из-за двери, будто поджидал его там.

– Малыш Найрон! Прошу вас, зайдите к Зарику! – умаляющим голосом прокричал Сём.

– Я не…

– Пожалуйста, будьте так любезны! – Зарик разве что не плакал. У Найрона защемило в груди, но он напомнил себе о пыльном полу в коридоре и дружелюбной компании Микела. Нахмурился. О чем Сём хочет с ним говорить? О его поступке? Но ему нечего сказать в свое оправдание… И почему он должен оправдываться перед этим уборщиком?! Найрон приготовился сказать что-нибудь грубое и пойти дальше, но лицо Зарика выражало такую надежду, что ноги сами понесли его в комнату.

Сём забегал по своему пыльному закутку. Откуда-то вытащил небольшую кастрюльку, влил в нее сок нармики из кувшина, подвесил над огнем в камине. Найрон переминался с ноги на ногу. Обернувшись, Зарик заговорил с полными слез глазами и, одновременно, с улыбкой на лице:

– Малыш Найрон так красив…У него такое светлое, прекрасное лицо, умные глаза цвета ночного неба, – Найрон вздрогнул, – его ум так быстр и точен…- Зарик приблизился к Найрону и улыбка, осветившая его смуглое лицо, внезапно исчезла, – Найрон так красив, но его поступки так черны и безобразны…

Поперхнувшись воздухом от столь резкого перехода, Найрон уставился на Зарика. Тот печально смотрел ему в глаза. Сузив их, не отводя взгляда, Найрон прошипел:

– Ты мне будешь указывать на мои поступки?! Лучше приберись в школе хоть раз, у меня чуть глаза не выскочили, когда Нитс пылью их запорошил!

– Зарик хорошо убирает, Зарик очень не любит грязь, – с обидой в голосе возразил тот, моргая.

– Оно и видно! – крикнул Найрон и, невольно сделав отталкивающее движение рукой, развернулся к двери. За спиной послышался звук падения чего-то небольшого и плеск жидкости. Обернувшись, Найрон увидел, что кастрюлька с соком упала в огонь, который делал попытки не потухнуть, и сердито стрелял во все стороны маленькими язычками пламени. Зарик, испуганно всплеснув руками, бросился к камину, споткнулся о поломанный стул и, держась за колено, подбежал к огню. Принялся доставать кастрюльку и вытирать сок с пола. Испуганно оглянулся на Найрона.

Взявшись за мягкую дверную ручку, мальчик глухо пробормотал:

– Я не специально, – вышел, захлопнув дверь.

Вернее, попытавшись это сделать. Та, как и в первый раз, лишь тихо чмокнула. Отдернув руку, Найрон брезгливо скривился: лучше бы попросил кого-нибудь из учителей подкрепить веление, хранящее дверь. И прибрался в комнате. И не лез со своим соком!

Шагая по мостку к гостиной, Найрон сердился на себя за жалость, от которой никак не мог избавиться. Жалость мешала думать, вызывала ощущение боли, жгла все изнутри. Он говорил себе, что его никто не жалеет, и что не стоит жалеть других, и что жалость – это лишь слабость. Но в голове возник непрошеный тоненький звенящий голосок:

– А маму тебе тоже не жаль?

– При чем здесь мама? – сжал Найрон кулаки.

– Разве тебе не жаль ее?

– Жаль. Но ее нет. А почему я должен жалеть других?

– Потому что ты можешь.

Найрон отрицательно мотнул головой.

Нечего запутывать себя. Нечего отвлекаться и заниматься ерундой. Зарик заслуживает такого отношения. Войдя в гостиную, Найрон взял с полки одну из своих чистых тетрадей, карандаш, выбрал укромное местечко в кресле, стоявшем в стороне от остальных, и забрался в него с ногами. Принялся думать, морща лоб и радуясь, что в гостиной нет никого из компании Микела. Лишь несколько старшеклассников, сидящих над уроками, да двое мальчиков из его класса, вдумчиво игравших в краммс за столом.

Заточив карандаш велением, Найрон принялся рисовать в тетради кружочки и ставить рядом надписи: Дэмайло, Токвин, Блум, Томс, Вест, Немиза, Эданс, Милн. Затем, штрихуя их по-разному, начал размышлять: Дэмайло и Токвин – оба высшие мыследеи. Им незачем доказывать это, а значит, их можно сразу вычеркнуть. Что он и сделал аккуратными жирными крестиками.

Лони Блум – старик, зачем ему в таком возрасте чего-либо добиваться? Перечеркнул.

Томс? Эта маленькая рыженькая? Которая вся аж светится, когда рассказывает о влиянии на живое и показывает им веления? Она любит свою работу и вполне довольна собой. Это просто в глаза бросается. Перечеркнул.

Вест. Аруго Вест. Найрон принялся грызть карандаш. Их учитель числономики явно не на своем месте. Причем, так считает не только Найрон. Он слышал, как многие задавались тем же вопросом. Почему человек, который больше всего похож на воина, преподает числономику в школе низшей ступени? Или, почему он, по крайней мере, не преподает уроки боевых искусств? Найрон несколько раз обвел кружочек с именем Веста.