– Я рад, что ты пришел. Теперь моя очередь, когда к вам лучше зайти?

– Не знаю, когда родителей не будет. И Вира. Между пятью и семью вечера.

– А я бы познакомился с твоими. Вир – это учитель? Хороший?

– Хм. Учитель. А насчет того, какой – не знаю. По мне, так ужасный, а Корвин в восторге от него был.

Рен хотел спросить что-то еще, видимо снова о Вире. Но, взглянув на Найрона, передумал. Попрощавшись, они расстались на платформе, и Найрон, отказавшись от предложения Рена провести его, поспешил домой. И успел войти в комнату со стороны платформы на мгновение раньше отца. Правда, тот был чем-то раздражен и не обратил внимания на его запыхавшийся вид.

– А где мама? – в голове почему-то мелькнула мысль, что она зачем-то осталась в школе с Корвином, хотя это был абсурд.

– Ей понадобилось срочно увидеться с давней подругой, – сдержанно проговорил отец.

– Это в Одорите?

– Ты случайно не разогрел ужин? А, ты же у нас с огнем не дружишь…- отец начал разогревать еду, управляя огнем и кастрюлями короткими взмахами рук.

Насупившись, Найрон уминал мясо, стараясь не замечать веселящихся двойняшек, которые, многозначительно подмигивая, облизывали вилки, намекая на обещанные леденцы. Не выдержал и, зло стрельнув глазами на Люциса, одними губами ответил:

– Позже.

Бросив на кровати младших обещанные леденцы, Найрон бухнулся на свою. Когда Корвин был дома и играл с Люцисом и Креей, Найрону редко бывало скучно. Обычно он всегда находил, чем себя занять. А теперь ничего не хотелось, было тоскливо. Да еще и мама все время куда-то пропадает последнее время. Наверняка это из-за той ссоры с отцом. Найрон перевернулся и зарылся носом в подушку. Ему прекрасно известно из-за чего они поссорились. Мама хотела убедить папу, а заодно и себя в том, что Найрон не низший мыследей, а тот ни за что не хотел даже допустить такую мысль. Значит, они поссорились из-за него. И теперь дуются и стараются избегать друг друга. А что ему теперь делать? Вспомнив, зачем они, собственно, уезжали, Найрон встал.

– А как прошла приемная встреча? – он робко подошел к отцу, когда тот сидел в мастерской, продлевая веления, хранящие их костяной обеденный сервиз.

Отец оживился. Не прекращая работу, он довольным голосом рассказал о том, как великолепно Корвин выполнил все задания преподавателей школы. И о том, как они с мамой им гордятся. Скрипнув зубами и, вложив в голос всю радость, какую был способен изобразить, Найрон поинтересовался:

– И много в этом году поступивших?

– Да, было больше тридцати человек и отклонили только пятерых. Приходящие учителя редко ошибаются.

В голове Найрона словно зажегся яркий огонь.

– Но все же ошибаются? – настойчиво спросил он.

Отец оторвался от работы и всмотрелся в его лицо.

– Они ошибаются, посчитав ученика сильнее, чем он есть. Но чтобы наоборот…Таких случаев не было, – он усмехнулся, – трудно не увидеть проявления силы, которая имеется в человеке. Гораздо легче проглядеть ее недостаток. В детстве всё еще так не определенно, что они могут не увидеть врожденное неумение человека контролировать какие-то свои способности. Даже в Школах высшей ступени на третьем году обучения ведется отсев.

– И кого же…

– Сильные средние мыследеи могут многое из того, что и высшие. Поэтому трудно отличить их поначалу. На третьем году это становится возможным.

– Как? – у Найрона запершило в горле.

– Довольно трудное время для учеников, – отец помолчал, – многие не выдерживают и сами уходят в школы средней ступени. Они боятся пройти через испытание, которое должно показать, кто из них действительно высший.

– Оно опасное?

– Бывает, кто-то гибнет. Правда сейчас это происходит все реже, преподаватели изобретают новые способы обеспечить ученикам безопасность.

Моя в тазу посуду, Найрон пытался разобраться в собственных чувствах. Он не мог понять, отчего его так расстроил рассказ отца об отсеве в высших школах. Уж ему, не то чтобы высшая, средняя школа не светит. Наконец, он решил, что просто мысленно поставил себя на место этих учеников. Ведь неприятно осознавать, что поступив в Школу высшей ступени и проучившись там два года, кто-то может быть отсеян. Или еще хуже, может не выдержать и уйти сам. Интересно, – внезапно скакнули мысли в другую сторону, – какой все-таки мыследей Рен? Ведь он так и не спросил его об этом.

Когда сумерки отвоевали у дневного солнца большую часть небосклона, вернулась мама, усталая, но довольная. Быстро и тихо переговорив с отцом, который хоть и продолжал сердиться, но был уже значительно спокойнее, она велела детям ложиться спать. Позже, когда младшие заснули, а папа ушел в спальню, она села на краешек кровати Найрона и прошептала:

– Сынок, завтра нам нужно будет поговорить. Это очень важно, никуда не уходи, успеешь еще с Реном увидеться.

Найрон вздрогнул. Мама даже не догадывается, что днем он оставлял сестру и брата без присмотра.

– Давай сейчас? – умаляющим шепотом предложил он.

– Мне нужно собраться с мыслями. Завтра папа уйдет на работу, и мы прямо с утра поговорим.

Но утром мамы дома не оказалось. Уходя, отец объяснил, что она решила залететь в книжную лавку, так как вспомнила, что они забыли купить Корвину книгу о варангах. Пробормотав, что теперь придется снова лететь к нему в школу, а это путь неблизкий, он выразил надежду, что мама не вспомнит еще о чем-нибудь забытом. Найрон, поняв что папа все еще не в духе, решил спокойно дождаться маму для обещанного ею разговора. Листая книжки и гадая, о чем он может быть, он не заметил, что провел в раздумьях больше двух часов. Люцис с Креей играли на платформе, и Найрон, почувствовав легкое беспокойство, вышел к ним. Оказалось, что вокруг туман. Сквозь мутную дымку можно было разобрать, разве что, ближайшие сферы. Поежившись, он попытался разглядеть что-нибудь в той стороне, откуда обычно летят караваны из города.

– Что ты ищешь? – полюбопытствовала Крея.

– Караван. Мама должна была уже прилететь.

– А какой-то пролетал мимо…- задумчиво проговорил Люцис, – совсем недавно.

– Разве? – дернулся Найрон, с досадой ругнув себя: надо было прислушиваться, туман сильно приглушает звуки.

Следующий час ожидания был самым тоскливым в его девятилетней жизни. Найрон перебрал все причины, которые могли задержать маму, учитывая, что она сама собиралась поговорить с ним о чем-то важном. Но, какую бы причину он себе не называл, все казались несущественными для такой задержки. Найрон устал от напряженного созерцания часовой колбы. Жидкость в ней, казалось, меняла цвет все медленнее и, наконец, вроде бы перестала делать это совсем. Найрон поморгал, граница цветов жидкости милостиво пришла в движение и он понял, что прошел еще час. Где-то рядом с желудком вырос ледяной ком. Мама ни за что не задержалась бы так, не случись что-то…Что-то плохое.

Сжав зубы так, что они заболели, Найрон прошел на плантацию и, спотыкаясь о щупальца и пузыри деревьев, побрел к насестам семейных шворхов. Те спали. Потрепав одного, ярко рыжего, по хохолку, Найрон надел на него сумку и вложил записку для отца. Отстегнув часть рукава, показал сонно моргающему шворху татуировку, и четко проговорил:

– Костяной цех в Одорите. Герг.

Тот, крякнув, подпрыгнул, со звуком "шворх" мгновенно отрастил крылья и метнулся в туман. Вновь потянулись бесконечные минуты ожидания. Младшие, сообразив, что мама не вернулась, хотя давно должна была, начали ходить за Найроном и канючить. Отмахиваясь от них, он гадал, залетит папа домой или начнет сразу искать ее. Ответ дал шворх, вернувшийся через четверть часа. В его сумке была записка от отца. Тот просил Найрона быть дома (как будто он и сам не догадался бы), присматривать за Люцисом и Креей и, если он разминется с мамой и она вернется раньше его – отправить шворха. Найрон не удержался и хмыкнул. Если папа будет метаться по городу в поисках мамы, шворх, посланный Найроном, не успеет облететь всех встречных и увидеть их татуировки до вечера следующего дня.