— Я мертва? — её глаза расширились. — О Боже! Ты мертва, Гвен? — голос Мик был полон эмоций. Но она больше беспокоилась о моей смерти, чем о своей.

— Нет, ты не мертва и не спишь. Я здесь. Я вернулась.

Слова вырвались наружу, и мне было трудно сдержать эмоции, поскольку мой голос дрожал. Она с любопытством смотрела на меня, проводя руками по моим рукам и обхватила мои щёки, как будто ей нужно было ощутить моё присутствие, чтобы поверить, что я реальна.

— Это правда ты? Ты действительно здесь, я не могу в это поверить! — она заплакала, а затем обняла меня. Её маленькое тело вздымалось от рыданий, и мои собственные эмоции тоже выплеснулись наружу. Я больше не могла сдерживать слёзы. Мы долго плакали в объятиях друг друга, не разговаривая. Никакие слова не могли выразить того, что могли сказать слёзы.

Наконец она отстранилась, глядя на меня своими красными, опухшими глазами.

— С тобой всё в порядке, Гвен? Где ты была?

Я глубоко вздохнула, готовясь к тому, как, чёрт возьми, я собираюсь всё это объяснять.

— Давай я заварю чаю. Это длинная история.

***

Следующим утром я проснулась пораньше и приступила к приготовлению правильного английского завтрака. С тех пор, как меня не было, Мик так похудела, что мне нужно её откармливать. Мы не спали полночи, пока я рассказала ей всю историю. Она слушала с восторженным интересом, внимая каждому моему слову. И, как я и ожидала, она поверила мне, на её лице не было даже намёка на недоверие. Для меня было катарсисом наконец поделиться своей историей с кем-то, кому я знала, что могу доверять. Словно груз свалился с моих плеч. Я действительно чувствовала оптимизм, и это было неожиданностью. Я даже включила музыку и танцевала на кухне, пока готовила.

Мик присоединилась ко мне, когда я заканчивал готовку. Я усадила её в старое папино кресло с одеялами и чашкой любимого чая.

— Я тут подумала… Нам, наверное, стоит продать этот старый дом. Думаю, мы могли бы получить за него отличную сумму. После завтрака я проведу небольшое исследование и выясню, к какому специалисту по онкологическим заболеваниям мы можем тебя записать, — начала я излагать планы, которые надумала, нуждаясь в какой-то цели.

— Гвен, остановись, — её резкий тон ошарашил меня.

— Тебе нужно вернуться.

— Что? Какого чёрта ты несёшь? Я только вернулась. Я никуда не уйду. Я здесь, чтобы заботиться о тебе, пока ты не поправишься, а потом мы сможем поступить в университет и…

— Нет, Гвен, нет! Посмотри на меня! — крикнула она мне и встала со стула, её слабое тело покачивалось под тяжестью эмоций. — Ты вообще видишь меня сейчас? Я умираю прямо на твоих глазах, прямо сейчас, и ты больше не можешь это игнорировать! — она была так зла, и я не знала, что ответить.

— Я больше не буду лечиться. Даже пытаться не хочу. Врачи говорят, что у меня есть ещё несколько месяцев, если повезёт. Я сейчас в хосписе. Ты больше не можешь этого отрицать, милая, — её тон смягчился, и слёзы начали течь по моим щекам.

— Я не верю в это.

— Неважно, веришь или нет, ты не можешь этого изменить. Но ты можешь изменить своё будущее, и я думаю, что тебе нужно вернуться.

— Ты явно не слушала, когда я сказала тебе, что меня предали! Питер хотел оставить меня в качестве домашнего животного, а остальные просто хотели использовать меня, прежде чем отправить обратно!

— Я слушала и наблюдала, как ты заново переживаешь время, проведённое с ними. Ты любишь их, и, похоже, они тоже тебя любят. Ты когда-нибудь задумывалась о том, что, возможно, ты позволила своим страхам испортить твоё рациональное мышление? Ты так и не дала им возможности всё объяснить. Ты просто ушла.

Её тело снова дрогнуло, и ей пришлось ухватиться за подлокотник кресла. Я подбежала к ней и помогла ей вернуться в кресло. Я опустилась перед ней на колени и обхватил руками её ноги.

— Мне нужно было вернуться домой, чтобы быть с тобой. Моё место здесь, с тобой, поэтому было бессмысленно возвращаться и выяснять отношения с ними. Это была всего лишь фантазия, которая не могла длиться долго, не было необходимости её продлевать.

— Знаешь, ты заслуживаешь счастья. Позволить себе быть счастливой — это нормально. Похоже, ты начала свой собственный путь в Неверленде. А у меня есть свой путь, и я приняла его. Теперь тебе нужно следовать за своим сердцем. Ты должна найти способ вернуться.

Я не мог контролировать гнев, поглотивший мою душу. Он наполнил меня, когда я разрушил оружейный погреб, когда-то бывший моим с Венди домом. Тьма, лежавшая в самых глубоких углах моей души, зашевелилась и разрослась в моей груди. Это было последствие, которого я так боялся — расплата за то, что я позволил себе полюбить её.

Теперь я был слеп в своей ярости. Я не думал рационально. Я мог только одним способом справиться с эмоциями от потери Гвен, и это проявилось в крайнем насилии. Мои руки кровоточили от разрушений, которые я причинил, но меня это не волновало. На самом деле боль была приятной. В помещении царил беспорядок, оружие было разбросано по полу, стеллажи опрокинуты. Трипп и Рай стоически держались, тусклый мерцающий свет факелов отбрасывал глубокие тени на их несчастные лица. Они молча наблюдали, как я впал в полное безумие.

Эбен нырнул в один из пней, и я замер, единственное движение было вызвано моим тяжёлым дыханием.

Его-то я и ждал.

Мои мышцы напряглись, и я бросился на него, впечатав его в стену. Я вцепился ему в горло окровавленной рукой, и мне пришлось сдерживать свой гнев, чтобы не сломать ему шею прямо сейчас. Эбен позволил мне прижать его к стене, борьба в нём полностью ушла. Он обхватил руками моё предплечье, а я усилил давление на его горло.

— Ты предал меня, Эбен, — прорычал я, мой голос звучал дико, и оглушительный гром снаружи вторил моему гневу.

— Я никогда не предавал тебя, Питер.

— Нахуй это. Ты оставил её! Я передаю её защиту в твои руки, а ты позволяешь врагу захватить её. Ты предал меня, — обвинил я, глядя в его тёмные глаза. Моя рука сжала его горло сильнее. Я знал, что перекрываю ему воздух, но он не сделал ничего, чтобы остановить меня.

— Питер! — закричал Трипп. — Пусть скажет правду, — скомандовал он, впервые отрастив яйца и бросив мне вызов.

Теперь он стоял прямо передо мной, а Райдер сразу за ним, — они оба заявляли о своём намерении остановить меня, если я собираюсь убить Эбена прямо здесь и сейчас. Я отстранился, давая Эбену возможность высказаться. Если я собирался вернуть Гвен, мне нужно было знать, что произошло. Эбен несколько раз прерывисто вдохнул после того, как я отпустил его.

— Хорошо, скажи мне, почему. Какого хуя ты её бросил?

— Лилл… Лилл пришла ко мне, — он некоторое время кашлял и хрипел прежде чем продолжить: — Она сказала мне, что Сайлас ранен. Я был у неё в долгу. Она не могла тащить его в деревню самостоятельно. Она потребовала вернуть долг и попросила меня помочь. Я думал, что Гвен будет в безопасности с Тигровой Лили в течение того короткого времени, которое мне понадобится, чтобы принести Сайласа в деревню, — признался он. В его голосе не было особой убеждённости. Было очевидно, что он сожалеет о своём решении, и я рассмеялся.

— Мне плевать, какое у тебя оправдание, ты никогда не должен был верить, что кто-то другой защитит её.

— О, так теперь ты не доверяешь Тигровой Лили?

— Ну, благодаря тебе, я никому, блядь, не доверяю!

— Думаешь, я не хотел её защищать? Я тоже чертовски люблю её, Питер! Не смей думать, что ты единственный из нас, кто любит её, — вскипел Эбен.

Он понятия не имел, что она для меня значит. Он оставил её, чтобы помочь спасти одного из многочисленных сексуальных партнёров Лилл. Думал ли он, что это достаточно хорошее оправдание, чтобы оставить Гвен без защиты? Она была моим миром, и будь я проклят, если отпущу её сейчас. Я бы не оставил её на произвол судьбы, зная, что Крюк приготовил для неё. Она была моей, и я верну её. Мне нужно было докопаться до сути. Мне нужно было знать, что произошло прошлой ночью.