— Стилет не против Злого Солнца, он за смерти. И окончательные смерти вампов ему по вкусу. А ещё я нужна Стилету живой, так что он не захочет подвести меня.
— Жуть. Я не хочу отпускать тебя одну.
— А я не хочу, чтобы тебя убили. Твоё спокойствие, наглость и везение в данном случае не спасут. А вот когда мы с Шоном всех перебьём, то, боюсь, на ногах уже держаться не сможем.
— Ага, где стояли, там уснули, знаем. Ладно, за неимением лучшего, такой план действий пока принимается. Но ты этого Бромиаса никак не учитываешь.
— А что его учитывать? Если он предатель, то сам с пути уберётся: видел, как Стилет работает. Если на нашей стороне, то поможет вампов упокаивать.
— А вдруг обманет, зайдёт за спину?
Я подумала.
— Заставлю сразу поклясться, как увижу.
Оборотень согласно кивнул.
Большую часть времени мы ехали молча, иногда Тони задавал вопрос-другой, иногда что-то предлагал. А я вслушивалась в себя. Не было у меня предчувствия беды, не было предчувствия драки, как непосредственно перед Аукционом, и меня это успокаивало. Я знала, что Шон жив, а раз нам не придётся драться, значит, он не натворит глупостей, думала я.
Тони выбрал тёмный переулок недалеко от гнезда вампов — кинотеатра. Мы затаились, не включая даже свет в машине. Я аккуратно, словно разгребая камни после обвала в туннеле, начала восстанавливать нашу связь с Шоном. Но не только я меняюсь и расту над собой, мой названый брат ухитрился так закрыться, что я не слышала ни мыслей, ни чувств. Зато чётко знала, где он, ощущала-видела, словно маяк. Меня такое мастерство и злило, и восхищало.
— Я изменилась, Седрик изменился, Шон-зараза filius numinis, всё крутеет и крутеет, — бухтела я. — Хоть кто-нибудь остаётся неизменным?
— Фрешит меняется, — словно сам себе ответил Тони, — Седрик сильно на него влияет. Кстати, наш центровой трупак стал меньше вонять, готов спорить на левое ухо.
— Твое ухо в безопасности, — пробурчала я, — Франс теперь пытается чтить равновесие и действительно стал чуть менее мерзким, чем раньше.
— Я тоже не знаю ни одного нелюдя, который остался бы прежним за последние полгода… — задумчиво произнёс Тони. — Разве что свободная стая…
Мы ждали. Четыре ночи. Пять утра. Предрассветный сумрак…
Вдруг Шон вспыхнул, его «маяк» полыхнул, и даже Тони встрепенулся, почувствовав что-то.
— Чери…
— Вспыхнул, — мрачно сказала я. — Началось. Я пошла.
— Стой, хозяйка, стой! Рано.
— Тони! Да иди ты! Кения, отдай Стилет! — я встала в кресле на колени и обернулась назад.
Но фамилиар, до этого мирно дрыхнувший на заднем сиденье, вдруг ловко спрятался за наголовниками, прижавшись к заднему стеклу.
— Кения⁈ — удивилась я настолько, что забыла разозлиться.
Он только виновато мявкнул в ответ.
— Мне что, выйти из машины и ловить тебя? Ты вообще-то мой фамилиар!
В ответ кот выдал душераздирающий жалобный звук, разрыдался прямо.
— Э-э, похоже, ты ему делаешь больно, — осторожно заметил Тони.
— Он мой фамилиар, он обязан меня слушаться!
— Ну, может, он лучше знает, — еле слышно, как бы сам себе пробурчал оборотень.
— Да что ты говоришь⁉ Фамилиар лучше знает!
Кот рыдал не переставая…
И тут до меня дошло, что мой любимый, тихий и послушный котик — не только мой фамилиар. Как Кисс я создала с Лианом, так Кению создавала вместе со Стражем. У меня тогда было очень мало сил, и Страж поделился, а значит…
— Да не вой ты! — в досаде бросила я, и кот заткнулся, навострив уши.
— Часто с ним видишься? — подозрительно спросила я.
Кения состроил круглые глаза и отрицательно помотал головой.
— Редко? — ехидно уточнила я.
Кот виновато отвел глаза.
— Ладно, пойду без стилета.
— А вот это через мой труп, — тут же отрезал Тони.
— Не заставляй тратить силы на твое усыпление!
— Хозяйка, ты б лучше прислушалась к Чери: как он там? — хитрый оборотень попытался сменить тему. — Может, уже свалил оттуда? — с надеждой спросил он.
Я прислушалась, Шон был жив и чуть сместился, наверное, перешёл в другую комнату. От досады на всех и вся я словно разбежалась и проломила преграду, созданную им, оказавшись в его голове.
«Ай!»
«Ты живой⁈» — свирепо поинтересовалась я. Глупый вопрос, признаю.
«Пати, не вламывайся больше так, туман перед глазами от боли…»
— Шхан!
Глазами Шона я увидела Бромиаса, он был в крови…
— Бежим! Чего встал⁉
— Я не могу! Нужно найти его!
— Не нужно!!! — теряя самообладание от бешенства, завопил Бромиас, и я была с ним согласна.
— В квартале на запад от чёрного входа машина. Свои. Нас ждут.
Не дожидаясь реакции Бромиаса, Шон развернулся и пошёл туда, где чуял своего. Оказавшись внутри мыслей и чувств Шона, я поняла, насколько велика его потребность помочь этому неизвестному инкубу, а может, суккубу.
«Отлично! — завопила я в его голове. — А ты не подумал, что инкуб будет голоден, что у него нет „подарка Уту“ и он на вас набросится, а?»
— Подумал. Всё будет хорошо, Пати, — он ответил вслух.
Вообще Шон был ранен, опустошён, а тут ещё и я пробила «дырку», ввалившись буквально ему в голову.
— Пати? — Бромиас всё же пошёл за Шоном.
— Ага…
Дверь оказалась заперта. Бромиас отодвинул Шона и несколько раз выстрелил в замок, потом они вдвоем выбили её.
Суккуб сидела у кровати, уткнув лицо в живот мужчине, мертвецу. Измождённому мертвецу. Она медленно оглянулась. Я успела заметить огромные глаза и болезненное совершенство черт, прежде чем вьющиеся волосы чёрной волной закрыли лицо.
— Уходите, — каркнула она. — Уходите! Или я не сдержусь!
— Я забираю тебя отсюда, — сообщил Шон. — Пошли.
Она замерла.
— А Иридас? — ошарашено спросила она.
— Его нет.
— Нет… — тихим эхом повторила она, глядя перед собой, — Иридаса нет?..
— Пошли! Или хочешь и дальше кормить трупаков собой⁈
Вдруг она сорвалась и резво-резво на четвереньках подбежала к Шону:
— Господин? Господин позволит мне людей и не будет пить мою кровь? — подобострастие исказило совершенные черты, она ухитрялась смотреть в лицо Шону, почти касаясь щекой его туфли. Потом её взгляд перескочил на Бромиаса, словно проверяя, надо ли подлизываться и к нему.
— Я позволю тебе людей, но не позволю убивать их, и я не буду пить твою кровь. Вперёд!
И она выбежала из комнаты, кутаясь то ли в простыню, то ли в накидку. Маленькая и худенькая.
«А где вампы, Шон?»
— Иридас никого не отпустил, и они все умерли вместе с ним. Бромиас дрался с Германиком и убил его.
«Убил? Я не слышала смерти filiusnuminis…»
— Бромиас, Пати не слышала смерти Германика.
— Я убил его! — зло ответил Бромиас. Он не врал.
«Он истаял или обратился в землю?» — спросила я. Измученный Шон отступил, позволяя мне хозяйничать в его теле. Бромиас почувствовал перемену, замер и нехотя ответил:
— Я не стал дожидаться.
— Надо проверить.
— Надо, — Шон словно передохнув, вернулся. — Эй!
Суккуб замерла.
— Господин? Добрые господа, надо бежать! Рыжую Смерть так просто не убить.
И словно в подтверждение её слов из коридора вывалился огромный мохнатый монстр с боевым топором в лапах. Это существо было чем-то средним между медведем и человеком.
Вот тут я пожалела, что меня нет там во плоти. Бромиас вскрикнул раненым зверем, словно прощался с жизнью, а Шон, наоборот, мобилизовался.
Чудовище перекрыло выход и потому не спешило нападать, примеряясь, как лучше расправиться с врагами.
«Дай мне силы, Пати!»
«Как⁉» — судорожно провопила я. И тут меня коснулся Тони. Наверное, я заорала в голос, и он попытался меня успокоить. Я тут же вспомнила, как спасала его, и представила Шона здоровым, весёлым…
«Нет! Дай мне клыков и когтей!»
С перепугу я вдруг резко представила огромные железные лезвия у него на пальцах и выскакивающую изо рта зубастую змею…