Ничего интересного, в общем-то. Были неплохие выкладки, но Сервус едва ли продвинулся дальше меня. Исписано было всего половина тетради, и за час беглым взглядом я все просмотрела, а потом заметила кое-что странное. Некоторые страницы в оставшейся части тетради были изогнуты, на них явно проливали воду, которая потом высохла. Вот только помню, как тоже однажды пролила воду на свои записи, и все странички изогнулись вместе в один и тот же изгиб. Здесь же каждая была выгнута по-разному, словно воду на них проливали отдельно на каждую, и очень слабо, почти незаметно, будто каплями брызгали.
Я подвинулась ближе к столу и заинтересованно раскрыла тетрадь на этих пустых страницах. Николас, который к тому моменту заканчивал очередное наверняка важное письмо, отвлекся от своего занятия и с интересом пронаблюдал, как я трогаю на ощупь и нюхаю эти листики, как пытаюсь посмотреть сквозь них на свет. Однако посмотрев на то, как сильно я была увлечена процессом, спрашивать ничего не стал, остался терпеливо ждать. Я покрутила тетрадь в руках так и эдак, а потом, осененная идеей, воодушевленно вскочила с места и заметалась взглядом по комнате.
— Свеча! Где у тебя здесь свечи? — я бросила взгляд на него.
Он молча указал пальцем на комод, и я подскочила к нему и выхватила оттуда новенькую свечу и спички, а затем так же активно рухнула обратно на стул перед столом.
И я угадала! Стоило лишь немного поводить огнем под страничкой, как на ней стали появляться надписи. Николас с интересом разглядывал, как я читала их, тихо шевеля губами, расшифровывая текст. Раз Сервус их так сильно скрывал, значит, тут что-то интересное. Но прочитав совсем немного, я разочарованно подняла взгляд на Николаса и пожаловалась:
— Не понимаю, что такого он пытался спрятать. Это про его ученика.
— Прочти вслух, — попросил он.
— Мальчик утверждает, что уже неделю не видит сны, — читала я. — Я ему не верю. Уверен, он что-то от меня скрывает. Этот мелкий гаденыш уже сообразил, что его дар бесценен, но почему он не хочет со мной делиться своими пророчествами? Я хорошо с ним обращаюсь, я скрываю его от Уробороса, чего ему еще надо? Может, лучше его убить? Меньше проблем будет.
— Хм. Да, ученика жаль, — согласился Николас с очень давно сказанными мною словами.
— Я ничего не понимаю. Что ван Грейн скрывал от Уробороса? Какие пророчества? — я оторвала взгляд от неровно проступивших на бумаге строчек и вопросительно посмотрела на него.
— Это одна из запрещенных Старейшинами магических школ. Ее называют школой Сновидчества или Сновидений, а таких магов — сноходцами. Относится к категории ментальных, как и моя. Ее особенность — возможность предсказывать будущее.
— Звучит опасно, — согласилась я. — Чародей с такими возможностями — это как обезьяна на бочке пороха с огнем в руках. Но если эта школа так сильна, то почему Старейшина-сноходец еще не убил остальных, раз они не ладят? Ведь в его руках такая сила!
— Этот Старейшина мертв давным давно. Полагаю, его убили одним из первых и школу запретили сразу. Мальчик, к сожалению, не жилец. Он не нужен ни Старейшинам, ни нам.
— А третьему кругу почему не нужен? — я не совсем поняла.
— Потому что мы не можем гарантировать его лояльность, и у него нет никаких причин быть нам лояльным. А нелояльные сноходцы весьма и весьма опасны. Если оставить его в живых, он разрушит все наши планы, а мы даже не заметим этого.
— Какие планы? Наверняка те же, ради которых ты решил рискнуть, подставляя меня? — я подняла бровь.
— Что ты имеешь в виду? — он выглядел спокойно и невозмутимо, но я была уверена в своих выводах.
— Я говорю о том, что ты или Рихард могли уже давно прийти ко мне и доходчиво объяснить, что мне не надо светиться со своей новой школой. Но вместо этого вы решаете принять меня в третий круг, сунуть прямо под нос Старейшинам, у которых ко мне только одно — убить, стоит им лишь узнать, кто я.
Николас вздохнул:
— Об этом я тоже собирался пообщаться вечером вместе с тобой и Рихардом.
— Общаться здесь не о чем, — я закрыла тетрадь и сложила ее к себе на колени. — Я переведу все написанное в этой тетради и расскажу вам. У вас по-прежнему вся моя лояльность и все мои возможности, но я отказываюсь служить этим… Старикам.
Николас смотрел на меня задумчиво, не перебивая, к концу моих слов его руки оказались сложены в один кулак, в который он упирал свои губы и подбородок.
— Мне казалось, раньше ты хотела стать частью элиты. Хотела попасть в общество тех, кто может тебя понять и разделяет твои убеждения.
— Хотела, — согласилась я. — Я хотела больше власти и возможностей, но не чтобы ими упиваться. Я хотела изменить Уроборос сверху, с головы. Мне казалось, что третий круг — идеальный шанс воплотить это в жизнь, но он оказался так же бессилен, как и второй. Ну, а Старейшиной мне не стать. Следовательно, все это бессмысленно.
Я встала и продолжила:
— Мне пора. И да, кстати, свои попытки продвинуть новую школу я закрываю. Потому что жизнь моя мне еще дорога, — моя и Адельгейды, но этого я не сказала.
Я замолчала, ожидая, не будет ли возражений. Как знать, вдруг дороги назад для меня уже нет. Но возражений не было, Николас лишь кивнул в ответ:
— Я понимаю причины твоего решения. Будь добра, переведи записи ван Грейна сразу, как только появится возможность, но оставь информацию только в голове, расскажешь нам с Рихардом все вслух. Если Рихард явится к тебе раньше, чем встретится со мной, отправь его ко мне, нужно поговорить о том, как он упустил парня. Если парень заявится к тебе, просто убей его.
— Сами убьете, — недовольно скривилась я, прижав к себе тетрадь обеими руками, словно она могла меня защитить. — Мне он ничего не сделал.
Николас посмотрел на меня еще пару секунд, а затем опустил взгляд к своим бумагам, собираясь дальше ими заниматься:
— Когда Рихард вернется, нам всем нужно будет поговорить, — сообщил он, заканчивая разговор.
Надеюсь, меня не отправят вслед за этим парнишкой на тот свет за то, что слишком много знаю. Наверняка Николас не станет, а вот Рихард — другое дело. И то, что мы с ним готовы сутками проверять кровать на прочность, ровным счетом ничего не значит. Тут Ада права, он опасен, как дьявол.
Я развернулась и покинула помещение.
Остаток вечера я посвятила более подробному переводу написанного в тетради. Узнала много нового и интересного о школе Сновидчества. Судя по тому, что пишет Сервус, этот парень очень даже себе на уме. Мне жаль, что я пустила его в свой дом, кто знает, что он мог увидеть или даже уже натворить. А еще, если он хочет выжить, ему сейчас нельзя нигде появляться. Вообще. Иначе Рихард его найдет и точно убьет. Зато сноходцам с магией повезло: хаотика молодых сноходцев не убивает их, она заставляет их очень много спать, но этим все и ограничивается. Впрочем, выжить такому в одиночку все равно не получится, потому что «много» в данном случае — это «почти круглыми сутками».
Следующим утром я сидела перед трюмо в домашнем платье в своей спальне и через зеркало смотрела, как сосредоточенно Ада возится с моими волосами. Я отказалась вступать в третий круг, и степень угрозы для нее значительно уменьшилась, хотя ей все равно нужно быть осторожной, ведь теперь третий круг будет рядом со мной всю мою жизнь. Она уже почти взрослая, ее хаотическая магия должна уже скоро успокоиться, а там и до статуса мага первого круга недалеко. Хотя маги школы Тьмы, к которой она принадлежала, обычно в этом смысле задерживаются дольше прочих школ, так что, возможно, моя помощь будет ей требоваться еще долго.
Она уже добивала последние штрихи моей прически, когда дверь в комнату распахнулась и в проеме возник растрепанный с дороги, но, как обычно, неунывающий Рихард. Он оценивающе посмотрел на пустую кровать, перевел взгляд на нас обеих, изумленно уставившихся на него, и спросил у меня:
— А где Николас? Что, заездила его совсем?
— Откуда мне знать, где он? — я пожала плечами. — О чем ты думаешь вообще?