— О, правда? Какой приятный жест с твоей стороны. Однако чародеям моего уровня стоит оставаться инкогнито.

Его ответ был очень аккуратен. Он понимал, что для меня это очень щекотливая тема, и он ответил максимально деликатно. И тем не менее, он заподозрил меня в том, что я делала это для него. Так вот он был не прав, я не собиралась и не буду бегать за ним, как собачонка!

— Я не пыталась сделать приятное, всего лишь предложила удобство…

Сказала и сразу пожалела, ну какой смысл был все это говорить. А впрочем, раз уж начала, то всё, не могу больше молчать! Его поступок — это было так обидно! Так больно!

— Ты вот вроде взрослый мудрый чародей, Николас, и даже двадцать лет назад таким был. Но неужели нельзя было сказать о своем отъезде нормально?

Он посмотрел на меня и внезапно выдал:

— Мне снова пить противоядие?

Это вот он что, пошутил сейчас? Да я в жизни не слышала, как он шутит. Это настолько меня удивило, что все возмущения просто ошалело сбились в кучу, и всё это отразилось на моем лице:

— Ты — и шутишь?

Он вздохнул, словно самую малость пожалел или даже застыдился своих слов, хотя оба эти чувства ему не свойственны:

— Да, мой первый помощник пагубно на меня влияет. Ты уже имела неудовольствие познакомиться с ним. И думаю, ты разделяешь мое мнение, что ему следовало бы почаще молчать.

Это он наверняка о Рихарде. Ну да, стоило бы. Он бывает чересчур активен. И это подняло мне настроение. Успокоило. Весь наш разговор меня успокоил. Всё хорошо. Он не злится, а я с удовольствием снова купаюсь в волнах его спокойствия. И мне не хочется рядом с ним злиться или нервничать, как же давно я забыла это чувство. И в глубине души я просто улыбнулась его возвращению. И Николас сидел спокойно и ровно, никаких резких движений, никакой суеты:

— Что ж, ну а теперь расскажи мне о ваших с Рихардом успехах.

И по нему видно: он спрашивает не чтобы рассказать нам потом, как плохо мы сделали свою работу, он действительно просто хочет узнать информацию. И я выдала ее как можно более полно и при этом кратко:

— На обыск разрушенной лаборатории Рихард взял меня с собой, чтобы я смогла изготовить яд против Бэккер. Мы вытравили из канализации всех ее насекомых-мутантов, но сама она ушла, и мы пока не знаем куда.

— Что ж, первый шаг сделан, и шаг немалый, — он кивнул. — Ты молодец.

И вот тут я снова смутилась, но теперь уже от похвалы. Среди магов вообще хвалить не принято, гордость не позволяет. А вот Николас хвалить за заслуги не стеснялся, но при этом никогда не хвалил просто так. Он тем временем продолжал:

— Обычно Рихард не имеет привычки хвалить других людей, предпочитая замечать только собственные заслуги. Но его заслугам стоит отдать должное. Многие пророчат ему мое место.

Его место? Что это значит? Какое место? Он имеет в виду круг обязанностей? Если так, то мои мне никто не объяснял.

— И каково же твое место? И каково мое?

— Третий круг — общество равных. Но все мы люди. А людям нужен тот, кто будет их направлять, и так каждый занимается своим делом, не отвлекаясь на чужое, — он явно имел в виду себя. — Что касается тебя, как я уже сказал, Рихарда пророчат в мою смену, но у меня есть кандидат получше. И он сидит передо мной.

Вот тут у меня дар речи пропал. Я? Но я не могу, я учёный, а не какой-нибудь, скажем, премьер-министр. Да и куда мне занимать его место, оно ведь все еще его. Или он собирается уходить? Или знает, что его хотят убить? Ужасно даже просто представить, что будет, если я его снова потеряю. И это будет уже не просто «уехал», это будет необратимое «умер». Но я не хочу остаться без него!

Пока эти мои мысли в панике метались в голове, карета остановилась. И я поняла, что просто не могу промолчать:

— Но я не хочу быть твоей сменой! — помимо моей воли в голосе звучала выдающая меня с головой паника.

Он улыбнулся мне такой доброй улыбкой, какой умел улыбаться только он, поднял руку и положил ладонь мне на щеку:

— Вот поэтому это и должна быть ты, — он мягко погладил мою щеку большим пальцем. — И не волнуйся, я собираюсь оставаться на своем месте еще лет эдак сто минимум.

И все это шарахнуло мне в голову новым зарядом положительных почти забытых эмоций, и я так и осталась сидеть, замерев. Николас убрал с моей щеки свою руку нехотя, но предназначенная мне улыбка так и осталась на его лице, когда он отворачивался, чтобы покинуть карету. А я, так и не сумев сказать ни слова, просто осталась внутри.

Николас был любовью всей моей жизни, и если не скрывать ничего от самой себя, он ею же и остался. Я все еще люблю его, и мне нравится это чувство. У любви нет ревности, нет границ, нет правил и нет эгоизма. Любовь — это лично мое, это то, что я к нему испытываю, это желание, чтобы у него все было хорошо, это радость за его победы и желание утешить его в горести. И вопреки расхожему мнению, настоящая любовь не приносит боли, потому что она не тянет за душу, как ревность, и не требует ничего взамен, как желание получать внимание. Просто при взгляде на объект любви становится хорошо, как мне и было с ним рядом.

Чтобы хоть как-то угомонить свои эмоции, по прибытию домой я сразу отправилась в свою лабораторию в подвале. Однако это не помогло, все валилось из рук. Я умудрилась пролить и смешать вместе пару реагентов, с которыми этого делать не стоило, а еще переборщить с количеством для другого состава, в итоге жидкость, шипя и пенясь, радостно перелилась через край мензурки и растекалась по всему полу как раз тогда, когда внутрь шагнула Ада.

— Не наступи! — бросила я ей.

Девушка несла в руках поднос с едой и чуть не выронила его от неожиданности. Она замерла перед самой лужей и осторожно посмотрела мимо подноса вниз:

— А что это?

У меня было слишком хорошее настроение, и я даже с улыбкой пошутила:

— Вполне возможно, оно тебя сожрет.

Адельгейда не сочла это шуткой и забавно попятилась на пару шагов назад, стараясь не уронить поднос, отступая к ступенькам. Впрочем, неудивительно, я и вправду иногда делала тут то, что могло сожрать.

— Зачем ты это принесла? — я покосилась на ее поднос.

— Вы сегодня не завтракали и не обедали, — она была возмущена этим фактом.

— Я не просила обед, — я отвернулась обратно к пробиркам.

— Ну а я вот, принесла.

Она уже давно взрослая, а все еще упрямая, как мелкая девчонка! Все старается позаботиться обо мне. Конечно, мне это приятно, но я бы предпочла, чтобы она проявляла это в других вещах. Например, была внимательнее, когда дело касается действительно серьезных вещей вроде правил магов.

— И ты догадалась принести это сюда, — в моей лаборатории могло случиться все что угодно.

— Если бы я не принесла, вы бы и не вышли, — парировала она. — Вы очень увлекаетесь, так нельзя!

Что ж, не могу сказать, что она совсем уж не права. Да и сейчас, прислушавшись к себе, я поняла, что есть в самом деле хочется. И я вздохнула в ответ, молча соглашаясь, и начала стягивать с себя перчатки:

— Неси наверх, скоро приду, — мне нужно было пару минут прибраться здесь и расставить все по местам.

— А вот если бы тот тощий чародей пришел, вы бы сразу вышли, — она обиженно надулась, но пошла с подносом наверх по ступенькам.

Похоже, Рихард ей серьезно не даёт покоя. Но не в том смысле, в каком я бы хотела, не опасается его, а банально ревнует и явно хочет поговорить об этом. Что ж, помню и я себя такой, и в таких случаях Николас просто терпеливо ждал, пока я заговорю сама. Вот как сегодня в карете. Ох ты ж черт, а ведь и правда. Вела я себя так же глупо.

Разобравшись с лабораторией, пока все это обдумывала, я поднялась до небольшой столовой, где обычно мы с Адельгейдой принимали пищу. Себе она ничего не стала готовить, видимо была не голодна. Я же начала есть, ожидая, пока она начнет говорить, но она молчала. В отличие от Николаса, мои нервы железными не были, и я покосилась на нее, мнущуюся в сторонке: