Диктис Критский говорит, что, узнав о происшедшем, Менелай, хотя и был глубоко взволнован похищением жены, однако, гораздо больше возмущался обидой, нанесенной его родственникам. Когда наблюдательный Паламед заметил, что потрясенный Атрид совсем потерял рассудок от гнева и негодования, он сам снарядил для него корабли, оснастив их всем необходимым, и причалил к берегу. Затем, наскоро утешив царя и погрузив на корабль то из доставшегося ему по разделу, что в таком трудном положении позволило время, он заставил его взойти на корабль, и они отплыли. Так, при благоприятном ветре они быстро пересекли Критское море и уже через несколько дней примчались в Спарту. Туда, узнав о произошедших чрезвычайных событиях, уже съехались Агамемнон, Нестор и многие другие греческие цари из рода Пелопа.

Аполлодор же говорит, что, как только Менелай узнал о похищении своей супруги, то сразу отправился в Микены к брату Агамемнону и стал просить его собрать войско против Трои, вербуя героев по всей Элладе.

Многие удивляются почему Менелай не организовал немедленной погони и хотя бы не попытался настигнуть похитителя вместе со своей прекрасной женой по горячим следам, как это сделали Диоскуры сразу после похищения Елены Тесеем? Тесей уже провел реформы синойкизма (совместное заселение) и объединил всю Аттику вокруг Афинского Акрополя, и новый полис стал одним из самых могущественных в Элладе. Тем не менее была выслана погоня, которая в спешке была плохо подготовлена и, дойдя до Тегеи, не имела успеха и повернула назад. Тогда Кастор и Полидевк прибыли в поисках Елены с небольшим войском в Аттику и приступили к настоящим военным действиям, которые вскоре увенчались успехом, и сестру они возвратили…

Как рассказывает Даррет Фригийский, Кастор и Поллукс, как только услышали, что их сестра Елена опять похищена, и похититель троянский царевич Парис, сразу взошли на корабли и отправились в преследование, но поднялась ужасная буря, и больше их нигде не видели потому, что они по решению Зевса стали бессмертными.

Менелай же, хоть совсем не был трусом, многие его называли даже слугой неистового мужеубийцы Ареса, стал, как ребенок, жаловаться старшему брату и взывать о помощи к другим царям.

В «Илиаде» Гера говорит, что она и необорная дочь Эгиоха-Кронида Афина, явившись в Менелаю, обнадежили его, сказав, что, организовав поход на Трою, ее разрушителем победоносно домой он вернется.

Дион Хрисостом в «Эвбейской речи» говорит, что гость (Парис) разорил дом Менелая, похитив, кроме многих сокровищ, и его жену, его дочь сделал сиротой и уехал за море. После этого Менелай немало времени потерял, странствуя по всей Элладе, оплакивая свое несчастье и прося каждого царя о помощи.

Стаций же говорит о праведном гневе, которым была вся объята Европа, безумием битв воспылав. К справедливости, к возмездию цари призывают; конечно, всех по кругу обходит Атрид, чью жену не украли. Он в рассказах своих умножает коварство троянцев: будто бы подло увезли питомицу Спарты могучей, дщерь небожителей, будто бы попрано было все разом кражей этой одной – и закон, и вера, и сами бессмертные боги.

Агамемнон отправил вестника к каждому царю, напоминая о принесенной ими клятве и советуя каждому подумать о безопасности собственной жены (ведь многие из бывших женихов за 10 лет, прошедших после клятвы, обзавелись супругами), говоря при этом, что оскорбление нанесено всей Элладе в целом.

Агамемнон, как могущественный царь златообильных Микен, по предложению брата Менелая был избран верховным вождем всего греческого войска, которое начали собирать остальные цари, собравшиеся в поход на Трою. Перед принятием всякого важного решения у эллинов было принято обязательно советоваться с оракулом. Поэтому Агамемнон сразу после избрания пастырем всех народов Эллады посетил Дельфийский храм, самый прославленный оракул во всей Ойкумене.

Ввиду особенных обстоятельств Атрида пустили не только в целлу, но и во внутреннюю часть храма, куда допускались очень немногие. В этом недоступном для обычных вопрошающих месте – адитоне (святая святых) находился золотой кумир Аполлона. Здесь же было лавровое дерево, священный источник и Омфал из белого мрамора с двумя золотыми орлами, которых Зевс выпустил с западного и восточного пределов мира, а в точку их встречи метнул камень, ставший центром мироздания – Омфалом – Пупом Земли. Дельфийский храм, благодаря всегда сбывающимся предсказаниям оракула стал на многие века средоточием всей Греции.

Агамемнону в лавровом венке и с шерстяной повязкой на голове не пришлось долго ждать встречи с Пифией, которой вдохновенье в душу влагает Делосский бог и грядущее только ей открывает. Сразу по прибытии в Дельфы, утесами грозные, он в сопровождении жрецов профетов вступил в священный покой, чтобы вопросить бога о том, как и когда они победят в будущей войне с троянцами.

Надышавшаяся испарений, поднимавшихся из глубокой расщелины, где догнивал бывший когда-то ужасом для всего Парнаса огромный змей Пифон и, омывшаяся в Кастальском источнике и испившая из него, прорицательница воссела на свой знаменитый треножник, принесенный в дар Аполлону греками после Платейской битвы. Это седалище Феба, выполненное в виде золотой чаши на медной подставке, состоявшей из трех обвивающих друг друга змей, головы и хвосты которых вверху и внизу были обращены в разные стороны, однажды выдернул из – под нее разбушевавшийся Геракл. Затем Пифия молча пожевала душистый лавр, который рос в изобилии у подножья Парнаса и быстро пришла в божественный экстаз. Впав в состояние высокого поэтического вдохновения, идущего от Муз, а не в буйный дионисийский экстаз, Аполлонова Дева без всякого гекзаметра, введенного первой заместительницей бога Фемоноей, быстро голосом идущим, как бы из пупка, изрекла:

– Распря-Вражда меж самых знаменитых ахейцев будет знамением добрым для их долгожданной победы.

Это предсказание дал Делосский бог женскими устами в самом начале бедствий, ниспосланных царем богов на троян и данаев, но Агамемнон его помнил все годы, как свое имя. Вернувшись из Дельф, Агамемнон первым делом позаботился о том, чтобы заполучить в ряды собираемого им войска искусного прорицателя, которому можно было бы доверять. Самым знаменитым в Элладе в то время был халкидонянин Калхант (Калхас). Он был не только сыном прорицателя Фестора, но и внуком лучезарного Аполлона, от которого и получил божественный дар предсказания.

Гомер поет, что Калхас Фесторид, превосходный гадатель по птицам. Ведал, премудрый, он все, что было, что есть и что будет.

Калхант явился к Агамемнону в обычной сетчатой одежде предсказателей, с позолоченным венком на голове. Он был невелик ростом, худощав, но с большой головой, обросшей длинными никогда не знавшими гребня черными волосами и всклоченной темной бородой. В отличие от многих других предсказателей, ослепленных богами за разные проступки (чаще всего – за разглашение божественных тайн), он был не с пустыми глазницами, возможно потому, что в своих предсказаниях он всегда соблюдал осторожность. У него были светло голубые глаза, которые редко смотрели на того, с кем он говорил, он обычно смотрел в небо или наоборот, себе под ноги. Однако, если он на кого-то начинал смотреть, то немигающих глаз уже не отводил, и люди не могли выдержать его взгляд и отводили глаза или начинали часто моргать.

Взглянув пристально на владыку Микен, Калхант не спешно, как бы взвешивая свои слова, дал свое первое предсказание о Троянской войне:

– О Агамемнон, самым могущественный правитель Эллады! Тебе судьба по праву предназначила быть владыкой всех ахейских народов, которые приплывут под мощные стены града Приама, чтоб до основания их разрушить. Сейчас ты собираешь по всей Эллады всех прежних женихов Елены Прекрасной, поклявшихся защищать ее избранника и других царей, которые пожелают участвовать в походе на Трою. Так знай же, что священную Трою невозможно захватить без участия в войне быстроногого Ахиллеса, сына Пелея и среброногой Нереиды Фетиды. Пелид не был среди женихов Елены потому, что тогда ему было слишком мало лет, но сейчас он, несмотря на юные годы, самый могучий воин во всей Ойкумене.